Эхо драконьих крыл - Кернер Элизабет (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗

И тут до меня донесся звук, подобный бьющемуся стеклу, и присоединившийся к нему крик боли. Ничего более глубокого и тоскливого я в жизни не слышала и вся содрогнулась. Идай и Хадрэйшикрар стенали. Акор был мертв.

Несмотря на эту жестокую правду, я продолжала искать его: взывала к нему сердцем и разумом, громко кричала, но ответом было лишь молчание. Голос его замер у меня в сердце; звук последних слов затерялся в отголосках памяти. Мне никогда не забыть его слов, но я ни разу больше их не услышу.

Мертв.

Это он должен был оплакивать меня, стоя над моей могилой, по меньшей мере еще тысячу лет.

Я извивалась от боли, словно в живот мне воткнули кинжал. Это не было жизнью, я чувствовала себя теперь лишь половиной личности. Другая моя половина лежала дымящейся грудой в пещере, утраченная навсегда, не оставив мне никакой надежды.

Покачиваясь, я приподнялась с мокрой листвы, встав на колени, обнимая себя руками, словно стараясь удержать в себе жизнь. Я давила в себе крики, но они вырывались наружу то приглушенным хныканьем, то пронзительным стоном, который даже мне казался ужасающим. Эхо смерти витало в моем разуме, в моем теле, и я не могла больше этого выносить.

Я все время жила своей мечтой, а оказалось, что действительность по сравнению с ней невыносима. Я прокляла тот день, когда покинула Хадронстед. Если бы я ограничилась лишь мечтами, они до сих пор ласкали бы мне душу, а он по-прежнему был бы жив. А теперь мы оба утратили свои мечты навсегда.

Я была одинока, словно оказалась в пустыне. Боль этого горя была непереносимой. Мне хотелось умереть, я ждала, чтобы сердце мое разорвалось, чтобы смерть перестала бродить где-то вдали, а явилась за мной.

А в застывшем воздухе, заглушая мою горесть, послышался чудесный голос, приветствовавший рассвет. Песня была глубокой и проникновенной, и в ней чувствовалась любовь, которую не могло затмить никакое горестное настроение. Она разрасталась, подобно дереву, уходя корнями в прошлое и возносясь вершиной к утреннему небу, — неизменная, преисполненная жизни и смеха. И у жизни, которую она воспевала, было имя. Кордешкистриакор.

Потом вступил еще один голос — звонкий, как хрустальные колокольчики; он обвивался вокруг звучавшей песни, подобно виноградной лозе, поднимаясь все выше и выше, и в нежных бутонах скрывались прекрасные, новые созвучия. Оба голоса эхом отдавались друг в друге, сливаясь в изумительной гармонии, но при этом каждый обладал своими особенностями.

Песня эта подняла меня на ноги, хотя лишь несколько мгновений назад я считала, что подобное совершенно невозможно. Я стояла, словно онемев, безмолвно вознося благодарности, проникаясь глубоким почтением к песне; однако мне показалось, что в ней чего-то недостает. И тогда в лучах яркого утреннего солнца, подняв к свету лицо, мокрое от слез и росы и перепачканное прелыми листьями, я присоединилась к этой прощальной песне в честь своего любимого. Пение мое казалось скрипучим шепотом по сравнению с бесподобными голосами, заполнявшими все вокруг, но, как ни странно, оно в то же время превосходно сочеталось с ними, придавая всему звучанию желанную целостность.

С неведомой мне ранее силой, вкладывая в пение всю свою душу, за ночь постаревшую от горя, я возносила свою драгоценную любовь утреннему небу.

Релла

Я сделала, как сказала мне Ланен, вернув самоцветы драконам, вместе с другим, который я нашла среди праха их погибшего родича. Вроде бы я поступила правильно; по крайней мере дракон, встретивший меня возле Рубежа, принял его вместе с остальными. Он помахал мне головой, наверное, это было что-то вроде поклона, и удалился.

Я вернулась на прогалину и глянула на тело Марика. Он лежал без движения, только его широко раскрытые глаза изредка моргали. Я оставила его лежать там: помню, я надеялась, что этот сукин сын помрет, пока я буду ходить за помощью. Как бы не так! Дотащившись до берега, я принялась размахивать руками и кричать, призывая их прислать лодку. Все это заняло немало времени, но все-таки тело его в конце концов доставили на борт. Он не был мертв, хотя, думаю, смерть была бы для него предпочтительней. Он лишился рассудка. И я видела, как это было.

