Боярин (СИ) - Галкин Роман (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
— А ты как встретишь его, так сразу бей его в морду, — вместо ответа, советует мужик.
— Это надо, — соглашаюсь я и тут же настораживаюсь. — А что он еще натворил? Опять кого-то на нуклоны разложил?
— Непонятно ты изъясняешься как-то, — как бы между прочим говорит высокий, перекидывая ноги через сиденье и разворачиваясь ко мне лицом. — А Семену в морду дай за то, что бросил тебя пьяного в эдакой глухомани. Кабы не мы, так и околел бы ты вскоре.
— Так вы что, на дороге меня подобрали? — приподнимаюсь и оглядываюсь вокруг. Места действительно безлюдные. Даже странно, что в наших краях могут быть такие, чтобы не было видно ни строений, ни высоких труб многочисленных комбинатов и заводов, ни… Ё-мое! Да даже линий электропередач не видно! Это ж где я оказался? И, главное, каким образом?
— Ты чьих будешь? — отрывает меня от созерцания диких окрестностей собеседник.
— Дедиков я, Дмитрий Станиславович, — сам не знаю почему, представляюсь полным именем.
— Не слыхал, — мотает головой тот. — С западных границ, либо? Сословия какого?
Я непонимающе уставился на мужика. Чего это он выпендривается? Какое еще, нафиг, сословие? Послать его куда подальше? Не, а то еще выкинут из саней. Я даже не знаю, в какую сторону идти. Надо, кстати, разузнать, где мы есть.
— Сами-то кто будете? — задаю встречный вопрос.
Возница оборачивается и смотрит на меня, удивленно подняв брови. Высокий вдруг взрывается громким смехом, с азартом хлопая себя по коленям.
— Видал, Алексашка? — толкает он соседа. — Вот и не признал меня человек! О чем это говорит?
Тот пожимает плечами и спрашивает:
— Плетей?
— Дурачина! — снова хохочет тот. Потом вмиг посерьезнев, с явным пафосом в голосе и позе, провозглашает: — Велика Россия — вот о чем это говорит! И не удивительно, при таком-то величии, что меня не везде узнают. Думаю я, Алексашка, что есть такие уголки дальние, где даже Императрицу могут не признать, коли появится вот так попросту.
— Да что вы такое говорите-то, Петр Лександрыч? Разе ж можно императрицу-то не признать?
— А вот кабы не был ты при дворе да не видел бы ее никогда. Жил бы сызмальства в далекой тьму-таракани, в захудалой деревеньке. А? Откуда бы ты мог ее узнать, ежели встретил бы вот так попросту, в санях проезжаючи?
— Дык как жешь она так-то попросту? Да разе ж такое может быть?
— Не может, — соглашается высокий. — Так и я, Светлейший Князь Петр Невский, не могу. Али нет?
— Ну-у, — протянул возница. — То все знают, что вы так как раз и можете…
Я пытался вникнуть в непонятный разговор, но чистый морозный воздух и мерный ход саней подействовали на меня усыпляюще. Мелькнула мысль, что надо бы спросить у мужиков, почему сани не снаряжены праздничными колокольчиками, но, не справившись с обволакивающей дремой, пропала.
— Эй, Дмитрий, вставай уже. Приехали. Ночь впереди — выспишься еще, ежели захочешь.
Открываю глаза. Оп-па, да уже темно на улице! Вот это я поспал! А это что за бородач меня тормошит? Ага, это тот, которого Алексашкой кличут. Поднимаюсь, осматриваюсь вокруг. Какая-то сюрреалистическая картина. При свете факелов гомонят суетящиеся люди. Фыркают и ржут кони, пуская из ноздрей пар.
Мелькает догадка — не к цыганам ли я попал? Да нет. Не похоже. Нет ни цыганок, ни цыганят. Кругом только взрослые мужики, одетые в странные, с полами гораздо ниже колен, то ли пальто, то ли шинели темно-синего цвета, перепоясанные чем-то вроде шарфов. На головах прикольные шапки-колпаки того же цвета.
Ё-о мое! Так это ж ролевики-реконструкторы! Вон у мужиков ружья старинные. И одежда под старину. И сабли.
Но я-то как к ним попал?
— Чего смотришь, будто чертей углядел? Пойдем, с тобой Петр Лександрычч говорить хочет, — позвал разбудивший меня мужик.
— Какой Петр Александрович?
— Очумел спьяну? — возмущенно воскликнул тот.
