Точка отрыва - Коллектив авторов (книги полностью бесплатно TXT) 📗
— Слушай, Майки, можешь один пока посидеть? — несколько смущенно спросил Седлунд. — Хочу проповедь послушать, сто лет не ходил.
— Да не вопрос, иди, конечно. Только ты же католик всегда был?
— Католик. Но ты мне найди в этой глуши священника, раз такой умный.
Пилот немного лукавил: все основные конфессии закрепились в этих местах давно и прочно — и никто иной, как сам Стиг лично прилетал в Джейнсу с отцом Максимом, отслужившим литургию для русских, сербов и греков. Однако католики, как назло, почти все были латиносами, и даже по-английски Седлунд понимал их с горем пополам.
Он махнул рукой и вышел, оставив Мишу перекладывать товар и допивать подостывший кофе. На улице распогодилось, но студеный октябрьский ветерок заставил по-быстрому прошмыгнуть мимо сгрудившихся у входа в церковь мамаш, обогнуть стайку сбежавших с проповеди пацанов и зайти внутрь, притулившись у входа.
Мальчишки, конечно, не пропустили гривхольмово объявление, и ввалились в «Трактир» всей кодлой — ветровки нараспашку, глаза бешеные, шевелюры торчком, от гомона уши закладывает.
— Мистер Майк! А мистер Седлунд с вами? Мистер Майк! Мы договорились с родителями, — самый бойкий парнишка, сероглазый пухляш с пшеничными волосами, прыгал и теребил Мишу за рукав, — Мы договорились! Если оценки в триместре будут хорошие, нам всем подарят приставку! Закажите, пожалуйста, а то вдруг привезти не успеют!
— А как вы собираетесь все вместе на одной приставке играть?
— Так по очереди же. Двое играют, остальные смотрят.
— Вот Стиг... мистер Седлунд придет — вместе решим. Не худо бы и родителей позвать. Короче! Давайте ближе к делу — кому что куда?
Пухляш достал из кармана замусоленную бумажку и важно ткнул пальцем в первую строчку:
— Нам, как всегда, на всех... Второй сезон «Человеческих шахмат» — на отдельной флешке, пожалуйста, а вот «Сыщик из замка» можно на ту же, что было, мы лучше еще раз купим потом. Дальше, мистер Рэй просил, чтобы учебники в следующий раз привезли, можно, вы скажете, что не было? Нет? У вас нет сердца, мистер Майк, вы забыли, каково это — быть молодым... Тогда книжки еще, для нас. Ленни, ты самый умный, как звали того писателя, который про гоблинов писал?
— Ирландец какой-то, — сипло отозвался Ленни из-за спин пацанов. — На «д». О’Дим, кажется.
— Вот этого О’Дима есть что-то новое? Если да, запишите нам на читалки, и про «Нож Куасака» Войтеку отдельно, а то он удалил все, дурья башка. Вой, чего ты пинаешься, я тебя сам сейчас знаешь как пну. Может, еще кого-то посоветуете? У нас деньги есть, мы сами заработали...
— Жюля Верна им запиши, — крикнул Гривхольм из-за стойки. — И Карла Мая!
— Уже читали! — в голос завопили ребята. — Мы не маленькие.
— Слушай... — задумался владелец заведения. — Был же отличный автор, вот те крест, не помню, как зовут, мне еще на юге его советовали. Наш причем, здешний, навел в свое время шороху, а потом вроде как писателем заделался. Погоди, пойду еще кофе поставлю, глядишь, и придет на ум.
Миша собрал у ребят читалки и флешки, раскрыл ноутбук и принялся копировать заказанное. Пацанва сгрудилась вокруг стойки и налегла на имбирное пиво с сушеными яблоками.
Церковь Восхваления была неказистой, но уютной и светлой (генератор, трещавший за стеной во время служб, уже давно никто не замечал). По местной моде ее сложили из бревен, а над крыльцом укрепили что-то вроде козел, на которых висел колокол.
Стиг заметил, что в стороне от горожан на скамьях сгрудились айвики — похоже, те самые гости Джи. Завернувшись в балахоны из шкур, они то ли спали, то ли молились, не обращая внимания на пастора, могучего сорокалетнего мужика, который буквально навис над кафедрой и после каждой фразы впечатывал в нее указательный палец, словно нажимая на невидимую кнопку.
