Сельва не любит чужих - Вершинин Лев Рэмович (версия книг TXT) 📗
Солнце палило нещадно, насквозь прожигая хлипкий навес, и широкие опахала, колеблемые мокрыми от пота боями, с трудом проминали плотную духоту, совершенно не навевая прохлады. Трехлитровая бутыль старой доброй «Боржоми-ССХ» иссякла еще около девяти. А прохладный шипучий напиток, лично принесенный на почетный помост угодливо кланяющимся Муй Тотьягой Первым, Александр Эдуардович, разумеется, принял с благодарностью, но тут же, как бы случайно, опрокинул кувшин, лишив себя тем самым удовольствия утолить жажду наилучшим нцыгви из королевских погребов.
Инфекций Генеральный представитель не боялся, поскольку прошел полный курс нужных прививок. Но крайне смущали упорные, самыми различными информаторами подтверждаемые слухи о – как бы это сказать?.. – специфической методике изготовления этого всенародно любимого напитка коренных нгандва.
Искушать судьбу не хотелось, даже если королевское нцыгви, в отличие от нцыгви простонародья, и впрямь заквашено на моче самых породистых оолов…
А солнце, забыв всякую меру, буйствовало вовсю.
И Александр Штейман уже различимо слышал шипение собственной крови, неторопливо вскипающей в жилах.
Единственное, что помогало ему не только выжить, но и сохранить величественность позы, была ненависть. Не простая, знакомая каждому, а леденящая, до отказа заполнившая гулко бьющееся о ребра сердце. Ненависть до того холодная, что самим присутствием своим хоть немного уравновешивала жару.
Мерзавец Харитонидис…
Насколько же легче все прошло бы, во всяком случае, для Александра Эдуардовича, согласись эта бесчувственная горилла дать «добро» на проведение торжественной порки непосредственно в Козе. Скажем, на главной площади. Или, на худой конец, у заставы. Так нет же! Этот кретин, этот убийца, неизвестно за какие заслуги назначенный губернатором, отказал в столь пустяковой просьбе категорически, сославшись на свое же, тринадцатилетней давности, распоряжение, строго-настрого воспрещающее проявляться в пределах «поселка, населенного инопланетными гражданами» туземцам, не имеющим удостоверений полезной личности.
Подобные аусвайсы, подписанные лично Его Превосходительством, имелись у сотни-другой-третьей особо смышленых и удачливых особей, освоивших профессии уборщиков, посыльных, ассенизаторов, носильщиков, лакеев. Почти два года назад, в день провозглашения независимости Королевства Нгандвани, счастливым обладателем синенькой книжечки, дающей право на заработок, стал Его Величество Муй Тотьяга Первый, законный суверен и легитимный повелитель планеты. Но ни один из его генералов, фаворитов и членов кабинета министров такой привилегии, разумеется, удостоен не был. А без всей этой публики, равно как и без присутствия возможно большего количества аборигенов, вся торжественная, так любовно и тщательно продуманная церемония теряла всякий смысл…
«Нет! – ответил глава Администрации, прочитав предложение господина Штеймана. Затем внимательно, не перебивая, выслушал дополнительные доводы, понимающе кивнул, подумал и снова сказал: – Нет!»
После чего сообщил, что сам он, подполковник действительной службы Эжен-Виктор Харитонидис, полагает предстоящее действо несовместимым с офицерской честью, а посему не видит никакой нужды в личном своем присутствии на спектакле, будучи полностью убежден в такте, опыте и профессиональных навыках уважаемого Генерального представителя.
Слова профессиональные и уважаемый этот орангутанг произнес, словно сплюнул.
– С-сука, – выцедил Александр Эдуардович, скрипнув зубами. – Су-у-ука…
После достопамятного инцидента в губернаторском кабинете, не получившего, к счастью, широкой огласки, оба они, и подполковник, и Каменный Шурик, старались по возможности избегать встреч наедине, придерживаясь на людях сдержанного, официозно-корректного стиля отношений. Но атмосфера в управе сгустилась до того, что даже ночной зверь баб'айа, любивший раньше нагадить у крыльца, учуяв некие флюиды, изменил маршрут своих предрассветных прогулок по спящей Козе.
