Воскресное утро. Книга вторая (СИ) - Алексеев Михаил Николаевич (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
Мишка читал фамилии, и перед его глазами вставали лица тех, кто еще недавно стоял в строю плечом к плечу с ним. И которые отдали свои жизни, давая им шанс выжить.
Он с ужасом понял, что за прошедшие недели, наполненные боями, он ни разу не вспомнил о них. Там, в болотах, они помянули их чарками спирта, поклялись отомстить за каждого. Но там некогда было думать, там тоже шла война, они выполняли боевые задачи. Он искал в душе этому оправдания: он воевал, выполнял свой долг, просто выживал. И тут же сам себе ставил мат — он уже две недели тут и только сейчас он вспомнил о них не сиюминутно и не мимолетом.
Ему стало стыдно! Так стыдно, что он почувствовал, как его лицо налилось жаром. И тут же он ощутил боль в душе и жалость к ним, оставшимся там, наверняка не похороненным, о которых некоторые живые уже забыли.
Он стоял с газетой в руках, уставившись глазами в никуда, с пылающим лицом и по его щекам текли непроизвольные слезы. Товарищи, принимая это за слезы радости, ободряюще похлопывали по плечам, жали его безвольную руку. Он ничего не чувствовал. Он был где-то глубоко внутри себя. Там, где они все еще стояли в одном строю.
И только «Дед» — старый сорокалетний солдат из их палаты, у которого сыновья и дочери были ровесниками Бояринова, подошел к нему, взял газету и, перечитав список, отодвинул всех от Мишки и, отведя его к койке, заставил того лечь.
Бояринов уткнулся лицом в подушку, и «Дед» погладил его по ежику отрастающих волос своей тяжелой шершавой ладонью. И на Мишку пахнуло воспоминаниями детства, когда точно так же, спящего, его гладил отец, пришедший с ночной смены. И он заплакал.
— Это ничего! Ничего! Ты поплачь, поплачь! Это можно! Ты отпусти их. Они сделали все, что могли. А ты теперь должен… должен за них жить. И помнить их. Каждого. Всю жизнь.
Негромкий голос «Деда» успокаивал. И через некоторое время Миша затих. Он не спал. Он прощался со своими боевыми друзьями.
Через неделю лечащий врач после утреннего обхода и осмотра зажившей раны заявил, что через несколько дней Бояринов может быть выписан. К службе в полном смысле этого слова он был еще не готов, но до полного выздоровления он может находиться под наблюдением медслужбы своей части, чему сержант обрадовался. Надоело ему тут. Кстати, примерно тоже самое услышал и Шупейкин. Возможно, на решение о досрочной выписке раненых повлияло и то, что в последних операциях корпус понес серьезные потери, и госпиталь был переполнен. Раненые лежали даже в коридорах. Поэтому раненых на стадии выздоровления активно выписывали и отправляли на долечивание в части. Эти несколько дней показались ему утомительно длинными. И наконец, 10 июля Бояринова вызвали к начальнику госпиталя.
Войдя в кабинет, Бояринов замешкался, увидев на диване капитана госбезопасности в форме с петлицами, а значит не из их Корпуса. Решив, что полковник — начальник госпиталя — старше по званию, нежели капитан ГБ, он доложил о прибытии ему.
Полковник махнул рукой в ответ на доклад.
— С Вами, Бояринов, товарищ капитан пообщаться хочет.
И продолжил, обращаясь уже к незнакомцу:
— Я пока воспользуюсь этим обстоятельством и обойду госпиталь. Давно хотел это сделать, да бумаги все время съедают. Если что, телефон дежурного по госпиталю под стеклом на столе.
И вышел за дверь.
— Присаживайтесь, Михаил Александрович!
И капитан указал на стул, стоящий перед столом. Сам же расположился за столом, на месте начальника госпиталя, положив перед собой синюю папку.
Михаил сел. Повисла пауза. Капитан разглядывал Бояринова, которому из-за этого стало неуютно. Капитан закурил.
— Вам, товарищ гвардии младший сержант, не предлагаю. Знаю, что не курите.
Вы меня извините. Интересно видеть настоящего Героя Советского Союза.
