Выстрел в Опере - Лузина Лада (Кучерова Владислава) (лучшие книги txt) 📗
– Он меня спас, – сказала Ковалева. – Но дело не только в этом.
– А в чем? – Даша с любопытством вгляделась в обращенный к небу профиль подруги. – Ну, колись! Я ж чую подвох. О чем ты там думаешь втихаря?
Маша стремительно втянула воздух, намереваясь сообщить самое главное – Тайну.
Но вместо главного выкрикнула совсем другое:
– ОГОНЬ!!! Даша, ОГОНЬ!!!
Землепотрясная молниеносно подняла голову вверх.
И увидела то, что ей доводилось видеть всего раз.
Как небесные звезды рассыпались бусами… Сплелись в гирлянды.
Гирлянды слились в серебристые нити.
И из линий родился сверкающий чертеж.
Карта Киева!
Улицы, дома, берега…
И тревожный красный огонь в правом углу!
Секунду звездная карта их Города сияла на небе над Старокиевской горой.
А потом небо упало. Полетело на Дашу.
И Чуб снова почудилось: то не небо летит на нее, а она с невыносимой быстротой падает вниз – на землю с небес.
Вычерченный из звезд схематичный Киев с устрашающей скоростью становился реальным. Обретал размер и объем.
Даша падала… Чуть не разбилась о какую-то крышу. Пролетела мимо горящих окон серого дома, отмеченного невзрачной особой приметой – магазином «Хлеб». И, пролетая, поспела приметить стоявшую у окна женщину, с высосанным жизнью лицом. Ее стоячие, пустые глаза. Белый журнал в ее руке.
Смертельно-черный асфальт понесся на Дашу.
«Сейчас разобьюсь! Все…»
Иллюзия паденья исчезла.
Землепотрясная обнаружила себя на ступеньках музея и быстро справилась с потрясением.
Заорала:
– Маша, ты видела? Где это? Где?! – жарко надеясь, что женщина с остановившимся взглядом и окажется тем важным делом, ради которого все их неприятности отложатся на долгий-предолгий год. – Где это, ты не знаешь?!
– Ка-ж-ж-ется, знаю, – сказала Маша, рассыпчато выговаривая буквы. – Боже, как страшно! – прижала она к сердцу ладонь. – Как страшно падать.
– Страшно – пофиг. Где это?
– По-моему, Харьковский массив. Там моя крестная жила. На улице Ахматовой.
– Ахматовой? – Даша вытащила из сумки реальную карту и, озарив ее фонарем, отыскала нужную надпись.
– Ахматова-Хлеб. Найдем. На метлу! – издала победный клич труболетка.
Глава третья,
в которой Даша и Маша решают поменяться мамами
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть…
Маша непреодолимо боялась высоты.
Точнее, высоты боялось Машино тело, не оставляя самой Маше выбора, бояться ей или нет.
Стоило телу приблизиться к краю высокого, Машины ягодицы исполосовывал страх, живот устремлялся вверх, разум исчезал.
Маша боялась высоких, крутых лестниц и глубины пролетов. Боялась перевешиваться через перила балконов и до смерти боялась смотреть с обрывов вниз…
А вот летать не боялась.
Совершенно!
Стоило ей взлететь в воздух, ее окутывала немыслимая естественность – привычность происходящего. В глубине души Маша всегда верила: люди способны летать! Иногда эта вера граничила с уверенностью так близко-близко, что, стоя на балконе, она разводила руки, закрывала глаза, ощущая: еще чуть-чуть, и она поймет, как это сделать.
И теперь, сидя на заднем седле метлы, прижимаясь к уверенной спине Даши Чуб, подумала снова:
«Летать так легко… Так ПРИВЫЧНО! Как во сне». И испытала такое безбрежное, невесомое чувство свободы, что впервые за сегодняшний день испугалась: через два дня у них заберут эту власть – и она, как и все на свете не-ведьмы, опять будет летать лишь во сне.
Днепр, широкий и черный, остался позади.
«Редкая птица долетит до середины Днепра», – утверждал Николай Васильевич Гоголь. Но, будучи не птицей, а Киевицей, блондинка с фамилией Чуб перемахнула древнюю реку за пару секунд и ворвалась в Киев Левобережный.
– Спускаемся, – предупредила Землепотрясная минут семь спустя.
