Искупление грехов (СИ) - Сухов Лео (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
Пятясь и поддерживая друг друга, мы с Молчком добрались до борта, где последние ааори и матросы спрыгивали вниз. Тварь ревела, щупальца били вокруг неё, снося такелаж, разрывая паруса и ломая доски. Над бортом появилась огромная пасть с тремя рядами больших острых зубов. Одно из щупалец с острым жалом на конце устремилось к нам. Время, казалось, застыло, и воздух словно превратился в тягучую массу плотнее воды, не дававшую сделать нам ни шага.
Краем глаза я заметил, как сверкнул нож в руках Молчка — и перед нами, прикрывая последних бойцов и матросов, выросла полупрозрачная стена. Под другим взглядом она почти вся состояла из искр мудрости. Пусть не было в ней сложного узора, пусть была она слабой и хлипкой, но когда щупальце соприкоснулось с ней — вздрогнула и тварь, и корабль, и само щупальце. Стена рассыпалась, но дала нам ещё несколько секунд. И только жало, самым кончиком проскочив за стену, невесомо чиркнуло по выставленной вперёд левой руке Молчка. Удар пришёлся чуть выше локтя, но даже его хватило, чтобы рука унеслась по воздуху прочь.
Молчок с удивлением посмотрел на обрубок и хлещущую из него кровь, перевёл взгляд на меня и начал оседать. Я подхватил его, сделал последние два шага и спрыгнул в море. Вода сомкнулась надо мной и Молчком, тело потянуло на глубину, но рядом мелькнули ещё люди — в Молчка вцепилось несколько рук, и мы начали всплывать. Уже вынырнув, я понял, что помогали мне двое матросов. Один из них сразу же подтянул бочку.
— Воткни в неё нож! — крикнул он. — Плывите за кораблями!
Удерживая Молчка, я достал нож, вогнал его в бочку и крепко уцепился за рукоять. То же сделал и второй матрос. Держась одной рукой за ножи, другой — придерживая впавшего в беспамятство Молчка, мы, помогая себе ногами, стали удаляться от корабля.
— Надо перетянуть! — опомнился матрос, указывая на обрубок руки. — Он истечёт кровью!
— Сейчас, — процедил я, пытаясь оторвать кусок мокрой рубашки.
Матрос меня опередил — он вытащил откуда-то кусок верёвки и туго стянул обрубок руки, останавливая кровотечение. При этом мы чуть не упустили и раненого, и бочку, каким-то чудом успев их поймать.
— Поплыли! Немного осталось! — крикнул матрос, и мы снова начали мотать ногами.
Впереди появилась лодка — точь-в-точь как та, на которой покинул корабль капитан Уи-ном. В ней уже сидело трое матросов, а ещё пара матросов и трое бойцов цеплялись за борта. Мы что было сил погребли к ней. Внутрь нас не пустили — забрали только Молчка — а мы держались, как и все спасённые, за борта, помогая судёнышку плыть ногами и руками.
Я плохо помнил, как мы добрались до флагмана. Корабли даже и не думали разворачиваться — шли на всех парусах к берегу, утягивая за собой загарпуненную добычу. Сзади ещё долго слышался треск умирающего под ударами большой фифы корабля. И может быть, только к вечеру, когда у всех, оказавшихся в воде, сводило руки и ноги от холода, оставшиеся на плаву «Ао-ке-тари» и «Ам-кана» замедлились, позволяя себя догнать. Всё это время Молчок метался в горячке на дне лодки, а я боялся, что он не выживет.
Бойцы двух десятков спаслись все. Спаслись — чудом. Из команды корабля до спасительной палубы добралось две трети. Остальные так и пропали в неизвестности. Многие плыли, держась за бочки, сильно отстали или потеряли силы. И когда лодки доставили первых спасённых и ушли назад, искать других выживших — найти удалось далеко не всех.
Когда меня вытащили, я не сразу смог подняться на ноги. Лежал на палубе под фальшбортом и смотрел в багровеющие небеса. Подняло меня беспокойство за Молчка. Но стоило мне встать, как меня подхватили под локоть и повели в трюм. Вокруг метались матросы и ааори, таскали раненых, помогали тем, кто ещё стоял на ногах. Меня завели в трюм и затолкнули в какое-то помещение. Я ещё пытался узнать, как наши, как Молчок — мне даже что-то отвечали, но я не улавливал смысла. Меня уложили в гамак и оставили в покое. Я попытался подняться, пойти выяснять, как и что… но сил не осталось даже на то, чтобы открыть глаза.
