S-T-I-K-S Изолированный стаб (СИ) - Горшенев Герман (список книг .TXT) 📗
Мальчишка кивнул. Выполнив просьбу старших, унёсся по своим мальчишеским делам. Сунув подушку под голову и накинув одеяло, я с чистой совестью задрых, раз уж всё равно улёгся на этой лавке.
Если не знать, что тебя отправят какому-нибудь монстру на съедение, то в принципе не хуже, чем и на нашем стабе, только общественно-политическую работу на меня никто не собирался навешивать. Вот уж долбаные фанатики, ну хорошо хоть кормят, не бьют, и что самое странное, палаш-то мой не отобрали. С другой стороны, глупо отбирать вещи культа, как я сказал. Может, поэтому и не отобрали. Когда порезали муров, то сразу заявил, что это палаш фамильный, заговорённый на удачу и жизнь долгую — кого тронет палаш, тот мне жизненную силу отдаёт. Стебался, а выходит, в самую точку. Но с другой стороны, может, просто оставили, чтобы не таскать — он тяжёлый.
Здесь такая же коммуна, как и у нас. За тобой даже дети присматривают. За периметр бежать глупо. Сектанты меньше чем в ста километрах от нашего стаба. В этих местах через черноту много дырок. Может, не такое, как у нас на звезде творится, но пекло ощущается.
Детвора на полном серьёзе учила меня оплетать оружие. Прежде чем ствол начинал говорить с хозяином, его украшали, с ним надо было подружиться, сходить на культурное мероприятие, распить бутылку-другую.
Тут было не всё так просто. Распускаем супер-пуперную галантерею на тонкие кожаные ленточки, как это делала Эль-Маринель, когда оплетала певчие стрелы. Может, у неё, кстати, тоже была система своих узелков. Оружие оплеталось по очень сложной схеме. Каждый узелок говорил о правах и достижениях хозяина. Фактически по плетению можно было сказать о заслугах человека. Кстати, очень неплохих парочку узелков и я имел право на своём палаше выплести. Например, за самое непомерно-долгое сидение в засаде, разжигание костра в неположенном месте, преклонный возраст и сумму лет оружия и хозяина, превышающую возраст говна мамонта.
Было и на моём палаше несколько значимых, можно сказать, эпических узелков. Всё-таки прикольные это чуваки. Тут все повёрнуты на всю голову, хотя такое ощущение, что чем ближе пекло, тем больше проблем у людей с колотушками.
Стабы около пекла вообще сильно отличаются от других районов. Здесь с головой, конечно, большие непорядки, намного большие непорядки, чем около внешки, но зато и люди другие. Каждый стаб — маленькая Спарта. Конечно, оружие разное, идеология разная, устройство разное, дух единства один.
У них тут хоть деньги есть, а у нас была коммуна, настоящая, то, о чём мечтали большевики, каждому по возможностям, а всем — чего достанется. Есть немножко капиталистических отношений, ну так развитый социализм — бухать за свои, а пожрать — общая столовая. Местность такая, раз сюда попал — никуда ты отсюда не денешься. Даже самый маленький ребёнок будет за тобой следить. Вот так вот я и хожу — с палашом, без привязи, зная, что завтра меня повезут куда-то.
Глава 22
Новый член
После того как ментат с бугром меня отправили на жертвенник, прошло довольно много времени. Я уже неделю хожу по их лагерю. Да, всё нормально, жилье предоставлено, обед по расписанию, никто ни в чём не отказывает и палаш у меня на поясе. Пару детей уговорил не оборачиваться. Родители мне хотели пушки в подарок подогнать, но смысла я в них не видел, отказался. А зачем? Пострелять мне тут никто не даст. Здесь каждый малолетний, только-только вылупившийся ребёнок является своего рода наблюдательным пунктом, и если я вздумаю что-то дурить, то тут же меня загребут, да и близость пекла, в общем-то, особо бежать некуда. Можно даже не ловить, и так сожрут за забором.
Так. Всё. Надоело. Самым наглым шагом прохожу мимо охраны бугра. Вот они оба, начальник и ментат, сидят за столом. Выхватываю палаш.
Острие замерло буквально в двух сантиметрах от носа главного. Держу. Перевожу к носу ментата. Лезвие в паре сантиметров от носа впечатления ни на того, ни на другого не произвело. Ещё раз подержал перед носом одного и другого. Эффект тот же, то есть никакого.
