Казанские "Тандерболты" (ЛП) - Слейд Стюарт (библиотека электронных книг TXT) 📗
Тем не менее, схема огня постепенно вырисовывалась. Обстрел будет сопровождать фашистов от любой начальной позиции до любой конечной. Особых иллюзий у Лаптурова не имелось. Если всё пройдёт, как они задумали, захватчикам будет нанесён огромный урон. Тяжёлая артиллерия - оружие мощное, но медлительное и неповоротливое. Как только она начинает стрельбу, изменить огневое решение довольно сложно. Если ход сражения станет непредвиденным, обстрел потеряет эффективность. По крайней мере, начался бой хорошо. Он видел, как фашисты замерли, услышав пугающее завывание. Они бросились к танкам, но земля уже начала вздыматься вокруг. Вспыхнули заправщики, разлетелись в клочья грузовики с боеприпасами. Полковник восхищённо наблюдал за этим беспорядком.
- Вперёд, братцы, не то артиллерия себе всю славу заберёт!
Он немного смутился от такого смелого заявления, но оно определённо тронуло сердца его людей. До фашистов всего три километра. В их расположении настоящий хаос от внезапного артналёта. Некоторые - это было хорошо видно - бросили танки и пытались убежать на своих двоих. T-34 вырвались вперёд, разгоняясь по длинному пологому склону. Отчаянный рывок, чтобы сблизиться с противником, пока он ещё не пришёл в себя. И пока тяжёлая артиллерия не прекращает огонь по первой цели. Бригада Лаптурова преодолела половину расстояния, когда немцы осознали происходящее и начали отстреливаться. Плотный обстрел сделал своё дело. Экипажи танков залегли подальше от своих машин и не высовывались. Но впереди были не только танкисты. Сквозь рёв дизеля полковник мог разобрать протяжные всхлипы миномётов и сухие хлопки противотанковых пушек. Потом в шум боя вплелись пулемёты. Вот психи. И что они сделают моим танкам? Несколько миномётов и пара пушек против бронебригады? А потом ему стало просто некогда думать. В Т-34-76 командиру приходилось делать самому сразу несколько дел. Во-первых, наводить орудие и стрелять. Во-вторых, собственно, командовать своим танком. В-третьих, как-то управлять остальными машинами бригады по радио. Очень часто командир был так занят, что замечал только прямое попадание, когда танк уже пора покидать. Однажды давно, журналист из "Правды".... или "Известий"?... спросил, страшно ли вести танки на гитлеровцев. Я ответил ему в обычном героическом духе советского человека, сражающегося с жестоким захватчиком. Но в моих словах хватало истины. В танке уже не страшно. Конечно, получая приказ, волнуешься. Я всегда знал, что мы будем на острие атаки, и размышлять можно было только о том, какой смертью умрёшь. Но эти мысли отсекались, как только я забирался в башню и захлопывал крышку люка. В бою нет времени на пустые переживания, и я сразу забывал о них. Есть только стремление выжить. Так что в танке я никогда не боялся. Только один раз волновался, когда нас подбили, и нам пришлось спешно покидать горящую развалину. И вот снова мы наступаем на фашистов. Сейчас они наконец-то застигнуты врасплох.
В бою было легко увлечься. Немцы находились уже на расстоянии выстрела, но тяжёлая артиллерия продолжала давить их огнём. Это было ещё одним предметом спора. Когда прекращать обстрел? Слишком рано - гитлеровцы очухаются, полезут в танки и дорого отдадут свои жизни. Слишком поздно - мощные снаряды могут зацепить свои же машины. Лаптуров настоял на том, чтобы орудия стреляли до упора, и только потом переносили огонь на следующую цель. Когда на позициях фашистов опал последний фонтан земли, Лаптуров увидел, что по крайней мере одна "четвёрка" уже шевелится. Пора! Он заслуженно гордился своим экипажем, все они были опытными, хорошо обученными ветеранами. Снаряд уже лежал в казённике.
- Цель захвачена! Пли!
Взводы T-34 были обучены следовать за ведущим и бить по одной цели. В русской армии понимали, что их стрелкам и наводчикам пока не тягаться в мастерстве с гитлеровцами, и стремились перебить качество количеством. За машиной Лаптурова шли ещё три, и одновременно выстрелили во вражеский танк, в этот момент стронувшийся с места. Снаряды легли накрытием, обдав "четвёрку" землёй.
