Глаголь над Балтикой (СИ) - Колобов Андрей Николаевич (книги регистрация онлайн .txt) 📗
Маштаков пожал плечами:
- "Гельголанд", конечно, зверюга серьезная, но один на один против "Севастополя" не выстоит. Разве что по особенному везению.
- Вот и я о том же. И чего тогда мы за Уте зашхерились и миног смешим, я Вас спрашиваю?
Николай промолчал. Во-первых, потому что теплая и безветренная погода при ясном солнце, столь нехарактерном для Балтики, располагала к ничегонеделанью и неге, а во-вторых, поскольку сам задумывался о том же. Задумывался - и увы, не находил ответа. А потому, вместо того чтобы продолжить диспут, обратился к Беседину:
- А что, Александр Васильевич, в эмпиреях слышно?
- Так мне небожители не докладывают, - рассмеялся старший офицер, пребывающий сегодня в приподнятом настроении. - Но слухи такие: Старик не верит, что немец нонеча пошел такой пугливый. В общем, командующий ожидает повторного визита, и потому стоять нам пока у Уте... А там уж одно из двух: или придут, или не придут.
* * *
Фон Эссен, заложив руки за спину, ходил вдоль и поперек адмиральского салона. Непривычно было слышать стук собственных каблуков: Николай Оттович привык к большому, ворсистому ковру, в котором тонули любые звуки, отчего ходить было совершенно бесшумно. Но, подавая подчиненным пример, вице-адмирал отказался от него перед выходом в море, потому что ковры - вещь горючая и провоцирующая пожары: однако теперь вот цокал каблуками, что твой кавалергард. Или кавалергардский конь.
Василий Николаевич Ферзен повоевал на славу. Прорыв немцев через Ирбены предотвратил, вражеский броненосец подбил, и своих никого не потерял. Молодец, чего уж там: впрочем, Николай Оттович никогда не забывал о том, что в Цусиме этот офицер на малом быстроходном крейсере прорвался почитай сквозь весь японский флот и привел все-таки свой "Изумруд" во Владивосток. Контр-адмирал провел бой отлично, но от офицера столь высоких качеств Николай Оттович меньшего и не ждал. А вот сам он...
С одной стороны, вроде бы все сделано правильно, и упрекнуть себя фон Эссену решительно не в чем. Дозорные сообщили Максимову и Ферзену о начале вторжения, Ферзен тут же повел свои броненосцы в бой, а Максимов уточнил состав вражеских сил авиаразведкой и доложился командующему. Николай Оттович в полном соответствии с планом вывел свои ударные силы к Уте. Но сражение началось утром 8 августа, а ночью немцы ушли - даже если фон Эссен на всех парах ринулся бы к Моонзунду в бой, перехватить корабли четвертой эскадры он все равно не успевал. Дурацкая задержка связистов тут ни при чем. Да и вообще, все строилось на том, чтобы заставить немцев ввести в бой дредноуты и лишь тогда ударить, но немцы, вместо того чтобы атаковать новейшими линкорами, взяли, да и растворились в ночи. Неужели командующий императорским балтийским флотом просчитался? А может, Непенин ошибся со своими шифровальщиками, и никаких германских дредноутов на Балтике на самом деле не было? От этой мысли вице-адмирала бросало в холодный пот - неужели он переосторожничал и спугнул врага, упустив отличную возможность уничтожить несколько старых броненосцев противника?
Николай Оттович многое ставил на этот бой. Он видел растущие день ото дня списки нарушений, фиксировавших "подвиги" матросов 1-ой бригады линкоров, и безошибочно чувствовал, что они явно застоялись без дела. Делу помог бы рейд, даже если бы не случилось соприкосновения с противником, но фон Эссен не имел права выводить бригаду в море. Замкнутый круг!
И все же, и все же... Ну в чем он мог ошибиться? Игнорировать сведения Непенина было очень глупо, а если бы Адриан Иванович ошибся в другую сторону и преуменьшил силы противника, то немцам не было никакого резона сворачивать операцию. Так почему они ушли? "Слава" и "Цесаревич" вовсе не представляли собой неодолимый барьер для дредноутов хохзеефлотте - у тех куда более современные и дальнобойные пушки, лучшие дальномеры, более совершенные системы управления огнем, чем на старых русских броненосцах.
