Сиятельный - Корнев Павел Николаевич (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Лично я с детства терпеть не мог подвалы, особенно погреб-ледник отцовского особняка.
Холод, темень и кучи грязновато-серого льда вокруг. Пламя керосиновой лампы даже не пытается разогнать тьму; оно впустую трепещет за стеклом, словно пойманный в плен огненный мотылек, и со всех сторон подступают недобрые тени. А на входе – дверь, толстенная и неподъемная, вся заиндевевшая изнутри.
Через такую сколько ни кричи, сколько ни надрывай глотку, помощи не дозовешься, и сейчас меня так и подмывало ее захлопнуть. И даже не просто захлопнуть, а навесить замок, забить гвоздями и навалить сверху что-нибудь неподъемное.
Засыпной сейф? Да, сейф бы сгодился…
Елизавета-Мария спиной почувствовала мой задумчивый взгляд и обернулась.
– Лео! – нахмурилась девушка и укоризненно покачала головой. – Ты ведь не думаешь, будто меня удержит какая-то дверь?
И в самом деле – уповать на дубовые доски и холодное железо было бы с моей стороны по меньшей мере наивно. Я обреченно вздохнул и начал спускаться по затянутым изморозью ступеням. В одной руке мерцала тусклым огоньком керосиновая лампа, в другой светилась стеклянная банка с притертой крышкой, и хоть тьму они особо не разгоняли, пойти в подвал вовсе без огня я и помыслить не мог. Страшно.
– Лео! – поторопила меня девушка, убрав коробку со свежей провизией в самый дальний угол. – Чего ты медлишь?
– Иду я! Иду! – раздраженно отозвался я и наконец ступил на каменный пол.
Вдоль стен всюду высились груды ледяного крошева, которое не размораживали полтора десятка лет, и царящий внизу холод легко проникал под пиджак, заставляя трястись в обжигающе-нервном ознобе. А вот Елизавета-Мария в своем легоньком домашнем платьице от мороза, казалось, нисколько не страдала.
– Как там? – спросил я суккуба неожиданно даже для самого себя.
– Холодно, – ответила девушка, но сразу обернулась и уточнила: – Там – это где? Что ты имеешь в виду, Лео?
– В аду. Там – это в аду, – выдавил я из себя нервный смешок вконец онемевшими губами.
Суккуб рассмеялась.
– Мальчик мой, – покачала она головой, вытирая выступившие в уголках глаз слезы. – Попробуй объяснить муравью, что такое Вселенная! Рассказать рыбе о космосе! Добейся от них понимания и тогда приходи ко мне и задавай вопросы о преисподней. Не обижайся, но человеческий мозг просто неспособен вместить в себя подобное знание. Всему свое время, прими это как данность.
Я оскорбился и не удержался от недоброй ухмылки:
– Наверное, неприятно оказаться запертым в теле муравья?
Елизавета-Мария подумала, потом кивнула.
– Это налагает определенные ограничения, – подтвердила она.
– Так, быть может, ты и сама теперь не в состоянии осмыслить, что же такое преисподняя? – продолжил я, нисколько не скрывая злорадства. – Воплощение в этом мире не лишило падших сверхъестественной сути, одним лишь своим присутствием они меняли законы реальности, а ты… Ты теперь всего лишь человек.
– Тебе не удастся разозлить меня, – улыбнулась суккуб, разгадав немудреную хитрость. – Лео, дорогой! Я не нарушу договор и не причиню тебе вреда. Никогда.
– Никогда – это очень долго, – хмыкнул я. – Почему бы тебе не убраться в преисподнюю прямо сейчас?
– Фи, – скривилась Елизавета-Мария, – возвращаться без достойных трофеев – это моветон, мой дорогой.
– Пока ты со мной, ты не охотишься на людей. Договор…
– И в мыслях не было, – уверила меня суккуб. – Зачем рисковать, позволяя тебе соскочить с крючка? Душа сиятельного с лихвой компенсирует любое ожидание.
Я скрипнул зубами от бессильной злости.
– К тому же, – придвинулась ко мне девушка почти вплотную, – не думаю, что ожидание будет столь уж долгим.
– Посмотрим! – оскалился я в ответ и поставил на пол банку, сквозь заиндевевшее стекло которой лучился ясный свет.