- Короткая!
Его снаряд разорвался прямо под мордой T.IV, заставив его качнуться на подвеске и отправить ответный выстрел куда-то в небо. Лаптуров выстрелил ещё раз, промахнувшись мимо башни одного вражеского танка, а потом другого. Он доворачивал орудие по сторонам, по мере появления новых целей. В зависимости от того, кто появлялся в прицеле, полковник выкрикивал тип нужного снаряда: "Бронебойный!", "Осколочный!". В кинжальной схватке с фашистскими танками двигатель ревел на максимальной мощности, любой, кто хоть немного замедлится, умрёт. Он ощущал моменты гибели своих тридцатьчетвёрок, хотя ничего кроме разрывов снарядов, не было слышно. Грохот собственного орудия оглушил его - мелькнула неожиданная мысль, что в будущем дети и внуки станут развлекаться, слушая его рассказы. Внутренности башни стали для полковника каким-то отдельным миром. Что происходит снаружи, он перестал воспринимать, замечая только удары снарядов и скрежет рикошетов. Тогда он понимал, что и по ним тоже стреляют.
Из-за постоянной стрельбы в боевом отделении скапливались пороховые газы. Зимой вентиляторы успевали выбрасывать их, но в тёплое время года не справлялись. Внезапно, команда заряжающему "Осколочный!" осталась без ответа. Предполагалось, что он будет говорить "Так точно, осколочный", но чаще просто выкрикивал "Есть!". Сейчас же - ни слова, тишина.
Лаптуров пихнул его локтем и повторил "Осколочный!". Ответа не было. Он обернулся и увидел, что боец, надышавшийся паров кордита, лежит без сознания на боеукладке. Редко кто мог не свалиться на его месте в жарком бою. Заряжающий постоянно таскал снаряды, а ещё дальше всех сидел от люков. Первым должен был выходить или мехвод, или командир, из-за этого заряжающий постоянно был в таком напряжении, какого другие члены экипажа не испытывали.
Полковник свесился вниз, растормошил заряжающего и втянул обратно в кресло. Потом открыл главный люк, чтобы проветрить машину - хотя понимал, что каждая секунда, пока он не у прицела, даёт фашистам шанс подстрелить их. Осознание этого вылетело у него из головы вместе с зубодробительным ударом, сотрясшим весь танк. Долгое мгновение он думал, что в них попал убийственный 88 мм [207]. Остальные, похоже, решили так же, и рванули наружу. Лаптуров порадовался, что на мгновение раньше распахнул люк.
Высунувшись наружу, он увидел, что дело обстоит совсем иначе. Т-34 протаранил "четвёрку", возникшую прямо перед ним, врезавшись той под башню. Орудии немца было повёрнуто на них, но от удара его сорвало с откатников, и длинный ствол смотрел вкось, упираясь дульным тормозом в броню. Из командирского люка вылез фашист и вытаращился на внезапный русский танк. Потом до него дошло, что случилось, и он потянулся к пулемёту, закреплённому на обечайке. Полковник не мог не вспомнить, что дорогих гостей, по старому русскому обычаю, надо встречать самым лучшим. Включая незваных. Мой ТТ-33 - прекрасный пистолет, а значит, в самый раз, и разрядил магазин в голову и плечи фрица. Обычай соблюдён, подумал он, когда тушка фашиста рухнула обратно внутрь.
- Бронебойный!
- Есть!
- Огонь!
И Т.IV вспыхнул ярким, соломенно-синеватым пламенем синтетического бензина.
Между русскими и немецкими танками кое-где оставалось не более сотни метров. Никакого манёвра, никакой тактики. Машины выискивали друг друга в дыму и пыли, и тот, кто успевал выстрелить первым, жил дольше. Танки сошлись в настоящей резне, сближаясь, стреляя и умирая.
Всё горело. Над полем битвы повисло неописуемое зловоние. Повсюду были дым, пыль и огонь, казалось, наступили сумерки. Радиосвязь не работала. Кто-то начал передачу и, видимо, внезапно был убит. Радиостанция осталась на канале и задавила эфир. Переключение на резервный канал требовало времени, но когда тут отвлекаться?