А когда глаза открылись, я стоял в мрачном лесу. Над головой смыкались ветви, образуя сплошную тёмную крышу. Солнце не доставало сюда своими лучами, не пробивало густые кроны деревьев. Вечный полумрак затапливал нижний уровень. Густой мох покрывал всю землю, древесные стволы и нижние ветви. Обвитые вьюнами лианы тянулись над головой. Повсюду кругом кипела и прерывалась жизнь. Хищное рычание, жалобные вопли несчастных жертв. Здесь нельзя рассиживаться, здесь нельзя стоять на месте.
Мне надо идти. Крадучись, я перемещался от ствола к стволу, от тени к тени. Сегодня я был на высоте, сегодня под ногой у меня не хрустнула ни одна ветка, не зашуршали листья, не застучали предательски камешки. Как тень, я двигался вперёд к неизвестной мне цели, пока передо мной не показался просвет между деревьями. Каменистая поляна, совершенно чуждая в этом лесу, открылась мне. Посреди поляны горел костёр, рядом с которым застыл старик, задумчиво рассматривая языки пламени. Я подошёл и сел рядом. От костра исходило приятное тепло, и меня потянуло в сон.
— Уснуть здесь — не лучшая идея, — оповестил меня старик, и я открыл глаза, посмотрев на него. — Ну как тебе свобода?
— А разве она у меня есть? — удивился я.
— Ну ты же стремился стать вэри… Сам выбирать свой путь… — старик хитро усмехнулся и поворошил костёр сухой веткой, взметнув в небо сноп искр.
— Не знаю… Мне кажется, я всё так же несвободен…
— Так и должно быть, — старик кивнул. — Так и должно быть…
— Разве нельзя стать свободным?
— А разве можно? — удивился старик. — Не ту свободу ты искал, парень. Свобода она внутри — в твоём праве принимать решения. Любая иная свобода — это сказка, которую люди давным-давно придумали и с тех пор рассказывают друг другу.
Мы снова замолчали. Я смотрел в огонь и пытался вспомнить, о какой вообще свободе речь. Старик тоже молчал, а потом засмеялся и поглядел на меня.
— Я ещё посмотрю, как ты будешь справляться. Но помни, даже я не могу сделать так, чтобы монеты выпадали всегда одной стороной…
— А зачем им выпадать всегда одной стороной? — не понял я.
— Потому что каждый раз, когда монета будет выпадать другой, — старик вытащил из-за пояса фероку и подкинул, — кто-то будет…
Монета упала на землю.
— …умирать, Шрам! — закончил старик, а мне в спину прилетел страшный удар, погрузивший мир вокруг во тьму.
— Шрам!
— Шрам, хватит спать! — я открыл глаза и уставился на стоящего надо мной Скаса. — Гонг зовёт! Деньги не ждут!
Я спустил ноги с гамака и огляделся. Постепенно возвращались воспоминания, и первое же из них заставило меня открыть рот:
— Как Молчок?
— Да живой твой боец, живой! — успокоил меня Скас. — Только тупой, как и ты! Сказали же вам кровью не плескать — нет, снова!
— Да как-то мёртвым уже не важно, — признался я. — А другие бойцы?
— Твоих всех вытащили, — Скас помог мне встать и махнул рукой, приглашая идти за ним. — Некоторые, правда, ещё не очнулись, но жить будут.
— Как же теперь Молчок-то без руки? — тихо пробормотал я, но Скас услышал и даже ответил:
— Ну вырастите новую, делов-то?
Я с подозрением уставился на него, а он — на меня.
— Подожди-ка, — Скас ухмыльнулся. — Так ты до сих пор не знаешь, что мудрецы-лекари заново руки-ноги растят?
— И сколько это стоит?
— Ааори тысяч за десять ули конечность вернут, — Скас пожал плечами и вышел из кубрика вместе со мной. — Чем больше мудрости в существе, тем легче вернуть утерянное. Вот если бы аори пострадал — там да, копи в десять раз больше. А нам — всё задёшево. Да и вообще… Заведите себе кубышку, куда будете скидывать деньги! Все нормальные наёмники в Империи так делают, скидывают как раз на такие случаи часть оплаты. И ааори все так тоже делают, у кого отряды вольные.
Подойдя к двери, Скас толкнул её, и в темноту трюма хлынул свет. Мы оказались на маленьком балкончике, где с трудом уместился столик и три табурета. На одном из них сидел Гун-нор, потягивая вино и подъедая запасы еды со стола.
