М. П. Одинцов - Бабоченок Петр Александрович (электронные книги без регистрации txt) 📗

Бабоченок Петр Александрович

М. П. Одинцов

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Бабоченок П. А. М. П. Одинцов. — Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1985.—208 с., 8 с. ил. (Серия «Наши земляки»). Цена 50 к. Тираж 10000 экз.

Аннотация издательства: Эта книга знакомит с замечательным сыном земли уральской, дважды Героем

Советского Союза, заслуженным военным летчиком СССР, генерал-полковником Михаилом Петровичем

Одинцовым. Офицер штурмовой авиации в годы Великой Отечественной войны, затем генерал, под чьим

руководством воспитаны многие мастера современной авиации, Михаил Петрович столь же достойно и

поныне [в 1985 г.] несет службу на боевом посту.

М. П. Одинцов

Первые испытания огнем

Силу взлету земля дает

Гимн летающему танку

Соратники, наставники, друзья

Талант бесстрашия и мастерства

Время — мирное, курс — боевой

Сколько можно летать?

Командующий читает Маяковского

Оружием особого рода

Возвращение

Примечания

Первые испытания огнем

Война!.. Еще не все успели и осмыслить это страшное слово, а командир авиазвена младший лейтенант

Одинцов, которому к 22 июня 1941 года не исполнилось и двадцати лет, уже ставил задачи своим

подчиненным на боевые вылеты.

...Тревогу объявили под утро, когда еще было темно. Тогда 226-й смешанный бомбардировочный

авиаполк, стоявший близ границы, и включился в боевую работу. По установленному сигналу сбора, как

предписывалось для действий в чрезвычайных обстоятельствах, летчики и техники, мотористы и

механики побежали к самолетам. Так начался первый военный день.

Бойцы и командиры части, конечно, готовились к войне. Знали — будет! Словно надвигавшиеся грозовые

тучи, с каждым днем все тревожнее шли сообщения с западной границы. И все же грянула, ворвалась она

неожиданно, будто землетрясение.

Уже по радио сообщили, что горят наши города и села, и на полковом митинге прозвучали слова, ставшие

боевым девизом защитников родины Октября: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за

нами!» — а Михаилу Одинцову, как и многим его однополчанам, казалось, что произошла какая-то [6]

чудовищная нелепость, которая очень скоро должна кончиться. Почти сорок лет спустя он вспомнит:

«Мы, вступившие в войну, были молоды, беззаветно любили Родину, готовы были ради ее счастья, ради

существования пожертвовать самым дорогим, что у нас было, — жизнью, но при всем том отчетливо

реальной войны не представляли».

...Наши истребители вели упорные бои в районе своих аэродромов. Так что бомбардировщики вылетали

на боевые задания без прикрытия. По пять, а то и по семь раз в день. На Минск, Киев, от Бреста и

Вильнюса двигались вражеские танки и мотоколонны. Их прорыв надо было задержать любыми

средствами, любой ценой. В полку не было суток, которые обходились бы без потерь в людях и

самолетах. На девятый день войны и экипаж Одинцова не вернулся с боевого задания. В части считали

его погибшим.

В страшном смерче зенитного огня пришлось тогда побывать. От разрывов снарядов в небе было черно.

Осколки, казалось, изрешетили самолет, а он все держался, лопасти пропеллера вращались, вырывая у

смерти секунды. До нашей территории, младший лейтенант Одинцов это знал, минут пять лететь, но

вытянет ли мотор? Он работал натужно, с перебоями. С каждой минутой терялась высота. И вдруг сердце

самолета остановилось. Не будучи уверен, что фашисты остались позади, Одинцов вынужден был все же

садиться. Иного выхода не оставалось. Уперся руками в приборную доску и «запахал»...

