Кей Дач. Трилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
— Тогда почему?
— Раш, я предпочитаю любить человечество в целом.
— Это удобнее…
— Умница, — нежно сказал Кей. — Гораздо удобнее. Особенно когда сотню раз получишь пинка от тех, кого любишь. Собственно говоря, тогда это становится единственным выходом.
— Я…
— Никогда бы меня не предала. Конечно. Ты сегодняшняя — нет. Но будет завтра. Я прожил достаточно, чтобы понять — завтра наступает всегда. Порой хочется не дожить до него… иногда это удается. Но завтра все равно наступает.
— Ну почему вы такой глупый! Я говорю, что я… что очень хорошо к вам отношусь. А вы мне про свои обиды!..
Рашель отвернулась.
— Извини. — Дач потер лоб. — Ты права. И зови меня на «ты».
— Ладно…
— Раш, мне просто показалось, что ты немного в меня влюблена. И я решил сразу же тебя от этого предостеречь.
— Спасибо!
— Мир?
Девушка молчала.
— Когда я влюблюсь в тебя, ты немедленно узнаешь об этом, — серьезно продолжил Кей.
— Когда я тебя разлюблю, ты тоже почувствуешь. — Рашель посмотрела на Дача. — А поцеловать меня рискнешь?
Если Кея и удивил ее неожиданный натиск, то это никак не отразилось на его лице. Он наклонился к девочке — силовое поле скользнуло по волосам и отключилось.
Ее губы были неожиданно опытными, умелыми, и это вдруг кольнуло Дача — странной, бессмысленной обидой. Словно неожиданная влюбленность Рашель была правильной. Словно в мире существовала верность и он, живший случайными романами, был вправе на нее претендовать.
— Пойдем? — Рашель отстранилась.
— Пойдем. — Он снова взял ее за руку. Молодой мужчина, гуляющий по вечернему саду с девочкой-подростком. Если мораль Таури не слишком изменилась за последние двадцать лет, то он ничего предосудительного не совершает.
Впрочем, по большому счету ему было на это плевать.
Дач замечал обратную дорогу каким-то краешком сознания. Он слишком устал, чтобы поддерживать нормальную беседу, хорошо хоть, что и Рашель молчала. Когда деревья кончились и они вышли на огромную, поросшую высокой травой поляну, скорее даже маленькое поле, в центре которого стоял дом, девушка остановилась.
— Пришли. Кей, хочешь чаю?
Он покачал головой:
— Вон мое окно, на втором этаже. Я тебе помашу рукой. Подождешь?
— Подожду.
— Хочешь взять флаер?
— Зачем? Ножками прогуляюсь.
Рашель отпустила его руку, шагнула к дому:
— Я приду утром.
— Если Ванда решит, что я ее обманывал, то ты найдешь две свежие могилки.
Девушка засмеялась.
— Зря, — серьезно сказал Кей. — Твоя старушка соседка и не на такое способна.
— Пока, Кей.
— Пока, Раш.
7
Было уже совсем темно, когда Кей вернулся к дому Каховски. Он все-таки ухитрился заблудиться, надо было взять флаер, пусть и для двухкилометровой дистанции.
Свет не горел ни в одном окне, лишь на крыше, венчая тонкую спираль антенны, трепетал белый огонек. Дач остановился на крыльце.
— Поднимайся, поднимайся, — окликнул его сверху старческий голос. — На третий этаж и по коридору.
Дач молча последовал совету. Коридор кончился раскрытой на балкон двустворчатой дверью. В кресле (сколько их здесь, этих мягких символов увядания) сидела Ванда Каховски. В длинном белом платье, с тлеющей сигареткой в руках. Кей почувствовал сладкий запах наркотика.
— Почему девочки так легко влюбляются во взрослых мужчин? — спросила Ванда. — А?
— Наверное…
— Это риторический вопрос, Кей. Любой дурак со времен Фрейда способен ответить. Ты читал Фрейда?
— Да.
— Ты слишком разносторонен для убийцы. Дач, ты супер?
— Я с Шедара.
— Понятно. Ты прекрасно получился, я всегда считала, что Грей не прав с генетическим мораторием. Дач, все, что я могу проверить, будет проверено завтра к полудню.
— Я рад, госпожа полковник.
Каховски раскурила еще одну сигарету, протянула ему. Кей молча затянулся.
