Наша светлость - Демина Карина (серия книг TXT) 📗
— Смотри. — Урфин разворачивает Тиссу к солнцу, такому яркому, что она слепнет.
Ненадолго.
Смотреть? Тисса смотрит, опасаясь моргнуть, чтобы не пропустить чудо. В желтом мареве, в пене туч, в белом кружеве снегопада плывут тени. Огромные. Неторопливые.
Кружат крылатки. И трубный рев рога врывается в чужую песнь, заставляя вздрогнуть.
— Они же не собираются…
— Нет. Ашшарцы считают, что паладины перевозят души умерших за море, в страну, где нет войны.
Корабль складывает паруса, и Тиссе видится в том подобие поклона.
А гиганты приближаются. Они спускаются к самой воде, придавливая волны тяжестью теней. И огромные плавники вспарывают сизую гладь.
— Встреча с паладинами — большая удача…
Палуба наполняется людьми. Их так много.
— …у каждого есть кто-то за морем. Друг. Родич. Враг.
Трое. Двое взрослых. И один совсем юный, он то падает на воду, поднимая тучи брызг, то взлетает, почти теряясь среди облаков. Уже оттуда зовет. Голос-смех.
— Если сказать паладину, то он передаст слова.
Тисса хочет сказать. Маме. Отцу. Дедушке… она так редко говорила им, что любит. И наверное, они волнуются. За нее волноваться не следует.
У Долэг все хорошо. И у Тиссы.
Сейчас и дальше тоже. Тисса верит.
В желтых глазах паладина — зеркала — отражается она и Урфин, который замолчал, и лицо у него сделалось очень серьезным. Тисса слышит шепот, но не слова.
Это личное.
И она лишь может попросить, чтобы слова достигли края моря. Пусть тот, кому они предназначены, услышит и простит.
Чудо длится долго. Но паладины все-таки уходят, и мир пустеет. Только Тисса больше не одна. И взгляд цепляется за взгляд. Разговор без слов, но Тисса знает — ее поняли.
Сегодня ночью она не останется одна.
Еще одно неоконченное дело, которое Кайя откладывал, поскольку из всех дел, оставшихся неоконченными, именно оно грозило причинить боль. И не Кайя — он привык, пусть бы и не устал удивляться людям. Более того, сейчас он понимал Тень куда лучше, чем понимал Кормака или прочих с их неуемной жаждой власти, и оттого чувствовал себя виноватым.
Всего два имени. Урфин сделал ставку, но ошибся. Он слишком долго и люто ненавидел, чтобы эта ненависть не повлияла на выбор. И угадай Урфин, Кайя был бы рад.
Дверь была приоткрыта.
Опоздал?
Или его ждали? Приглашали на встречу?
Стучать Кайя не стал.
В первое мгновение показалось, что комната пуста. Окна открыты настежь, и белые языки снега лежат на паркете. Камин погас, а свечи живы, три из семи, но этого хватает. В зыбком круге света — бутыль вина и кубок в руке, изрезанной морщинами. Она выглядит слабой — еще один обман.
— Вы все-таки пришли. — В голосе человека слышится немалое облегчение. — Я устал ждать.
— Я принес тамгу.
Кайя положил золотую пластину на стол.
— Выпейте вина. Вам не повредит… — Человек подвинул собственный кубок.
Вино имело характерный запах.
Волчья травка.
— У нас есть полчаса. Хватит, чтобы поговорить. Присаживайтесь.
Кайя воспользовался предложением. Стул был слишком мал и изящен для него, но вес выдержал.
— Где ваша дочь?
Она не покидала пределов замка. И даже собственных комнат, пусть бы Кайя и не отдавал приказа запереть ее.
— Там… — Слабый взмах. — Обе там. Она и ее тень.
Для обычного человека чернота кажется непроглядной, но Кайя видит то, что ему хотят показать: медвежья шкура у открытого окна и две женщины, обнявшие друг друга. Они заботливо укрыты простыней и мертвы, вероятно, давно. На лицах их, на обнаженных руках — снежная корка. Рыжие и черные волосы переплелись, словно эти двое и после смерти не желали расставаться.
— Я предлагал ей уйти. Обещал спрятать. Защитить.
По щекам Макферсона ползут слезы.
— Она не поверила.
