Сельва не любит чужих - Вершинин Лев Рэмович (версия книг TXT) 📗
А Дмитрий, хмыкнув, величественным жестом указал на пытающееся пошевелиться тело у ног дгаанги и торжественно провозгласил:
– Пусть Дгобози живет! Такова моя воля!
Шумок прокатился по толпе. Люди качали головами.
Как же не понимает нгуаби – уже почти бывший нгуаби! – что его воля бессильна там, где повелевает Ваарг-Таанга?
Если он откажется добить поверженного, это сделают за него иные, но вина все равно ляжет на его душу, и судьба изгнанника не минует его…
– Мне жаль, нгуаби, – нарушил молчание дгаанга, и сорвавшийся голос подтвердил, что он не лжет. – Нам всем жаль. Но никому не под силу изменить то, что завещано Безликой…
«Никому не под силу, тхаонги», – подтвердила слеза, скатившаяся по изуродованной рубцами щеке Убийцы Леопардов.
«Никому не под силу, земани», – плеснуло горечью от затвердевших скул ефрейтора Мгамбы.
«Никому не изменить, любимый», – ни для кого иного не слышно вскрикнула Гдламини.
Вот как?
Дмитрий Коршанский, лейтенант Космодесанта, усмехнулся.
– Разве я не пришел с белой звездой?
– Это так, нгуаби, – бережно, словно при беседе со смертельно больным, ответил дгаанга. – Но воля Ваарг-Таанги неизменима. Ни для кого…
– Так знайте же, добрые люди дгаа! – рыку Дмитрия сейчас, пожалуй, позавидовал бы и крутой черпак Н'харо, не говоря уж о подполковнике Михайлевском. – Уже собрался было я воссесть на белую звезду, – палец его вознесся в небо, – когда призвала меня к себе Ваарг-Таанга! И сказала она, что смягчилась душа ее, – к рыку примешался отчетливый всхлип, – и не угодно ей отныне право мг'га'мг'гели!
– Хо-о-о… – охнула площадь.
А затем шумно, с гулким просвистом вздохнула, словно громадный, загнанный долгим бегом гривастый оол.
Невозможные, непредставимые слова выпустил на волю нгуаби, и людям нужно было хоть сколько-то времени, чтобы осмыслить услышанное, а осмыслив – поверить.
Не поверить никто даже и не подумал посметь.
Ведь Д'митри-нгуаби – человек дгаа, а люди дгаа никогда не лгут в своем кругу. Если он говорит, значит, так оно и было там, в заоблачной Выси, откуда принесла его белая хвостатая звезда…
И – кроме того – разве найдется в любом из миров, хоть верхнем, хоть нижнем, безумец, способный солгать, исказив волю Безликой Ваарг-Таанги?!
Люди дрожали. Они не умели найти слов, способных выразить чувства, обуревавшие их, всех вместе и каждого в отдельности. И только дгаанга, обязанный саном говорить за всех, заставил себя преодолеть оцепенение.
– Если так, – взгляд его метнулся к стонущей кучке плоти, копошащейся на земле, – то пусть презренный живет! Слава милосердной Ваарг-Таанге!
– Хой! – взревела толпа, получившая наконец ясное указание, что думать и кого восхвалять. – Хой, Безликая, хой!
Дмитрий гулко прокашлялся, требуя тишины.
– Кстати, о Ваарг-Таанге…
Это, наверное, было уже излишество. Грешно дурачить простаков и младенцев. Но дикое нервное напряжение рвалось на волю, требуя выхода. И он уже не мог остановиться.
Он рассказывал о Безликой, о том, как она была одета и украшена, чем угощала его в последнюю встречу; его, что называется, несло, и образ Ваарг-Таанги наливался красками, становясь в чем-то даже трогательно-беспомощным…
– … и не было бы никого прекраснее ее в Выси, если бы завистливые демоны не оторвали ей руки!
Исчерпавшись до дна, Дмитрий умолк. И улыбнулся.
Что ни говори, а порой вовсе не вредно быть полнейшим атеистом. Как Дед. И, оказывается, как он сам.
В счастливые глаза Гдлами нельзя было смотреть без риска ослепнуть. И Н'харо, и Мгамба, и М'куто-Следопыт уже стояли рядом, готовые заключить своего нгуаби в объятия…
Но прежде, чем к друзьям, Дмитрий шагнул к Дгобози.
– Вставай! Ну! Вставай!
Никакого ответа. Только стоны и невнятное бульканье.
