Беглый огонь - Зорич Александр (библиотека книг TXT) 📗
Во-вторых, преферансисты сильные. Особенно наши, конечно. Европа, Америка – те всё больше по покеру.
В-третьих, бизнес. С учеными можно торговать за деньги, а можно выменивать шило на мыло. Кто не знает, «шило» и «мыло» – это артефакты такие.
В отличие от многих барыг и нечистоплотных сталкеров, ученые ведут дела почти безупречно. Прижимистые – это да. Но зато если уж договорились, то – договорились.
Итак, лагерь. После каждого нехорошего инцидента – об одном я рассказал, это когда ученых вооруженные роботы спасли, – лагерь дополнительно укреплялся. Так он укреплялся, укреплялся, да и превратился в настоящую крепость.
Собственно, тут, в Зоне, то же самое, что со счастливыми семьями, которые, как нас учит один толстый писатель, счастливы одинаково. Все нормальные укрепленные лагеря человечества внутри Зоны укреплены по одной схеме: спираль Бруно, заборы, мины, проволока под током, вышки с пулеметами, уродливые ДОТы, сложенные из бетонных блоков длиной два метра каждый.
Исключение составляют только опорные пункты сталкерских кланов. Они – все разные. Ну так я же сказал – «нормальные», а какое отношение кланы, всякие там «Свободы» да «Монолиты», имеют к нормальным? Никакого, уж поверьте.
За полсотни метров от КПП лагеря ученых Тополь вдруг резко остановился, присел на корточки и опасно вильнул с тропы вбок.
– Э, брат, ты чего? – встревожился я. Так приличные сталкеры без надобности не делают, значит – есть надобность… А какая может быть внезапная надобность? Уклонение от опасности, я так считаю. Больше у сталкера в Зоне внезапных надобностей и возникать-то не должно!
– Совсем забыл, там же на КПП сейчас звено Пятнистого дежурит, – отозвался Тополь, усаживаясь на бревнышко среди лопухов.
Лопух – он вовсе не лопух, между прочим. Это самое умное и самое позитивное растение Зоны. Где лопух растет – там можно смело садиться. Нет, значит, поблизости опасных аномалий, и студень никогда из-под земли в таком месте не выскочит.
– Тьфу, пропасть! Предупреждать же надо! Кто так делает? Я уже черт знает что подумал! – вспылил я.
– Было бы черт знает что, я бы тебя с тропы столкнул и за автомат схватился.
– Все равно не делай так больше.
– Я смотрю, нервный ты стал, Комбат. Зря в Зону один ходил, нельзя так.
«Учи ученого. Один по Зоне гуляешь – крыша съезжает, факт… А как не один, так трясись за задницу каждого, кого с собой взял. Легко сказать – «отмычки», «салаги»… А каково из-за их дурости грех на душу брать?»
Я покачал головой.
– Это кто из нас еще нервный, Тополь. Ты бы себя со стороны видел! Шуганул с тропы, как тушкан от припять-пса… Короче, я так понял, ты не пойдешь со мной к ученым из-за какого-то Пятнистого на КПП?
– Да я бы с радостью, но прикинь, каково мне будет с военными сталкерами общаться? Если они еще не знают, что Речной Кордон разгромлен, то возникнет вопрос, что я здесь делаю. Если знают – тогда вопрос, почему выжил. И снова же – что здесь делаю?
– Очень тонкая у тебя душевная организация, Тополь… – уныло вздохнул я и пошел в лагерь ученых один.
Возле лагеря тропа была верная, и на отслеживание аномалий много времени тратить не приходилось.
На КПП меня уже ждал некробиотик Трофим. После недолгих препирательств с охраной лагеря – Трофим махал в воздухе своими корочками, говорил грозные слова и вообще вел себя как настоящий друг – меня все-таки пустили на территорию.
Кстати, не заметил я на воротах ни одного военсталкера, встречи с которыми так опасался Тополь.
На вахте стояли вооруженные ученые. Молодые. Я бы сказал – вообще студентики. Но студентов там быть не могло. Выходило, что передо мной – чьи-то аспиранты, хилая, но мозговитая гвардия. А то и вовсе кандидаты наук – ученые, я заметил, могут до самой смерти выглядеть как мальчики.
«Их путевками в Зону премируют или штрафуют?» – некстати подумалось мне. И еще подумалось: «Эге, а если они на КПП этих сопляков выставили, значит, все приписанные к лагерю военсталкеры где-то на поисковом выходе!»
