Фрайди [= Пятница, которая убивает; Меня зовут Фрайди] - Хайнлайн Роберт Энсон

Тамбрил встал, вышел из-за своего огромного стола и, заложив руки за спину, принялся прохаживаться перед нами. Тут я поняла, почему сидя он казался мне выше — или он пользовался специальным высоким креслом, или кресло стояло на какой-то подставке. Встав на ноги, он едва доставал мне до плеча.

Прохаживаясь, он, казалось, думал вслух:

— Джордж, для человека вашей храбрости и отваги всегда найдется место в моей, так сказать, официальной семье. Кто знает — может, настанет такой день, когда ты сможешь еще раз проявить свое мужество и спасти меня уже от настоящего покушения. Я имею в виду, разумеется, разных иностранных наймитов — стойких патриотов Калифорнии мне бояться нечего, они все любят меня за то, что я сделал для них во время оккупации Бюро Октагона. Но соседние страны завидуют нам. Они полны зависти к нашему богатому, свободному и демократичному образу жизни и порой их ненависть выплескивается наружу, так что, кто знает… — Он постоял несколько секунд с опущенной головой, видимо, обдумывая что-то особо важное, потом торжественно произнес, выделяя голосом все заглавные буквы. — Есть Главная Цена в Привилегии служения Народу и его Вождю, но Цену Эту нужно платить с Радостью. Скажи мне, Джордж, если понадобится принести Саму Великую Жертву — жизнь свою отдать во имя жизни Вождя Твоего Народа и Твоей Страны, — если Вождь Страны Твоей потребует такой Жертвы, принесешь ли ты ее, не колеблясь?

— Вряд ли такое случится, — ответил Джордж.

— Что?..

— Ну, видите ли, когда я голосую… Кстати, это бывает нечасто, так вот, я обычно голосую за реюнионистов. А нынешний премьер у нас — реваншист. Так что вряд ли он обратится с таким требованием ко мне.

— Какого черта ты там мелешь?! Что это значит?..

— Я говорю о своей стране — с вашего разрешения, о Квебеке. Дело в том, что я из Монреаля.

16

Через пять минут мы очутились на улице. В течение этих минут мне казалось, что нас наверняка повесят, расстреляют или по крайней мере приговорят к пожизненному заключению в тюрьме самого строжайшего режима по обвинению в некалифорнийском подданстве. Но все же было принято более мягкое решение, когда главный советник Тамбрила убедил его в том, что не стоит рисковать и устраивать судебное разбирательство, — по его словам, генеральный Консул Квебека мог бы пойти на это, но подкуп всего консульства обошелся бы слишком дорого.

Нам было дано несколько иное объяснение нашего освобождения, но советник не знал, что я слышала весь его разговор с Тамбрилом — я не посвящала в свои способности усиливать слух даже Джорджа. Главный советник вождя нашептал ему что-то о недавней истории с какой-то мексиканской куколкой, о которой газетчики раздули шумную историю, и сказал, что они не могут сейчас влезать в новый скандал, так что «хрен с ними, шеф, пускай катятся восвояси…»

Итак, мы были отпущены из дворца и через сорок пять минут вошли в главную контору Единой карты Калифорнии. Еще десять минут ушло у нас на то, чтобы смыть дурацкий грим и переодеться в туалете в здании Калифорнийского коммерческого кредита. Туалет здесь также отличался антидискриминационной политикой, но выражалась она не в столь агрессивной форме — вход был бесплатный, кабинки закрывались, и женщины располагались по одну сторону, а мужчины по другую — там, где были такие высокие штуковины, которыми мужская половина человечества пользуется с такой же легкостью, как унитазами. Единственное помещение, где оба пола сосуществовали вместе — комната в центре со столиками и зеркалами, но и здесь женщины предпочитали стоять с одной стороны, а мужчины — с другой. Я не против общих туалетов, меня это ничуть не смущает — в конце концов я воспитывалась в яслях, — но я заметила, что, если у мужчин и женщин есть возможность разделяться при этом процессе, они всегда ею пользуются.

Джордж выглядел намного лучше с ненакрашенными губами. Он заодно смыл лак с головы и нормально причесался. Я сняла с него свой оранжевый шарф и засунула его себе в сумку.

