Блаженны алчущие (СИ) - Шизоид Агнесса (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
— Вот о чем я бы поразмыслил на твоем месте. И боялся. А пока смакуй каждый момент, Бэзил, пей сладкие вина и наряжайся, как в последний раз. В тот день, когда брат наконец отдаст мне приказ, я зарежу тебя с таким же удовольствием, с каким прирезал этого твоего дружка. Как его там звали, лорд Росли?
Ватная тишина — только звон в ушах, звон мира, разлетевшегося вдребезги. Между подозрениями и уверенностью разница оказалась так же велика, как между тенью кинжала на стене и ударом убийцы.
— Рассказать тебе, как долго он подыхал? — слова дяди доносились словно сквозь толстую пуховую перину. — Ведь вы же были такими друзьями!
Его бросало то в жар, то в холод. Нет, он не будет слушать. Подняв взгляд к потолку, Бэзил рассматривал рисунок плафона, виденный тысячу раз. Толстая бабища в прозрачной тряпке наполняла бокал воина в нагруднике и железной юбке. Почему их всегда изображают такими жирными?..
— Рассказать, умолял ли о пощаде? Как застонал, когда я ударил в первый раз? Обгадился ли перед смертью?
На талии воина был пояс, сочно-алый, яркая вспышка цвета. Наверное, кровь, струившаяся по шее Бэзила, ползет такой же красивой лентой.
— Три удара, хватило бы и одного, но иногда я люблю повеселиться. Должен признать, он все же был поотважней тебя — впрочем, любая крыса была бы храбрее. Еще пробовал что-то вякать…
Бабища и воин расплывались, подернутые радужной мутью. За что, почему? Он представлял себе Сирила, его добродушно-ироничную улыбку, и это резало глубже ножа. Его единственная вина заключалась в том, что он принял в свою компанию одинокого унылого юнца, научил тому, что значит быть настоящим человеком света, изысканным, непринужденным, и всегда хорошо одетым, даже если завтра — конец мира.
— Кровь перемазала весь его нарядный костюмчик, и физиономию ему я тоже слегка подпортил. Но, думаю, червям плевать, как изысканно выглядит труп, как считаешь?
Оскар вытащил кинжал, и Бэзил закашлялся, согнувшись пополам. Он кашлял и кашлял, и ему казалось, что внутренности вот-вот вылетят наружу, оставив только пустую кожаную оболочку, в прямом смысле слова вывернутую наизнанку. Когда судорога перестала сотрясать его тело, пришлось снова прислониться к стене. Голова кружилась, а толстые бабищи на потолке водили веселый хоровод.
Что-то вдруг толкнуло Бэзила вперед, вспышка, которая выжгла на миг страх, не оставив ничего, кроме ненависти.
Оскар уже удалялся, своей уверенной, небрежной походкой, как ни в чем не бывало.
— Ты заплатишь за это, животное, — кровавая пена слов сама собой срывалась с губ. — Ты и твой хозяин! И на вас найдется управа.
Оскар остановился, и Бэзил, вмиг лишившийся храбрости, начал отползать по стене. Как глыба льда сочится холодом, так вся фигура дяди, застывшего в незавершенном движении, излучала сейчас опасность.
А потом Оскар развернулся и двинулся на него.
В слепом ужасе Бэзил метнулся прочь, но ноги, ставшие ватными, подвели, подогнулись, заставив опуститься на пол. Обхватив себя руками, он скорчился, зажмурившись. Смерть, забравшая Сирила, пришла и за ним, он слышал ее шаги…
— Что ж, вот он я, заставь меня заплатить, — ненавистный голос звенел насмешкой совсем рядом. — Я даже подарю тебе первый удар — пальцем не шевельну, клянусь.
Нет, его не заставят открыть глаза. Он будет сидеть так, не шевелясь, пока страшный сон не пройдет.
— Это то, о чем я говорю. Если не умеешь держать клинок в руках, с тобой можно делать абсолютно все, что угодно.
Да, но Сирил был хорошим фехтовальщиком, и вы убили его.
— Я впустую трачу на тебя время. Ты — ничто, Бэзил, меньше, чем ничто. Отказываюсь верить, что ты — сын моего брата, твоя шлюха-мать, должно быть, прижила тебя с кем-то из своих любовничков. Ты не моя кровь, так и запомни, и я буду обращаться с тобой соответственно. А если соберешься мстить, то знаешь, где меня найти. Я жду.
