Микенский цикл - Валентинов Андрей (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
Твердо говорил мой дед и прямо смотрели его глаза.
– Ты, Ферсандр, со своими братьями воцаришься в Фивах. Ты, Диомед, станешь владыкой Калидона, а потом и всей Этолии. И вместе вы сокрушите проклятый дом Пелопса!..
И вдруг я понял – что-то не так! Дед сказал «сыну»? Одному! А как же дядя Эвмел? Почему его не позвали?
– Аргос вновь станет первым городом Эллады. Вы сделаете это, иначе душа моя не даст покоя никому из вас. И если надо будет пролить кровь – свою или чужую, – вы ее прольете! Мечта дороже крови...
Да, дядю Эвмела не позвали. И я уже не удивлялся.
– Начнем сейчас, когда все наши враги уверены, что вы плачете у моего смертного ложа. Не смейте плакать! Это – удел женщин, а вы справите тризну по мне в Фивах и Калидоне. И да будет так! Клянитесь!
– Клянусь! – это дядя Эгиалей. – Клянусь, отец!
– Клянусь... клянусь... клянусь... клянусь... – это мы, вразнобой, негромко.
И вновь вспыхнул перед глазами темный огонь – пламя Зевса Листия...
« Мы, Семеро, клянемся честью, кровью и жизнью своей...» И другой огонь – элевсинский. И крик тети Эвадны. – Ты, сын, едешь к куретам – завтра же! Не бойся, я не умру, пока ты не вернешься! А если умру, мою смерть скроют. Ты, Ферсандр, сам знаешь, что делать... Ферсандр побелел весь, губы ниточкой сжал. Кивнул И дядя кивнул. И я. Ведь ясно, не один он к куретам поедет!
– И еще... – Лицо деда дернулось, исказилось каменной маской. – Если... Если выродки Амфиарая – или кто-то еще – попытаются вам мешать, вы их всех! До седьмого колена, всех! Всех..
Дрогнуло покрывало. Худая, дрожащая рука поднялась, сжалась в кулак.
Упала.
– Всех...
Дохнуло холодом. И вдруг почудилось мне, что не дед, не Адраст Злосчастный, говорит с нами. Будто взглянул мне в глаза сам Танат Жестокосердный...
* * *
И снова, как когда-то в детстве, Крон Всемогущий раскрутил свое хрустальное колесо, что простерлось под всеми мирами, невидимое, неслышное. Быстрее, быстрее, быстрее!.. Время помчалось бешеным конем, зимним ветром, колесницей под уклон, не разбирая, не давая оглянуться...
– Да ты чего, Тидид? Ведь ванакт... дед твой... помирает! Куда ж уезжать?
– Я... Скоро узнаешь, Капанид. Ты... Пусть Амикла меня дома живет, ты посмотри, чтобы все в порядке было. А жрец этот, Стрепсиад...
– А я ему морду набью! Не, я лучше ему браслет золотой дам, чтобы отстал. А знаешь, что говорят? Будто Стрепсиад этот – не мужчина и не женщина. То есть когда-то мужчиной был, а теперь вроде как совсем наоборот. Вот смехота!
– Я не судья тебе, мальчик. Не судья... Ты молод, силен, у тебя все впереди, а я калека, старик в тридцать лет. И мой отец не погиб под Фивами...
– Дядя Эвмел...
– Нет-нет, Тидид, не надо меня спрашивать. Решай сам, ты уже совсем взрослый. Только... «Ни очага, ни закона, ни фратрии тот не имеет, кто межусобную любит войну, столь ужасную людям». Так сказал один аэд. Может, прав он, может – мой брат...
– Дядя! Я ведь и так изгнанник. Если дома нет, его надо завоевать!
– В завоеванных домах плохо спится, Тидид!.. Выживи, мой мальчик! Главное – выживи!
– Если хочешь, я уйду, господин Диомед! Ведь я рабыня, ты – богоравный. Знаешь, мне кажется, что это не Афродита тебя любит, а только я. Это плохо, я не смею любить сама, ведь я лишь служанка Пеннорожденной. Меня накажут, выгонят, отправят в каменоломню...
– Ты будешь жить здесь, Амикла, глупая девчонка, и если кто-то тебя посмеет тронуть, Капанид его придушит. А я вернусь, скоро вернусь. И не смей меня больше называть господином. И богоравным – тоже!
– Как прикажешь, богоравный господин Диомед... Ты сказал, что я могу жить в твоем доме, сказал, что меня никто не обидит. Но ты так и не сказал, что любишь меня...
* * *
А потом было море.
Холодное осеннее море, утренний туман, негромкий плеск весел, хмурые лица рыбаков (а может, и пиратов, кто их тут разберет?). Калидонский залив, два часа по темной, покрытой мелкой рябью воде...