Стать летчицей-космонавткой Даша мечтала не зря – Чуб была прирожденной труболеткой!
Сделав умопомрачительный зигзаг, она нырнула в черную расщелину улицы и вновь взвилась вверх.
– Это не Ахматовой. Это…
– Она параллельная! – откликнулась Маша. – Вправо!..
Дашина подруга-метла лихо перепрыгнула ряды серых крыш и пошла на снижение.
– А люди? – обезумела Маша. – Они ж нас увидят!
– Они увидят зрелище, а мы – «Хлеб»! – съерничала Чуб и, наплевав на все возможные инсульты и инфаркты, которые они могли вызвать оптом и в розницу, пролетев мимо окон мирных граждан, снизилась на высоту второго этажа.
– «Невидимы и свободны», – прошептала Маша слова, сделавшие незримой булгаковскую Маргариту Николаевну.
Но литературное заклинание не помогло.
– Вот он, наш «хлебушек»… – Чуб рулила к «особой примете».
Машины ноги коснулись земли.
Двухместная метла выскочила из-под нее, ударилась об асфальт.
– Да, это тот самый дом! – Даша подобрала свой «фаллический символ» и глубокомысленно оперлась о древко подбородком. – Этаж, по-моему, был третий, – сказала она. – А вот окно… Ты помнишь, какое окно?
– Горящее.
– Классная примета, – хохотнула напарница. – Ни-че, что пока мы летели, оно сто раз погаснуть могло? О’кей. Облетим третий этаж по периметру.
– Даш, нас увидят! Еще не поздно. Ты только представь…
– Представила. Жуть! – кивнула та. – А варианты есть? На метлу!
Ведьмацкий экипаж взмыл в воздух.
К счастью, большая часть окон была зашторенной, черной. Или к несчастью – если одно из них было тем самым, успевшим погаснуть окном, куда им предстояло попасть.
Выровнявшись, Даша «прочертила» третий этаж.
Маша успела разглядеть голого парня-подростка, стоящего у зеркала, к ним спиной. Мужчину за компьютером – дядя даже не поднял головы от монитора. Пожилую семейную пару, взиравшую в голубоватый телевизионный экран. Женщину, стоящую на табуретке, с веревочной петлей на шее…
Больше ничего рассмотреть она не смогла, одурев от грохота.
Оглушенная пролетела сквозь окно, болезненно приземлилась на пол и только там поняла: со свойственной Даше Чуб простотой несостоявшаяся космонавтка протаранила стекло древком метлы, загремев (в прямом смысле этого слова!) прямо в дом потенциальной самоубийцы.
Впрочем, самоубийца больше не была потенциальной – она висела. Ее лицо со страшной гримасой корчилось в бурой петле. Чуб танцевала вокруг, пытаясь обхватить висевшую за ноги. Конечности женщины конвульсивно болтались туда-сюда, не даваясь Даше в руки.
– Маш, помоги!!!
Ковалева с трудом собрала себя с пола.
Рука, повстречавшаяся с осколком стекла, кровоточила, бок обиженно ныл.
Взгляд метнулся к отброшенной табуретке, а ум сообразил: при виде кошмарного зрелища – двух влетающих в дом на метле нежданных гостей – женщина вздрогнула, и постамент вывернулся у нее из-под ног.
Вскочив, подхватив табурет, Маша постаралась вернуть его на место. Чуб таки удалось обхватить ноги повесившейся и вернуть ее ступни на сиденье. Но теперь обмякла верхняя часть – голова дамы безвольно висела в ожерелье веревки. Самоубийца была без сознания.
– Нож! – закричала Чуб, кое-как удерживая горизонтально упрямую дамочку, пытающуюся задохнуться в петле – не так, так эдак!
Ковалева вобрала в себя комнату и обнаружила нужное – ножницы в стакане на письменном столе.
Поддерживаемое четырьмя руками, тело несчастной повалилось на грязный паркет.
– Интересно, чего она вешалась? – подумала вслух Даша Чуб.
Маша осмотрелась.
Комната казалась нежилой. Письменный стол выбежал на середину гостиной, всюду лежали чемоданы, тюки. На полу валялся белый журнал, оказавшийся при близком знакомстве литературным – с гордым именем «Ренессанс». В их небесном видении женщина держала его в руках.