— Вы — не люди! Вы — души, и вы должны помнить об этом, — чеканил он. — Не пачкайте перстов, удел которых перебирать небесные струны. Не дайте ногам вашим увязнуть в болотистой топи, ногам, чья судьба — идти по золотым улицам. Восстань и воспари над толпой, человек, воспари над землей, и ангелы воспоют с тобой!
Отец Джей, в силу давнего знакомства пилот звал преподобного Якоба Рехельбахера по-свойски, с шумом выдохнул и начал листать книгу в поисках подходящего псалма. Внимавшие проповеди прихожане тоже расслабились и начали шушукаться. Даже айвики зашевелились, с их скамейки поднялась женщина, вышла в проход и — никто и глазом моргнуть не успел — забралась на кафедру, встав рядом с пастором.
Опешивший было преподобный быстро нашелся:
— Вы видите дочь дикого народа — я вижу душу! Душу, чьи уста глаголят от избытка сердца. Говори же, сестра, а мы послушаем.
Он сделал приглашающий жест и отступил назад. Плоское лицо женщины было покрыто испариной, глаза бегали из стороны в сторону. Она откашлялась и изрекла:
— Я любила моржа.
Кое-кто из прихожан не удержался от смешка, но айвинка продолжала.
— Я любила моржа. Я убила моржа. — Голос ее начал звенеть и срываться. — Я борола моржа, я убила моржа, я морж теперь. Убей моржа!
С этими словами она выхватила из-за пояса длиннющий костяной нож и патетическим жестом протянула его Рехельбахеру. Пастор отдернулся в сторону. Женщина шустро отбежала от него и заголосила: «Убей! Убей! Убей!». С передней скамейки к ней метнулись очнувшиеся от шока мужики, а следом за ними — айвики. Безумная дикарка затряслась всем телом, истошно завизжала и полоснула себя ножом по горлу.
Не успевшие остановить ее прихожане рванулись назад, уклоняясь от хлынувшего фонтана крови, и наткнулись на айвиков, которые выхватили ножи — обычные, стальные — и начали суматошно колоть ими несчастных. На подмогу доброхотам подскочили другие ряды, навалившись на дикарей и выкручивая им руки. Поднялся страшный шум, женщины подхватили детей и, роняя скамейки, толпой повалили к выходу. Над всем этим бардаком громыхал голос пастора, пытавшегося навести подобие порядка. Влепив окровавленным пудовым кулачищем в лоб айвику, остервенело тянувшемуся зацепить его ножиком, он требовал остановиться и не осквернять более святое место.
Седлунд, вытащив из-под ног напиравшей толпы какую-то очкастую девицу, прижался с ней к стене и потихоньку пробирался к выходу, когда на улице застучали винтовочные выстрелы.
Услышав крики, Миша вскочил, погрозил кулаком ребятам — товар не замай! — и высунул нос наружу. Увидев хлынувшую из дверей церкви толпу, он дернулся было выяснить, что происходит, но замешкался, услышав рев моторов.
Из-за поворота выскочил грязно-белый пикап и остановился, перегородив проезд. Точно такой же заскрипел тормозами c другой стороны. Из машин с гортанными воплями посыпались айвики и, растянувшись в шеренгу, открыли пальбу по выбежавшим из церкви людям.
Несчастные в ужасе хлынули обратно, толкаясь, падая и поднимая друг друга. Какая-то девчонка попыталась убежать, но, не сделав и двух шагов, нелепо взмахнула руками и рухнула навзничь.
Менее чем за минуту все было кончено. Когда последний уцелевший скрылся внутри церкви, айвики расселись вокруг машин и затихли.
Увидев вооруженных дикарей, Миша судорожно отпрянул назад и захлопнул дверь. Выстрелы заставили его сжаться и повалиться на пол; рядом грохнулся владелец «Трактира», увлекая за собой стоящих поблизости пацанов. Остальные сообразили упасть сами.
— Что за хрень? — зашипел Гривхольм, проворно отползая за стойку.
— Айвики. Там люди из церкви повалили, это по ним, наверное.
— Вот уроды. Но им же сейчас трындец, пальбу все слышали.
— Не знаю. Куда тебя несет, проказа! — Миша ухватил за ногу шустрого юнца, поползшего было к окну. — Пулю словить решил?
Двое близнецов, совсем малыши, скривили губы и заревели. Остальные, услышав крики, прижались друг к другу и застыли, в ужасе глядя на дверь.
— Сваливать надо, — Миша облизал пересохшие губы и принялся копаться в рюкзаке.