Ветер, барашки по волнам...
– Дядя Эгиалей, а почему мы так и не построили флот? Почему Микены смогли, а мы – нет?
Дядя кутается в серый военный плащ, зябко дергает ллечом. Холодно! И ему, и мне. Холодно – и сыро.
– Не знаю, Тидид. Наверное, тогда, сто лет назад, мы в Аргосе были слишком сильны. Не поверили Пелопсу, а ведь он предупреждал, что будущее – на море. У нас и гавани порядочной нет, разве что Лерна... А Микены Пелопсу поверили. Знаешь, Диомед, мне кажется, наши предки думали, что мир очень маленький. А он оказался большим...
Нас пятеро. Мы с дядей – и трое молодых воинов, вчерашних эфебов. Мы тут, в черной пиратской лодке посреди Калидонского залива, – просто путники, никем не узнанные, не замеченные. Никто и не знает, что уже сегодня мы будем в Этолии. Молодец дядя! Глашатаи охрипли, возвещая, что Эгиалей Адрастид, наследник Аргосский, едет с посольством в Калидон, дабы помирить Ойнея Портаонида с его внуком, Диомедом Тидидом. Из Аргоса мы выехали при полном параде – на колесницах, с охраной и дюжиной повозок. Выехали – и уже через час пересели на низкорослых этолийских лошадей.
И – ходу! На восток, по узким лесным тропинкам безлюдной Аркадии – к туманному морю. Не один я знаю этот путь!
Хорошо, что я научился ездить верхом! Не так, как дядя, конечно, не так, как мои родичи-куреты. Но все-таки достаточно, чтобы не оплошать. Посольство катит себе к Микенам, к Коринфу и Фивам, а мы уже здесь, и завтра будем в Калидоне. И пусть все гадают, куда подевался наследник Аргоса! Поймут – поздно будет.
– Дядя, а кто самый сильный на море?
Меня учили воевать с пяти лет – копью, мечу, луку. И колеснице учили, и как строить фалангу тоже. Но о море я почти ничего не знаю – как в ту ночь, когда мы с Капанидом ловили гидру. А ведь на море – своя война. Для большого боя – пентеконтеры и дипроры (те, что с двумя таранами), для высадки – кимбы, а еще есть эйксоры, гиппагоги...
Не упомнишь даже! А ежели воевать придется?
– Сильный? – Дядя качает головой, думает. – Самый сильный – это ванакт Кеми. Ему подчиняются сидонцы и басилеи Аласии – Кипра. Затем – Троя. Потом – пираты Лаэрта...
– Эти? – я осторожно киваю на мрачных перевозчиков.
– Эти, Тидид, – дядя Эгиалей негромко смеется. – Тихие они сегодня, правда? Но и над ними есть хозяин. Дом Мурашу из Баб-Или, не слыхал?
Не слыхал. Наверно, такие же, как и те торговцы, что в нам в Лерну иногда приплывают. Толстые, важные – и бороды, понятное дело, колечками...
– Когда-то это были обычные купцы, вроде сидонцев. А теперь наследники Мурашу сильнее любого ванакта – и у нас, и на востоке. Они дают серебро всем – Сидону, Трое, хеттийцам. У них хватит серебра, чтобы заполнить все моря кораблями. Даже Кеми не спорит с Домом Мурашу.
Туман клубится, подступает ближе, сыростью ползет под плащ...
Как мало я знаю! Хорошо, что ванактом станет дядя Эгиалей! Кто еще сможет править Аргосом после деда? Заячья Губа с его пеласгами? Мы с Капанидом? Смешно!
Дед умирает... Всю дорогу мы говорили о чем угодно – но не об этом. Не хочется даже думать, каково сейчас дяде Эгиалею, когда Адраст Талид, его отец, стоит на черном пороге Гадеса! Мне все-таки легче...
Люблю ли я деда? Ведь мы и виделись-то с ним только по праздникам!
– Эврисфей хочет царить не только в Апии, но и на Лиловом – Эгейском море. Но для этого ему придется сокрушить Трою.
– Подумаешь, Троя! – удивляюсь я. – Дядя Геракл ее с налета взял!
– И так же отдал, – улыбается дядя. – Самая большая ошибка Эврисфея! Этот недоумок посылал Геракла за львами, гидрами, Гесперидовыми яблоками – и проморгал Трою. Такие удачи не повторяются, Тидид. Троя – ключ! Нет, Троя – дверь на восток, к хеттийцам, Ассуру, Урартам, митанийцам, к Баб-Или. И пока эта дверь у Приама, Микены могут только топтаться в прихожей.