Генеральный представитель Компании подбирал материалы для доноса, не особенно это и скрывая.
Глава планетарной Администрации, отлично понимая стратегию неприятеля, столь же откровенно плевал на нее.
Что, в свою очередь, еще более бесило и без того обезумевшего от жажды мщения Александра Эдуардовича. И поверьте, дело было не только в уязвленном самолюбии. Отнюдь!
В конце концов, не будучи по натуре склочником, он был готов к разумному компромиссу. Обиды обидами, рассуждал наедине с собою Шурик, но они с губернатором делают одно дело, а дело – прежде всего, не так ли?
И, кроме того, кто его знает, на каком уровне завязаны узелки у подполковника Харитонидиса, если он, при таком-то характере, вот уже который год держится на столь завидном, наверняка многими оспариваемом посту?
Поэтому, пойми дуболом в мундире свой интерес, он давно бы уже принес извинения за хамство. Хотя бы и в приватной форме. А господин Штейман, душа добрая, зла не помнящая, безусловно, пошел бы на мировую.
Они бы сели друг напротив друга, как мужик с мужиком, поговорили бы по-людски, выпили…
Воочию вдруг увиделось: стол, уставленный мисками с винегретом, солеными огурчиками, соленым, чуть желтоватым салом, что так хорошо делают колонисты с предгорий. И – венцом всему! – пузатая, литров на пять, подернутая морозным инеем бутыль двойной-очищенной, только-только со льда…
Ух-х!
При одной лишь мысли о невозможном, но таком желанном процессе у экс-алкоголика запылали трубы. И это знойное ощущение, помноженное на лютое пекло, едва не привело к обмороку.
– С-су… – начал было Генеральный представитель.
Но не завершил.
Небеса сжалились.
Легчайшее облачко, пробегавшее мимо раскаленной сковороды, выбелившей синеву, зацепилось за нее краешком, прилипло, опутало… и на церемониал-плацу сразу же сделалось не то чтобы прохладно, но, во всяком случае, вполне приемлемо.
И в тот же самый миг взревели громадные витые трембиты, вырезанные из оольих рогов.
Толпа туземцев, согнанная на плац еще с ночи для созерцания назидательной церемонии, повинуясь негромким приказам плечистых дубинщиков, прокричала приветственную здравицу и преклонила колени.
Настал час появиться монарху!
Простолюдины уткнулись лбами в пыль, дубинщики перехватили оружие на караул, а господин Штейман, еще не вполне отошедший от стресса, снисходительно улыбнулся.
Из высоких дверей королевской хижины, пятясь, вышли один за другим министры, потом генералы, вслед за ними, как полагается, фавориты. И наконец, во всем своем царственном великолепии даровал верноподданным счастье лицезреть себя Его Величество Муй Тотьяга Первый, милостью Тха-Онгуа и господина Салманова владетельный государь Демократической Нгандвани, повелитель долины, властитель сельвы, протектор плоскогорья и многих иных земель наследник и обладатель.
В скобках отметим: перечень владений, содержащий в полном варианте порядка полусотни топонимов, был утвержден специальной комиссией Компании накануне провозглашения планетарного суверенитета и подозрительно напоминал список рек, селений и холмов, через которые предстояло протянуть уже на треть построенную железную дорогу…
Король, нельзя не признать, был внушителен.
Ничем не напоминал он сейчас оборванного толстяка, выбегавшего час назад на опаленный солнцем плац, дабы поднести почетному зрителю кувшинчик благовонной нцыгви!
Был Его Величество огромен ростом и воистину величествен статью. То есть толст неимоверно, что, по верованиям народа нгандва, неоспоримо свидетельствовало о божественном происхождении. Как всем известно, сказал некогда Тха-Онгуа: чем больше плоти, тем громаднее душа, и это есть неоспоримая истина, не принимаемая разве что горными дикарями дгаа, которые, если разобраться, не могут быть сочтены настоящими людьми…
Не было на властелине ни набедренной повязки, приличной простолюдину, ни бахромчатой мантии, пристойной для высокорожденного. А был на нем полный королевский наряд, предписанный церемониалом двора для особо торжественных выходов.