Трофим внешне был не очень-то похож на записного ученого: коренастый, бритоголовый, с приплюснутым боксерским носом. Однако стоило ему открыть рот, и всякий понимал, что перед ним личность в высшей степени интеллигентная: говорил Трофим мягким, красивым голосом с плавными интонациями, причем говорил вещи обтекаемые и банально-верные. Матом же Трофим и вовсе не ругался.
– Мне нужно на тот берег, – сказал я Трофиму. – А для этого я хочу попросить у тебя мокроступы. Две пары.
– Это я уже понял. – Он вздохнул. – Ты бы раньше приходил. Этих мокроступов было!
– И куда, интересно, сплыло?
– Вчера, – он понизил голос, – пришли семеро. Все запыхавшиеся, оборванные, ты бы видел. Как после марш-броска. Не знаю, кто это был и с кем из начальства они говорили… Но только выдали им в итоге семь пар мокроступов и массу ценного оборудования.
– Ну хотя бы приблизительно ты понял? Это сталкеры или, может, кто-то издалека?
– Трое были сталкерами, похоже. Но я их не знаю. Остальные… ну, я бы сказал, военные. Широкие такие мужики, стриженые. В Зоне же как – все в камуфляже, все с автоматами…
– Может, бандосы?
– Может, и бандиты. – Трофим надавил на последнее слово, будто бы укоряя меня за столь нелюбимый им жаргонизм.
– Ладно, вернемся к теме. Так мне бы мокроступы, а?
– Ничем не могу помочь, Комбат. На тот берег и так пройти можно. Обычно озеро нормально обходится – и с юга, и с севера.
– Время, Трофим. Спешим мы. Кроме того, ты сам сказал – «обычно». Обычно – это когда нет Каменного Неба, верно? А с ним-то как? Или, скажешь, оно не влияет?
– Влияет, похоже…
«Спросить его про упавший вертолет? Не спрашивать? А что он скажет в самом лучшем случае? «Да, вертолет видел, да, он летел, а потом упал. Больше ничего не знаю…» И все это именно в лучшем случае! А в худшем – только отмахнется. Дескать, первый раз слышу…»
Решил другое спросить.
– Слушай, Трофим, а кто тут у вас сейчас лучший специалист по А-генерации?
– Доктор Менглер. Но он сейчас в Гонолулу, на симпозиуме. А что тебя интересует, может, я знаю?
– Меня интересует, что думает современная наука по поводу генерации артефактов феноменом «вертикальный бич». Какие артефакты генерируются, сколько, в общем – конкретика.
– «Вертикальный бич» редкий феномен… Я сомневаюсь, накоплена ли мировой наукой отвечающая стандартам статистика, – степенно ответил Трофим. Хорошо им, ученым, – говори гладко, слов побольше всяких лепи, а тебе за это денежки каждый месяц заносят. Спецам по Зоне, кстати, – немалые…
– Вот именно поэтому я бы хотел говорить с лучшим специалистом по А-генерации, – сказал я, сделав ударение на «лучшим». – Не в обиду, Трофим.
– А чего мне обижаться? Я некробиотик, занимаюсь местными формами квазижизни. Аномалии и артефакты меня интересуют лишь в той мере, в какой возможно установление связей между их активностью и поведением форм квазижиз…
Видимо, взгляд мой в ту секунду стал достаточно красноречив, потому что Трофим осекся и кротко сказал:
– Хочешь, сейчас сходим в лабораторию Менглера. Спросим у кого-то из его сотрудников. Может, знают.
– Хочу. А пока мы идем, ты думай, пожалуйста, как меня на тот берег переправить. Очень надо.
Я так запросто с Трофимом обращался – будто был он моим подчиненным, – потому что чувствовал за собой моральное право. А когда я чувствую за собой моральное право – извините-подвиньтесь.
В конце прошлого года я спас Трофиму жизнь. Ничего особенного, обычная история про обычных парней в Зоне.
Он шел по Зоне один, ошибся, попал в жадинку. Собственно, главная ошибка Трофима была в том, что он шел по Зоне один. То, что он жадинку не заметил и позволил себя крепко прихватить, – это уже мелочи.
Ну а я тоже шел по Зоне один – мне можно! – и вдруг оказался в нужном месте в нужное время. И был у меня при себе, к счастью, артефакт «иллюзион». Редкий, но дешевый, потому что за пределами Зоны он теряет все свои свойства. Да и в пределах-то Зоны свойство у него лишь одно: вместе с изменениями температуры «иллюзион» меняет вес. В частности, при нагреве – тяжелеет.