Удары размеренно бившегося сердца падшего перестали болью отдаваться в горевших огнем руках, но только я начал разгребать в стороны острые холодные осколки, и пальцы враз потеряли всякую чувствительность. Тем не менее пришлось основательно углубиться в слежавшуюся кучу мерзлого крошева, прежде чем поставить в нее банку и присыпать ее сверху обломками льда.
Елизавета-Мария откинула со лба рыжую челку и предупредила:
– Поскольку мы не можем нанять повара, мне придется готовить самой…
– Пресытилась человечиной? – огрызнулся я, наполнил ведерко битым льдом и направился к лестнице.
– Надо пользоваться моментом, – пожала плечами Елизавета-Мария и рассмеялась: – Расширяй кругозор, Лео, пока у тебя еще есть такая возможность! На ценности твоей души это скажется самым положительным образом…
Я остановился на верхней ступени, намереваясь съязвить, но ничего толкового в голову не пришло, поэтому просто махнул рукой и покинул подвал. Очки немедленно запотели; снял их и сунул в нагрудный карман.
Девушка выбралась следом, сжимая в руках бумажный пакет, и попросила:
– Не опаздывай на ужин.
– Надеюсь, ты не все деньги потратила на провизию? – спросил я, опуская дверь подвала на место.
– А даже если и так? Ты требовал не трогать бумажник мертвеца, разве нет?
– Я передумал.
– Посмотри на секретере, – подсказала тогда Елизавета-Мария.
В вазочке на верхней полке обнаружилась пара мятых двадцаток и новенькая десятка; я негнущимися пальцами запихнул их в портмоне, ушел в уборную и, заткнув деревянной пробкой слив, опорожнил в раковину ведерко льда. Затем снял пиджак, закатал рукава сорочки и оценивающе оглядел руки. На коже от запястий и до локтей проступили алые бубоны аггельской чумы. Сияли они ничуть не тусклее огонька керосиновой лампы, а жгли и того хуже.
Проклятие!
В свое время аггельская чума выкосила едва ли не половину первого поколения сиятельных, и вряд ли во всей империи кому-то довелось пережить ее приступ дважды!
Включив воду, я сунул обожженные кровью падшего пальцы под тугую струю и с облегчением перевел дух. Потом опустил руки в ледяное крошево и постоял так какое-то время, чувствуя, как жжение сменяется ломотой в костях.
Хорошо!
На ходу раскатывая рукава, я поднялся в спальню, достал из тумбочки табельный «Рот-Штейр» и прицепил кобуру с оружием на пояс. Таскать с собой лишнюю тяжесть не хотелось, но по всем писаным и неписаным правилам пистолет следовало сдать в оружейную комнату еще позавчера, поэтому чем раньше сделаю это, тем лучше.
– Загляну в бакалейную лавку, – предупредил я дворецкого, спустившись в прихожую, – покупки пришлю с посыльным.
– Как скажете, виконт, – кивнул Теодор.
Просто кивнул, принимая услышанное к сведению, – и все.
Если честно, иногда мне становилось от него не по себе. Ни живой, ни мертвый – чем Теодор занимал свои дни? Почему до сих пор не покинул этот мир? Держит его здесь данное моим родителям слово или всему виной не чувство долга, а банальный страх смерти?
Я покачал головой, достал жестянку и отправил в рот мятный леденец.
В этот момент с кухни вышла Елизавета-Мария; она заметила жестянку со сладостями и поинтересовалась:
– Позволишь, Лео?
– Угощайся.
Девушка сунула в рот конфету, покатала ее языком, с удивлением признала:
– Вкусно, – и тут же расплылась в ехидной улыбке: – А есть со вкусом крови?
– Проклятье! – в голос выругался я, выскочил на улицу и с грохотом захлопнул за собой дверь. У ворот выгреб из почтового ящика толстенную стопку корреспонденции, преимущественно счетов, рассовал конверты по карманам и спустился в итальянский квартал. Зашел в бакалейную лавку на окраине, оставил хозяину список покупок и деньги, потом навестил местного кондитера, а после пропахшего корицей магазинчика направился к двухэтажному особняку с новенькой вывеской «Колониальные товары» на фасаде.
Толкнув дверь, я под мелодичный перезвон колокольчика переступил через порог и поприветствовал долговязого черноволосого парня за прилавком.
– Доброе утро, Антонио!
– Господин Орсо! – обрадовался жуликоватого вида приказчик, вытер ладонь о некогда белый фартук и перегнулся через прилавок. – Давненько не заглядывали!