Шаги уже умерли в отдалении, а Бэзил все не мог пошевелиться, словно вмерз в стену этого холодного дома. Он смотрел на переплетение своих тонких пальцев, белых, изящных. Бесполезных. Обычно они напоминали ему о матери, о ее нежных прикосновениях, но сейчас он их почти ненавидел. Оскар прав — он меньше, чем ничто.
Он искал ответов — и получил один. Теперь ему жить с этим.
Они отобрали у него все, и он хотел вернуть боль с избытком. Хотел увидеть кровь Оскара, разлитую по земле, даже если упадет от этого зрелища в обморок. Разрушить мир, в котором всем заправляли такие, как его отец и дядя.
Но больше всего, прямо сейчас, ему хотелось стать птицей, с которой его сравнила Ренэ. Выпорхнуть в окно, взмыть к бескрайнему небу, видневшемуся за тонкой решеткой, и улететь далеко-далеко от этого проклятого места.
Осень 663-го
Сейчас, когда по вечерам уже бывало свежо, их семейство предпочитало проводить время после ужина в небольшой, уютной комнате на третьем этаже. К достоинствам помещения относилось и то, что его не составляло труда хорошенько протопить.
Филип наблюдал за пляской огня в камине и говорить ему не хотелось. Молчали и остальные. Тетя Вивиана погрузилась в вышивку, споро орудуя иглой, Анейра, смотревшаяся королевой даже в скромном глухом платье, за последние дни вообще едва ли произнесла десяток слов. Не было и Офелии, чья милая болтовня обычно оживляла и согревала такие семейные сборища. Сестра в своей комнате, откуда ее не выпускали, словно заразную больную. Наверняка плачет, лежа на кровати.
Бэзил, как всегда, блистал отсутствием, променяв родных на компанию нелепых дружков.
А отец… Он восседал на своем обычном месте, в громоздком кресле у камина, которое никому не приходило в голову занять даже тогда, когда лорд Томас отсутствовал месяцами. Отец никогда не отличался разговорчивостью, а сейчас от его тяжелого молчания становилось не по себе.
Эти дни должны были бы стать днями радости — отец вернулся, невредимый, войскам удавалось пока удерживать напор андаргийцев, которых отвлекал бесконечный конфликт с Ву'умзеном, обострившийся за последние полгода. В военных действиях наступило затишье, выгодное обеим сторонам.
Вместо этого, в доме царила похоронная атмосфера. Приглушенные голоса, темные одежды…
Поднявшись с кресла, отец встал перед камином. Поворошив кочергой багряные поленья, уставился в огонь, будто ища ответы в его пламенном сердце, как часто делал прежде, чем начать серьезный разговор. Ранее отец отпустил всех слуг, что тоже наводило на размышления.
— Я говорил с Полом Валенна, — Он не оборачивался. Был виден лишь темный силуэт, подсвечиваемый пламенем: мощная спина, широкие плечи, непокрытая голова с по-солдатски коротко подстриженными волосами. Филипа это более чем устраивало. — Предложил ему руку Офелии.
Филип втянул воздух. Он все понимал, но Валенна так стар…
— Разумеется, было бы бесчестно умолчать об особых обстоятельствах. Пол был очень добр, — Отец произносил слова жестко, четко, без выражения. — Он понимает, что Офелия, по сути, хорошая девушка, попавшая в беду из-за своей наивности. Не будь он Валенна, он взял бы ее. Но его долг — заботиться о чести рода, не только своей личной. Он выразился с большим тактом, но суть такова.
— Ах, вот как, — сказал Филип. Я это запомню.
— Он прав, — Голос мачехи заставил вздрогнуть Филипа, уже отвыкшего его слышать. — Офелия более не достойна такого замужества.
— Можно лишь восхищаться вашей беспристрастностью, дорогая Анейра, — На лице тетушки Вивианы читалось что угодно, только не восхищение. Иголку в натянутую ткань она вонзала, словно кинжал в печень врага. — Вы говорите так, будто Офелия не ваша дочь, а какая-то бродяжка.
Анейра помолчала, прекрасные губы плотно сжаты. — В поступке моей дочери проявилась порочность ее натуры, которую я не могу отрицать, — произнесла она наконец.
Несчастье с Офелией сильно ударило по бедной мачехе. Позор дочери стал для нее настоящей трагедией, и винила в ней Анейра себя. Филип до сих пор не мог забыть, как взглянула та на дочь, когда он привез Офелию домой. Отшатнулась от нее с ужасом и отвращением, как от прокаженной, и заперлась у себя в покоях, предоставив леди Вивиане разбираться с горько рыдающей девчонкой.