Пришлось просто поднять козла, ухватив за чуб.
– Живи, – сказал Дмитрий. – И помни!
В мутных зрачках шевельнулось понимание. Губы дрогнули.
– Что? Что он сказал, тхаонги? – Убийца Леопардов, не удержавшись, протиснулся поближе. – Ты слышал?
Дмитрий пожал плечами. Нет, он не расслышал. А жаль.
– Мг'мгели, – кричал Дгобози ему в лицо. – Бойся меня, ибо я – твоя смерть!
Глава 6
Секира при древе
1
ВАЛЬКИРИЯ. Котлово-Зайцево
25 февраля 2383 года
Вокруг вопило, блеяло и беззастенчиво пахло.
Удивляться не приходилось. Единственным достоинством «обезьянника», именуемого также и Утту-Квыла-Кью-Нгандуани-Ыга-Быббз-Йинхака, что, как известно, означает Пресветлая Столица Нгандвани, Подобно Родинке на Щечке Красавицы Озаряющая Собою Вселенную, во все времена оставалось умиляющее душу умение не пытаться выглядеть лучше, чем есть, а, напротив, пребывать в первозданном виде.
Нельзя, между прочим, исключать, что иному из любителей особо извращенной экзотики здесь могло бы что-то даже прийтись по нраву. Но только в гомеопатических дозах и, очень желательно, из окна герметически закупоренного экскурсионного автобуса.
Так, проезжая по Каиру, досужие зеваки, сумевшие накопить кредов на тур средней стоимости, взахлеб восторгаются гнедой громадиной университета Аль-Азхар, сиреневым нильским простором и таинственными, плохо различимыми на расстоянии усыпальницами прославленного Города Мертвых. Им хорошо! Они рано утром прибыли в Порт-Саид и уже вечером отбудут, взяв курс на Хайфу. Они слушают курчавого, приторно-любезного гида, щелкают затворами стереокамер и, мня себя первооткрывателями, требуют позволить им погулять на вольной воле. Им отказывают, ссылаясь на правила, установленные полицией, а они в ответ неумело бунтуют, вслух проклиная тупое самодурство диких африканских сатрапов.
Дурашкам невдомек: лишь благодаря заботливым сатрапам им не дано узнать, как воняет прокисшая от наплывов застарелого дерьма набережная великой реки; их не подрежут кривыми ножами, истерично взывая к Аллаху милостивому, милосердному, бородатые мусульманские студенты, чинно гуляющие после лекций около ворот сокровищницы исламских наук. А уж ближе, чем на километр, к древним глиняным склепам сердобольные сатрапы их и подавно не подпустят, поскольку даже светлому шейху Эль-Мансуру, покровителю вшивых и чесоточных, неведомо, какую заразу можно подхватить от стаи оборванных нищих, подстерегающих в кладбищенской тиши опрометчивого прохожего…
Показав мстительный язык добродушному полицейскому на выезде из города, искатели приключений покидают Каир веселые, довольные и чуточку пьяные от впечатлений. Спустя неделю, уже дома, они хвалятся перед соседями своими сказочными подвигами в злачных местах седой, как само время, Земли Фараонов. И лишь те, кто сумел узнать настоящую страну Миср, кто высидел там хотя бы годик и зачел этот год за три… о, те предпочитают молчать. Они просто ни за что не украсят стену спальни клочком фальшивого папируса в дрянной рамочке и никогда не позволят своим подросшим детям ехать на каникулы в романтический, воспетый поэтами Египет!
Впрочем, все познается в сравнении.
Во всяком случае, господин Штейман, Генеральный представитель Компании на Валькирии, сейчас охотно согласился бы оказаться в трущобах Каира. Или Исламабада. Или даже, страшно подумать, Душанбе. Лишь бы не торчать здесь, на церемониал-плацу, в самом центре «обезьянника»…
Вот уже третий час Александр Эдуардович маялся на помосте, предназначенном для почетных гостей Его Величества Муй Тотьяги Первого, Чрезвычайного и Полномочного Короля Нгандвани, а церемония, свидетелем коей он по долгу службы обязан был стать, все никак не начиналась.
И это бесило.
Нет, он, безусловно, не надеялся, что туземцы хотя бы на этот раз изменят национальным традициям, проявив хоть какую-нибудь пунктуальность. Но, с другой стороны, при такой жаре каждая лишняя минута тянулась длиннее столетия, и господин Штейман, пока еще сдерживаясь, чувствовал, что силы на исходе и очень скоро всякому терпению придет конец.