Судя по голосу, был он довольно молод. Да и глаза выдавали возраст. Если бы не солидная русая борода, то, возможно, выглядел бы этот Алексашка не старше меня. Интересно, если я бриться перестану, у меня такая же борода вырастет? Или такая, как у того длинного? Провожу рукой по щекам, ощущая густую щетину — пожалуй, не хуже чем у этого борода получится.
— Чего ты орешь-то? Я в ваши игры не играю, — примирительно говорю Алексашке. — Тебя звать-то как?
— Александр я, Меньшиков. Денщик Петра Лександрыча, — приосанившись, гордо представляется тот.
М-да. Похоже, заигрался мужик. Ну да ладно. Разберемся.
Двигаю за ним, продолжая рассматривать окружающих. Не вижу ни одного бритого лица. Одни бородачи кругом. Это что ж они, специально бороды поотращивали? Или может, поприклеивали? Может, дернуть этого Алексашку за бороду? Да ну его нафиг.
Только сейчас рассмотрел в мерцающем свете факелов, что перед нами находится большое бревенчатое строение. Окошки маленькие, затянутые желтоватой мутной пленкой вместо стекла, сквозь которую виден внутренний свет. Поднимаемся на невысокое, в три ступеньки, крыльцо. Дверь распахивается, и навстречу нам выбегает тетка с деревянным ведром в руках. Одета она, соответственно, под старину: длинное, до самых пят, пальто (или как там называется эта одежка?), на голове шаль, концы которой перекрещиваются на груди и завязаны аж за спиной.
Не думал я, что у этих реконструкторов все так серьезно. Слышал, будто строят они какие-то крепости бутафорские и потом их штурмуют. Но чтобы вот так вот… Ладно еще одежку каждый себе пошить может. А вот чтобы такой сруб соорудить… А лошадей где столько взяли? А сани? А оружие? Что-то тут не клеится. В голове мелькнула невероятная мысль, но тут, пропустив тетку, сопровождающий легко подтолкнул меня в двери.
— Заходи, не выстужай.
Входим. Недостаточно пригнувшись под низкой притолокой, задеваю ее шапкой, и та (шапка) слетает с головы. Машинально оборачиваюсь и поднимаю. С удивлением кручу в руках меховую шапку — у меня такой отродясь не было. Значит, кто-то заботливый напялил ее мне, чтобы я уши не отморозил, вместе с остальной бестолковкой. Спасибо ему.
Только оказавшись в теплом помещении, соображаю, как же я все-таки замерз. Стремящийся уйти от окутавшего меня тепла холод проникает до самых костей. Не сдержавшись, сильно передергиваю плечами, словно трясущая в танце грудями цыганка.
— Замерз, вижу, — слышу знакомый голос.
Облачко морозного пара, ворвавшегося вслед за нами с улицы, рассеивается, и я осматриваю помещение. Комната довольно большая — метра четыре шириной и около десяти в длину. Потолок невысокий — рукой достать можно свободно. Вход с улицы примерно посередине, без всяких тамбуров или сеней. У противоположной стены крутая лестница наверх. Справа большая печь. У печи суетится, подбрасывая березовые полешки в топку, горбатый мужичок в меховой безрукавке. Слева длинный дубовый стол, на нем стоит одинокий глиняный кувшин. Освещается все помещение расставленными на длинных полках вдоль стен свечами.
Двое мужиков скидывают шубы и бросают их на стоящий в углу возле стола огромный сундук. Раздевшись, переступают через длинную лавку и усаживаются за стол.
Тот, которого Алексашка называл Петром Александровичем, уже сидит за столом, как обычно лучась улыбкой. Он смотрит на меня так, будто рад мне безмерно. При этом, во взгляде его есть что-то покровительственное, заставляющее меня ощущать некую робость. Одет он, соответственно, в старинный кафтан зеленого цвета с невысоким воротником и широкими отворотами на рукавах, называемые, кажется, обшлагами. На его груди сверкает в мерцающем свете свечей большая звезда, величиной с чайное блюдце. Подобные звезды я видел на груди изображенных на картинах полководцев, типа Кутузова и Суворова. Звездоносец, продолжая улыбаться, жестом приглашает нас к столу.
Откуда-то из-за печи выскакивает ранее незамеченная мною девка. Она тащит огромное блюдо с пирогами. Скрипнула отворившаяся под лестницей дверь и из нее вышли двое молодцев в одинаковых полотняных рубахах, с вышитыми по вороту красными нитками узорами. Один волок поднос с глиняными кружками, другой — четыре кувшина, держа в каждой руке по два. Водрузив все это на стол, они удалились — молодцы скрылись под лестницей, девка — за печью.