Главарь, знаете, такой Иосиф Виссарионович, но который хорошо питался, не отказывал себе в излишестве спиртным, много курил, но скорее всего не только папиросы «Герцеговина Флор», а взгляд такой же, как я себе его представляю и как мне в фильмах показывали. Я Сталина вживую не видел, как-то не довелось, хотя застал.
Набрав полную грудь пафоса, говорю:
— Раз я такой важный и для такой важной миссии предназначен, то давайте, принимайте меня к себе. Вот! У меня палаш, между прочим, двенадцатого века. Хрен у вас есть что-то старше. И узлы у меня, во!
Зрачки шефа, буйнопомешанного на пушках, сузились и взгляд стал пристальным. Вставая из-за стола, бугор хлопнул себя по коленям.
— А почему бы и нет? Завтра выезжать, сегодня вечером и начнём.
Великий и торжественный обряд посвящения проводился на огромной поляне-площади посреди стаба, с раскидистым говорящим древним дубом. Я пошутил. Дуба не было, но если бы и был дуб, то не удивился.
Вначале руководство толкало речь типа: «Чтобы всё! Хух! Дёрнули!», но тут было с дополнениями: «Чтобы всё! Чтобы оружие с вами разговаривать не уставало! Хух! Дёрнули!».
И мы дернули. Ё-моё, как мы дёрнули, это надо же, как мы дёрнули.
Я долго жил и соответственно участвовал во многих пьянках, от обычных деревенских, на домашних настойках и самогонке непонятного происхождения, до пафосных дегустаций. Распивал очень дорогое виски с номерами бочек, отличаю кальвадос, ром, коньяк и арманьяк. Знаю вариации тостов, от совсем заковыристых до простых. В состав культа была включён один такой. Ну, помните? Который про небольшой перерыв между первой и второй?
В рамках обязательной программы нужно буквально 30 грамм выпить. За прародителя всех стрелковых видов оружия, автомат Калашникова. За каждый патрон из обоймы. Тридцать грамм по тридцать раз, как в обойме. Вот умножайте, сколько надо выпить. Потом была официальная часть. Бугор и ментат толкали речь. Затем несколько шестёрок отдуплились, разумеется, после каждой речи надо по стопочке.
А потом была пьянка! Каждый тебе тащит чего-нибудь с ним выпить, и попробуй откажи, ты же вступил в их семью говорящих с оружием. Все стараются сказать мне и моему палашу чего-нибудь хорошее, доброе. Все со стаканом! Чудесное место Стикс — столько возможностей. Я даже считать не хочу, сколько я уже смертельных доз в земном исчислении выпил.
Это хорошо, что не ППШ — прародитель всего автоматического, а то 71 раз по 71 грамму — это явно даже для Стикса многовато. Есть, например, пулемёт Максима, там, по-моему, 125 или 200 было в ленте патронов. Вот так, двести раз по двести грамм! Они, конечно, отмороженные, но не клинические идиоты. А ПМ было бы мало, восемь раз по восемь грамм — ни о чём.
Да, никогда бы не подумал, что автомат Калашникова, помимо своей универсальности в боевых условиях, имеет ещё и такую оптимальную расчётную дозу выпить. Вот уж правда, на что способна человеческая фантазия в экстремальных условиях, даже трудно себе представить. Это же как у них мозги вывернулись?
Расчёты, это не всё. А если ещё общий антураж посмотреть? Расписные-разрезные приклады, выкрашенные стволы, тончайшее, сложнейшее плетение и узелковые знаки отличия, гравировки. Ещё бы колокольчики и ленточки вешали, и только старая память, что оружие — это всё-таки оружие, не даёт им сёдла и упряжь повесить на пулемёты.
Сознание икнуло, потеряло равновесие и упало плашмя, ударившись мордой об пол. Свет выключили.
Глава 23
Я помню, для чего создан
Утром в голове было несколько мыслей. Одна была словами из какой-то древней песни: «Ой, мальчики, как мне хреново» или «Ой, девочки, как мне противно». Точно не помню, могу ошибаться, но мне хреново и противно сразу. Я лежал в кузове грузовика, под головой был свёрток тряпок, и на пузе разместился мой палаш. Ну что, брат? Что скажешь? Эти фанатики положили пьяного меня, а сверху положили тебя. И за кого они нас тут считают? Они нас даже не пытаются охранять, как-то связать для приличия. Они даже не стали тебя, дорогой мой представитель холодного оружия, у меня отбирать.