Кайя позволил себе подойти ближе. Глаза женщин были открыты.
— Я не смог. Им надо было видеть друг друга.
— Вы догадывались?
В разговоре нет необходимости. Макферсон умирает. Кайя способен вывернуть его разум и при толике удачи получить гораздо более полную информацию.
— Да… наверное. Я мог бы догадаться, но я человек. И не желал верить, что ее ненависть зашла так далеко. Для меня она все еще маленькая девочка…
— …которую вы продали.
— Предал, — поправил Макферсон. — Вы же помните, какое было время? Казалось, без помощи не выжить. У меня четыре сына. И дочь. Цена высока, но… род важнее. Так мне казалось. Одним ребенком я выкупил жизнь остальных. Никогда так не делайте.
Чтобы вывернуть человека наизнанку, достаточно нескольких секунд. И Кайя может позволить ему говорить, тем более что он не уверен в собственных способностях: прежде не всегда получалось.
— И где мои сыновья? Не война, так болезнь, не болезнь, так… от судьбы не уйдешь. Остался лишь Нияр. Он хороший мальчик и… слишком молод, чтобы отвечать за наши ошибки. Мертвых не судят, верно?
И Нияр Макферсон, последний из некогда могучего рода, сохранит титул, земли и состояние деда, которому осталось не так и много. Лорд-казначей спешит договорить:
— Я хотел, чтобы она вернулась домой. Судился… не потому, что ненавидел. Нельзя ненавидеть своих детей…
Можно. Равно как использовать.
— …любил. Пытался сказать — не верила. Тот суд… ее нельзя было оставлять одну. Слишком много черноты. Слишком много злобы. И Нияра пыталась отравить своей ненавистью, моя ядовитая девочка… поэтому забрал…
Кайя встал за человеком, который не попытался уклониться от прикосновения.
Агония еще не началась, но уже недолго.
— …глупая… я бы не позволил ее тронуть. Спрятал. Вывез из страны. А она предпочла умереть. Сказала, что ей от меня ничего не надо. И что поздно… ничего не изменить… она сделала то, что должна была… мир меняется. Вы не остановите это. Ни вы, ни ваша тень.
— У меня нет тени.
— Пока нет. Она так сказала: пока нет. У вас не будет выбора. Ваш друг сделает то, что должен. И вам придется заглянуть в глаза своей тени. Как ей когда-то. Это будет справедливо. Ей так хотелось справедливости.
Кайя убрал боль и остановил мышечный спазм.
— Не понимала… не понимала, что Кормак ее использует. С самого начала… подсказал… направил… враг моего врага… я был для нее врагом и остался до последнего. Делайте то, что должны. Но я почти ничего не знаю.
Макферсон не лжет.
Он и в самом деле не знает почти ничего.
…две девочки играют в зеркало, и одна повторяет движения другой…
…делят наряды…
…шепчутся…
…пришивают к платью высокий воротник, чтобы скрыть серебряную полосу ошейника…
…наказана одна, но плачут обе…
…держатся за руки… смотрятся друг в друга, и уже не понять, кто чье отражение…
Решили за них, кто-то, кто имел право и правом воспользовался, возможно, не желая зла, но действуя так, как было принято. Четырнадцать лет — хороший возраст, чтобы изменить сознание.
Кайя ведь знает.
Он идет дальше, вытягивая правду. Разговор на повышенных тонах, и неудачная фраза, которая ломает все:
— Мир так устроен.
— Это неправильный мир. Я изменю его.
Страх Макферсона, что Ингрид действительно попытается. Она слишком молода, чтобы понять, насколько это опасно — менять устройство мира. Суд. И снова суд… она оступится и погибнет.
Нияр последним аргументом.
И неудача.
Ингрид слишком верит в цель, чтобы отступить. И не торопится. Год и снова год… Макферсон наблюдает, постепенно уговаривая себя, что все не так плохо, как кажется.
Любая боль утихает со временем.
А ненависть становится крепче.
— …он решил, что рядом с тобой Ингрид начала оттаивать, и потому предложил союз. Сына вернул.
Я слушаю Кайя, но как бы издалека. И не могу поверить в то, что слышу.
Кайя не лжет. Но я все равно не могу поверить.
Ингрид больше нет?
А она была когда-нибудь, та, которую я знала?