Через два дня вымотанный, усталый, грязный, обросший щетиной прибыл в свой полк и снова сел за

штурвал боевого самолета. На всю жизнь врезался в память тот случай, открывший особо страшный лик

войны. Немало азбучных истин постиг в горькие [7] часы тех двух суток. Понял, что такое пройти

крещение огнем и какой нелегкой ценой дается оно. Именно тогда, когда брел пыльными шляхами

Украины, по большим и малым дорогам под нещадно палящим солнцем, на смену юношеским

мечтаниям пришли суровые размышления и предметные представления о войне, где стреляешь не только

ты, но и в тебя стреляют, где существует жестокая неизбежность утрат, поражений и страданий.

Великое народное горе увидел он тогда. Людская неприкрытая беда живым укором текла на Восток, уходя от фронта. Вперемежку с гражданским населением шли вразброд усталые, седые от пыли

красноармейцы из потрепанных остатков полков и батальонов. У многих виднелись бинты, черные от

крови и грязи. Приглушенные голоса, какая-то особая настороженность, когда не знаешь, что будет через

час, два...

Когда переходил железные дороги, и здесь видел ту же картину. Эшелоны с эвакуированными

женщинами, детьми, стариками. Глубокое горе на посеревших и изможденных лицах людей, покинувших

свои родные села и города, не знающих, что их ждет, когда вернутся обратно. С большой скоростью

мчались товарные поезда. На платформах — станки, машины, различное оборудование. Переселялись в

глубь страны заводы и фабрики. На ящиках и платформах — пробоины, маскировка из древесных веток.

Видно, в дороге попадали под обстрелы и бомбежки.

Младшего лейтенанта Одинцова ни на минуту не покидало такое ощущение, что и он лично виноват в

том, что идет такое отступление. Спустя много лет, вспоминая те первые дни войны, он напишет: «Мы

собирались бить врага на его территории, а нам пришлось стоять насмерть на Пулковских высотах под

Ленинградом, на огородах дачных поселков Подмосковья, [8] на бастионах Севастополя, в цехах

сталинградских заводов, в предгорьях Кавказа.

Но уже к осени 1942 года мы выросли как воины-профессионалы, которых делает такими не слепая

храбрость, а знание как сражаться и умение побеждать. Мы научились превосходить технически лучше в

то время оснащенного противника, используя слабые места его техники и сильные стороны своей. Мы

начали воевать «с открытыми глазами».

Мы преодолели в себе представление о противнике как о простых рабочих и крестьянах, одетых в

фашистские солдатские мундиры и принужденных идти на убой, только как обманутых братьев по

классу. Прямое столкновение лицом к лицу с фашизмом обнаружило стоящего перед нами смертельного

врага, покушающегося на устои социалистического общества и на саму нашу жизнь, врага, которого

можно только пересилить, только разгромить. Которого необходимо победить, иначе он уничтожит нас».

Но это было потом. А третьего июля он побывал на волоске от гибели.

Случилось это во время бомбежки речной переправы. Отбомбившись, он увидел, что к нему быстро

приближаются «мессершмитты». Крепко увязались. Штурман лейтенант Червинский, удачно выбрав

момент, сбил первого. С ликованием в душе видел пылающего, падающего врага. Но и понял, что

затеявшие воздушную карусель оставшиеся три фашистских истребителя в отместку за сбитого во что

бы то ни стало постараются расстрелять тихоходного бомбардировщика. Ведь скорость у Me-109 больше, чем у Су-2, километров на сто пятьдесят.

Спикировав со стороны солнца, один из «мессершмиттов» резанул самолет Одинцова пушечной

очередью. Треск обшивки и ядовитый, слепящий дым — больше он ничего не помнит. С трудом

разомкнул [9] глаза: самолет идет вниз, надо управлять. Хлестнула новая очередь. Зажглась нестерпимая

боль в левом боку, в ногах. Будто тяжелой доской ударили. Душно, слабость в правой руке, а левая

повисла как плеть. Сжался в комок. «Плохо, — подумал, — не уйти». В глазах потемнело, дышать стало