Если немцы все же ушли и не вернутся, то придется, поджав хвост, возвращаться в Гельсингфорс - строго говоря, ничто из произошедшего не напоминало разгром, наоборот, можно было трубить об успехе, но фон Эссен при одной только мысли о возвращении чувствовал себя побитой собакой. Но что еще можно сделать? Сейчас, когда он вырвался ненадолго за пределы власти Ставки, он, можно сказать, Царь и Бог, но что с того? Да, он может повести дредноуты хотя бы и к немецким берегам, но что он этим достигнет, если немцы ушли? Ничего. Зато по возвращении его отстранят от командования, благо за поводом далеко ходить не надо. Мало неисполнения приказа, так после с таким трудом перенесенного воспаления легких, здоровье было ни к черту, так что спишут если не совсем на пенсию, то на берег без компромиссов. На том - финита ля комедия: его снимут, Людвигу Бернгардовичу дадут укорот и флот простоит всю войну на якорях за минной позицией.
Надежда на то, что немцы вернутся, таяла с каждым часом. Николай Оттович с неожиданной злостью посмотрел на напольные часы. Где же, черт побери, этот драный морской свинкой хохзеефлот?!
* * *
- Ну, во здравие болярина Вячеслава, сокрушителя тевтонцев и укротителя их броненосцев - произнес, улыбаясь, Сергей Сергеевич Вяземский. Кают-компания ответила одобрительным гулом, где-то звякнуло горлышко хрустального графинчика о тонкое стекло рюмки, наполняя ее холодной водкой. Вячеслав Александрович, улыбаясь, кивнул командиру "Славы" и салютовал ему бокалом коньяка. А там поднялись и другие руки, кто со стопкой, кто с бокалом мадеры или шампанского.
Дело было под вечер, отмечали успех боя 8 августа. Понятно, что сразу после драки не до этого, да и дел было невпроворот - немцы оттянулись назад, но держались на виду, утащив только подбитый броненосец. Соответственно и контр-адмирал Ферзен до темноты не уводил свои корабли от минного заграждения и лишь в сумерках вернулся на рейд Аренсбурга. Параллельно на "Славе" разбирались с повреждениями, коих, впрочем, было не слишком много. Один 280-мм снаряд пробил шестидюймовую броню верхнего пояса, да и разорвался внутри корабля, натворив изрядных дел. Осколки сильно побили переборки, проломили нижнюю бронепалубу, поразили масляную цистерну в левом машинном и, словно этого всего было мало, начался пожар. Неприятно, но не смертельно, хода корабль не терял, а огонь быстро затушили. Еще один снаряд грянул в главный бронепояс, но пробить его не смог и разорвался на нем, слегка вдавив плиту вглубь корпуса: от этого немного подтекало в угольную яму, но трюмные живо все подкрепили. Третий же снаряд и вовсе не доставил никаких неудобств: пробив коечные сетки по правому борту, он улетел в далекие далека, не разорвавшись, да там и потонул, не дав разрыва. В общем, хотя бы и на скорую руку, все поправили в тот же день и корабль к походу и бою был готов. Остальные броненосцы Ферзена никаких повреждений не получили, разве что "Цесаревич" сильно засыпало осколками. Наутро, еще до восхода снялись с якоря и снова пошли к минным заграждениям. Но рассветные лучи поднимающегося солнца осветили лишь чистую морскую гладь - противник ушел, даже дымов не было видно и броненосцы, покрутившись у минных заграждений, вернулись на рейд.
Однако же напряжение не спало - предположили, что немцы явятся на следующий день, и ночь прошла в ожидании боя. Однако ждали напрасно, немцы так и не явились, так что десятого занимались обычными хлопотами: ну а под вечер решили слегка спрыснуть успех, потому что именно попадание "Славы" выбило вражеский броненосец из боя. Повара расстарались, так что стол получился изобильным, но на спиртное не налегали - кто ж его знает, чего там немчура удумает? Желающих идти в бой с похмелья, понятное дело, не было.
Понемножку выпили, конечно.
- Засим разрешите откланяться, - встал с места Вяземский.