— Было так тихо… так мирно… — Ванда говорила, не смотря на Дача. — Год за годом… в бесконечном саду. Я стала кое-что забывать, Кей! А ты требуешь вспомнить…
— У нас иная судьба.
— Иная… Зачем нужны шипы, Кей?
Дач молчал несколько секунд, полузакрыв глаза. Сказал — очень тихо, и даже голос его изменился:
— Шипы ни за чем не нужны, цветы выпускают их просто от злости.
— Не верю я тебе… — в тон ему отозвалась Ванда. — Они стараются придать себе храбрости. Они думают: если у них шипы, их все боятся…
Минуту они молча курили. Потом Каховски хрипло рассмеялась:
— Молодец, Кей. Значит, ты поймешь.
— Я и так понял.
— Это все равно что сбросить старую оболочку. Тут нет ничего печального.
Дач вытащил из кобуры под мышкой «Шмель». Щелкнул предохранителем.
— В любом случае понадобится… — словно уговаривая себя, сказала Ванда. — Что тебя убивать, что Императора… не в этом же теле… аТан я сняла только в семьдесят, вот в чем беда, Кей. Была руинами, стану развалиной…
— До завтра, госпожа полковник, — сказал Кей.
— До завтра.
Дач нажал на спуск. Вспышка, вырвавшая из темноты спокойное, ждущее лицо старой женщины.
— Доброго аТана, — отбрасывая сигарету, сказал Кей. Приподнял легкое тело, проверяя, не загорелось ли кресло. Нет, все было в порядке.
Постель ему была приготовлена в той же комнате, что и четыре года назад. Дач уснул быстро, и в эту ночь ему ничего не снилось.
Утром на балконе уже не оказалось трупа, а на площадке возле дома стоял прокатный флаер. Кей, вышедший в одних шортах из дома, с полчаса разминался под легким унылым дождем. Потом он услышал шаги.
Ванда Каховски по-прежнему оставалась старухой. Лицо помолодело, впрочем, такой же эффект принесла бы и обычная косметика. Но в ее движениях больше не чувствовалось дряхлости. Лишь аккуратная, расчетливая точность и собранность. Даже легкая хромота, которой еще вчера не было, казалась нарочитой.
Дачу неожиданно вспомнилось детство: цирк и старая псимутированная пантера, с которой осторожничал даже мршанец-дрессировщик.
— Неприятное занятие — хоронить себя, — вместо приветствия сказала Ванда. Она была в глухом комбинезоне защитного цвета, с короткой штыковой лопаткой на поясе. — Печальное занятие. У меня есть одна аллейка, на ней всегда хорошие яблоки. Органика…
Дач счел полезным промолчать.
— Моя матрица снята в семьдесят. — Каховски прислонилась к дереву то ли в показной, то ли в настоящей усталости. — И не нынешние семьдесят, а те… двухвековой давности. Дерьмовая пища, дерганые нервы, облучения, травмы, частые роды. Вот и скриплю по десять — двадцать лет.
— Вы в прекрасной форме.
— Не думаю. Да, спасибо за выстрел. Очень аккуратно и быстро. Может быть, и смешно, но я до сих пор полагаю, что самоубийство — грех… — Каховски оторвалась от дерева, подошла к Кею. — Я уже кое-что проверила, кстати. Ты был тем лейтенантом с Хаарана. Но это так… штрихи к твоей откровенности. Вот если мои мальчики из электронной службы СИБ…
Дач невольно вздрогнул.
— Мои, Дач! Моимальчики, где бы они ни служили. Так вот, если они подтвердят подлинность твоей беседы с алкарисом, тогда мы поговорим серьезно. Птички всегда чувствовали подвох, и если алкарис поверил тебе — значит, поверю и я.
8
Крейсер ложился на курс. Часть истребителей уже ушла в прыжок, десяток, как приклеенные, висели вокруг, остальные перестраивались в авангардную группировку. Император был один в каюте — за огромным столом, перед серебристым зеркалом отключенного экрана. В бесформенном мешковатом халате, со слегка опухшим лицом, он ничуть не походил на «Владыку Эндории и Терры, покровителя колоний». Брезгливо морщась, он просматривал стопку донесений. В его руках девственно-чистые листы бумаги оживали, проступая мелкими строчками текста, исчезающего, едва он выпускал их. Иногда Император усмехался, ухитряясь, однако, не терять брезгливой гримасы.