Я недавно получил допуск к работе с кадрами из Особого Корпуса. Как видите, форму даже сменить не успел. В принципе, вопрос, которым я сейчас занимаюсь, и то, что мы с Вами будем обсуждать, в обычных частях решают представители кадрового управления Наркомата обороны. И то вряд ли кто-то приехал бы по Вашу душу из Москвы. Скорей всего вопрос решился бы в строевой части вашего батальона.
Но статус вашего Корпуса и все, что связано с секретностью вокруг него, обязывает даже такими вопросами заниматься госбезопасности.
Итак! Перейдем к делу! Я капитан госбезопасности Анисимов Валерий Сергеевич. Все, что касается Вас, находится вот в этой папочке.
И он постучал ногтем по папке.
— Тут даже то, что Вы, возможно, о себе забыли. Поэтому я позволю себе сразу перейти к делу.
За время службы в целом, и во время войны особенно, Вы проявили себя исключительно с положительной стороны. И советский народ в лице его Вождя — товарища Сталина отметил это присвоением Вам высокого звания Героя Советского Союза. Я в курсе подвига вашего взвода и дальнейшего участия лично Вас и Ваших товарищей в боях за Вислой.
Идет война, и Вам бы могли просто приказать, но, учитывая перспективу того, что мы хотим Вам предложить, нам хотелось бы, чтобы Вы сделали осознанный выбор самостоятельно.
Исходя из Вашего послужного списка и характеристик от Ваших командиров и товарищей, Вам предлагается продолжить службу офицером. Причем, даже в случае Вашего отказа в приказном порядке Вы будете отправлены на полугодовые курсы младших офицеров. Это один вариант. Второй: если Вы согласитесь, Вас отправят в трехгодичное военное училище. Скорее всего по профилю. Сейчас проведена реорганизация Рязанского пехотного училища им. тов. Ворошилова в воздушно-десантное. Родине нужны грамотные офицеры.
Капитан замолчал.
— Товарищ капитан госбезопасности! Разрешите вопрос?
Капитан кивнул.
— Война ведь скоро кончится! А тут — учиться три года.
— А Вы думаете, Михаил Александрович, немцев победим, и враги закончатся? Нет! К сожалению, это не так. СССР для всего капиталистического мира как кость в горле. Не смогли они одолеть нас руками немцев — будут искать другие варианты. Будут гадить везде и во всем. Исподтишка! И если увидят нашу слабость — непременно нападут! Это сегодня капиталисты Англии, Франции, Соединенных Штатов нам как бы союзники, а завтра — точно станут врагами. И необходимость иметь передовые Вооруженные Силы с грамотными опытными командирами во главе — это жизненная необходимость. Это Вы в Особом Корпусе воевали, где изначально все и все было собрано лучшее. А в других частях, дивизиях, армиях такое творилось! Пока командование и лично товарищ Сталин не разобрались, кто настоящий командир, а кто только пыль в глаза пускать умеет.
Поэтому именно сейчас идет отбор лучших из лучших для послевоенной армии. Чтобы больше не повторилось 22 июня. Чтобы лозунг «Воевать на чужой территории, малой кровью!» из слов в любой момент, когда потребуется, стал бы реальным делом.
— Мне подумать можно?
— До завтра! Надеюсь, времени хватит. А сейчас, если вопросов больше нет, можете идти. Вы не один тут такой. И с каждым мне нужно побеседовать.
И капитан на прощание протянул руку.
Выйдя из кабинета, Мишка столкнулся с Шупейкиным.
— Ты оттуда? А кто там? А то медсестра передала приказ, чтоб зашел, когда ты выйдешь.
— Зайдешь — узнаешь, — отмахнулся Бояринов, пропуская мимо себя к дверям Володю.
Он зашел, а Мишка отошел к окну и уселся на подоконник. У другого окна, поглядывая на дверь и на Бояринова, переминались с ноги на ногу несколько незнакомых ему раненых. Видимо, тоже были вызваны на собеседование.
Володя вышел минут через пятнадцать с весьма задумчивым видом и сразу направился к Бояринову.
— Ты что думаешь? — усаживаясь на подоконник рядом, спросил он.
— Не знаю. Не решил еще. Буду думать. Время до завтра есть.
— Я тоже, — согласно кивнул Владимир.
Вечером Михаил долго не мог заснуть. Ворочался, перекладывая подушку, вдруг ставшую неудобной. Ему предстояло практически впервые в своей еще недлинной жизни сделать самостоятельный и очень важный выбор. Выбор, который может определить всю его дальнейшую жизнь.