— Наверно, это выглядело глупо и наивно с моей стороны? Ну, весь этот маскарад?.. — сказал он.

Я огляделась. Поблизости никого не было, и кондиционеры здорово шумели вокруг.

— Не думаю, Джордж. Полагаю, недель за шесть из тебя можно сделать настоящего профессионала.

— Профессионала? В каком смысле?

— Ну, что-то вроде Пинкертона. Или… — Кто-то вошел и стал неподалеку от нас. — Обсудим это позже. Кстати, из этой истории мы выскочили с двумя лотерейными билетами.

— Верно, я и забыл… Когда розыгрыш твоего?

Я вытащила билет и взглянула.

— Слушай, это сегодня! Сегодня днем! Или, может, я сбилась со счета?

— Нет, все правильно, — подтвердил Джордж, изучив мой билет. — Хорошо бы нам через час найти какой-нибудь терминал и проверить.

— Ни к чему, — возразила я. — Мне никогда не везло ни в картах, ни в рулетку, ни в лотерею. Даже когда я покупаю крекеры, в пачках очень редко оказывается призовой купон.

— И тем не менее, моя Кассандра, стоит проверить.

— Ладно, будь по-твоему. Когда розыгрыш твоего?

Он достал своей билет, я взглянула на него и воскликнула:

— Слушай, он тоже сегодня! Теперь и я думаю, что стоит проверить — твой.

— Фрайди, — сказал Джордж, не отрывая внимательного взгляда от своего билета, — посмотри сюда. — Он поскреб ногтем по билету: буквы остались, а серийный номер сполз с бумаги. — Ну и ну! На сколько минут наша подруга нырнула под прилавок, прежде чем «найти» мой билет?

— Не помню. На одну-две, не больше.

— Однако этого ей хватило.

— Ты хочешь вернуться к ней?

— Я? Зачем, милая? Ее виртуозность достойна восхищения. Но она тратит свой талант на пустяки. Ладно, пошли наверх — закончим наши дела с Единой картой до лотерейных игр.

Я опять вернулась к своему статусу «Марджори Болдуин», — и мы были допущены к беседе с «нашим мистером Чамберсом» в главном офисе Калифорнийской Единой карты. Мистер Чамберс оказался очень приятным человеком — гостеприимным, дружелюбным, симпатичным, словом, как раз тем, кто был мне нужен, судя по табличке на его кабинете, гласившей, что он является вице-президентом Отдела клиентуры. Но через несколько минут до меня дошло, что главная его обязанность — говорить клиентам «нет», а главный его талант — облекать этот ответ в такое количество дружелюбных и вежливых слов, что клиент в результате так толком и не соображает, что его попросту завернули.

Итак, прежде всего, мисс Болдуин, пожалуйста, поймите, что Единая карта Калифорнии и Единая карта Чикагской империи — это совершенно разные корпорации и с нами у Вас нет никакого контракта. К нашему великому сожалению. Правда, в целях сотрудничества и углубления деловых контактов мы обычно принимаем их карточки, как и они — наши. Но… к его чрезвычайному сожалению, он вынужден объяснить, что в данный момент — он подчеркивает это, в данный момент, — империя прервала все внешние сношения и, как это ни странно и даже нелепо, по его мнению, сегодня у них нет даже определенного курса, по которому бруины соотносятся к кронам, а потом… Как, скажите на самом деле, они могут выплатить сумму по карточке империи при всем их, поверьте, горячем желании… Разумеется, они почтут за честь сделать это… позже… Но мы от всей души хотим вам помочь, надеемся, что вы прекрасно проведете здесь время, и что-могу-для-вас-сделать?

Я спросила его, когда, по его мнению, будет снято чрезвычайное положение. Мистер Чамберс моментально сделал нейтральное лицо:

— Чрезвычайное положение? О каком чрезвычайном положении вы говорите, мисс Болдуин? Может быть, таковое и введено в империи, не случайно же они закрыли все границы, но здесь — нет! Оглядитесь по сторонам — вы когда-нибудь видели страну, так благоденствующую и процветающую, как наша?

Я сказала, что не видела, и поднялась, чтобы уйти, поскольку спорить и что-либо доказывать было совершенно бесполезно.