Кадеран снабдил его чем-то, чтобы он смог защититься от драконов — от их пламени и когтей, но они уничтожили его разум. И теперь он лежит дитя дитем — жизни в нем гораздо больше, чем мыслей. Майкель провел подле него несколько часов и говорит, что, может быть, и получится вернуть Марику часть того, что он утратил, но на это потребуются годы. Ужасно.

Но я обнаружила, что, хоть драконы и оставили Марика в живых (милостивее было бы прикончить его), мне они все равно нравились. Сама удивляюсь. Шикрар, Хранитель душ, похоже, сам душа всего их народа. Он напоминает мне моего деда. И сын его, Кейдра — славный малый, он так обо мне заботился холодной ночью; Думаю, я даже пару раз его рассмешила. И уж мне нипочем не забыть, как он называл меня «госпожой Реллой».

Они кажутся слишком древними и таинственными, чтобы быть случайными спутниками. Какое славное приключение! И плевать на Безмолвную службу. Я подумаю о предстоящем отчете на обратном пути, у меня наверняка будет достаточно времени, чтобы поразмыслить о том, как бы им поменьше рассказать об этих существах.

С другой стороны, я не знаю, насколько долго корабельщики согласятся задержать отплытие, чтобы дать Ланен возможность поспеть. Похоже, до тех пор, пока их будет сдерживать страх перед драконами. Если ничего другого не останется, я сама ворочусь на остров завтра утром — капитан намерен ждать до этого времени, но надеюсь все же, что она явится. Как ни крути, а я достаточно уже насмотрелась на этот остров и, если мне никогда больше не доведется ступить на него, я умру счастливой.

Шикрар

Я воззвал в Кейдре, как можно осторожнее поведав ему о смерти моего сердечного друга. После песни меня охватило спокойствие, и голос моего разума был достаточно ровен. Вскоре он ответил, сказав, что к нему снова явилась Релла и спрашивает, вернется ли Ланен на корабль, предупреждая, что владельцу судна не терпится отплыть.

Я решил, что подобное может немного подождать, пока не будет сделано все необходимое.

Ланен

Песня закончилась. Я не успокоилась — мне казалось, что я уже никогда не успокоюсь, но, по крайней мере, могла теперь двигаться и действовать. Я встала на колени перед Идай и Шикраром, выражая им всю свою признательность, всю свою дружбу. Они стояли молча, пока я не поднялась, а затем одновременно поклонились мне. Теперь мы стояли вместе: неподвижно, безмолвно, деля друг с другом горе, которое было превыше слез, превыше любых слов, излить его можно было лишь в скорбном молчании души.

Наконец мы пошевелились, вновь услышав требования, предъявляемые нам жизнью. Я огляделась вокруг.

— Нужно ли что-то сделать? — спросила я. — Каковы обычаи вашего народа?

— Мы уже исполнили в его честь упокойную песнь, и теперь остается лишь забрать его самоцвет, чтобы он присоединился к своим предкам в Чертоге душ, — сказал Хадрэйшикрар. Он начал уже проявлять признаки усталости, и мне показалось, что рана причиняет ему сильную боль. — Если желаешь, я могу проделать это вместо тебя.

— Мне, как его избраннице, полагается исполнить эту обязанность?

— Да.

— Тогда я сама. Спасибо тебе за предложение, Шикрар, но, думаю, я просто обязана сделать это. Смысл мне вполне понятен. Я должна узреть его останки и проститься с ним. Я была его избранницей.

Я повернулась к пещере. Тело мое, прежде настоявшее та том, что мне следует жить, теперь отказывалось идти туда.

Но на этот раз я переборола его.

В чертоге было темно и довольно жарко. Стены вобрали в себя отданное Акором тепло, и я подумала, что пещера не остынет еще несколько дней.

Несмотря на темноту, я все же слабо различала путь. Солнце взошло не более часа назад, но слабый свет, проникавший через проем вверху, позволял мне видеть, пусть и не очень хорошо. Я медленно перевела взгляд туда, где лежал Акор. Но тут же в ужасе отвернулась, почувствовав себя дурно. То, что я увидела, до сих пор преследует меня во снах. Дура, дура, он пытался уберечь тебя от этого зрелища.