На острие иглы - Стальнов Илья Александрович (читаем книги txt) 📗
– Здравствуй, колдун, – ответил незнакомец. Свойственного моим соплеменникам акцента я не различил.
– Ты писал письмо и приглашал меня?
– Да, я.
– Врешь, ты не мог его написать. Ты же не знаешь немецкого языка.
– Это неважно, колдун. Главное, что ты пришел. Покажи брошь, чтобы я мог убедиться, что ты – это ты.
– Какую брошь?
– Брошь Магистра.
– Покажи Жезл.
Незнакомец удовлетворенно хмыкнул и потряс юродиво головой, будто не понимая.
– Ты плохо умеешь хитрить, – угрожающе произнес я. – Кто тебя подослал?
– Не все ли равно? Главное, что ты – Магистр.
– Ты говоришь непонятные вещи. И я буду говорить только с твоим хозяином, жалкий слуга.
– Твое право. Но как без броши докажешь, что именно ты и есть Магистр? Хозяин убьет меня, если я ему приведу не того.
Я рванулся к нему и железными пальцами схватил его за тощее, шершавое, в каких-то струпьях горло.
– Ты, плебей, говори, кем подослан, или я заколю тебя прежде, чем это сделает твой хозяин!
Внезапно тучи на миг снова освободили из своего плена луну, и в ее свете я узнал в незнакомце того самого нищего с базара, который уже называл меня колдуном. Не узнать его было невозможно, безобразный шрам надолго врезался в мою память.
– Ах ты… – прошипел я, и ярость нахлынула на меня
Не знаю, что бы я с ним сделал. Но тут я услышал настораживающий шелест, и отпрянул в сторону. Вовремя! Оглушительно прогремел выстрел, и пуля как-то влажно чавкающе ударилась в кирпич рядом с моей головой.
Я выпустил нищего, который тут же растаял в темноте. Стреляли со стороны кустов, но кто – естественно, я рассмотреть не смог.
Я прыгнул вперед, присел, выдернул пистоль и наугад выстрелил в том направлении.
А затем, сломя голову бросился в противоположную сторону.
Когда дело касается сил неизведанных и таинственных, то промысел их непонятен и разуму нашему неподвластен. Но я не верю, чтобы так же непонятны были деяния человеческие. Они должны строиться в соответствии с логикой, основы которой заложил еще великий Аристотель, ибо и ум наш, и поступки существуют по ее законам.
Я не мог разобраться в событиях и поступках людей, попадавшихся на моем пути за последние несколько дней. Но это не значит, что в них вообще невозможно было разобраться Я обязан понять, что происходит. Решительность не покидала меня и после бессонной ночи, когда после недавнего близкого свидания со смертью я не мог заснуть.
Прочистив и зарядив пистоль, из которого пришлось только что стрелять, я приготовился дать отпор в случае нового нападения.
Интересно, если мои недоброжелатели прознали про мое место жительства и желали моей смерти – что им мешало подстеречь меня, когда я возвращался домой? Возможно, они еще сделают это. И, вероятно, мне нужно сменить место жительства, затаиться где-то в дебрях Москвы… Но что-то мне подсказывало, что лучше этого не делать… Какой смысл оттягивать неизбежное? Все должно разрешиться, и лучше, чтобы разрешилось побыстрее. Вообще, негоже подставлять врагам спину. Нужно встречать их лицом к лицу!
К середине ночи во мне начало проявляться осознание, насколько ценю жизнь и свет солнца, как мне не хочется их потерять. А то, что я без страха бросился в самые безумные предприятия, вовсе не означало, что я не боюсь умереть. Просто умею забывать о страхе, и он мучает меня лишь длинными вечерами.
Я не хотел погибнуть. У меня была Сила, правда, я еще не мог владеть ею в достаточной степени и с ее помощью разобраться во всем. Однако у меня есть разум и решительность, и их хватит, чтобы сорвать покров с любых тайн.
Итак, в моих руках звено, за которое можно вытянуть всю цепь. Нищий. Он схватил меня за одежду в торговых рядах. А откуда он подошел? Так, все верно, до этого он разговаривал с толстым лоточником в синей рубахе. Скорее всего я смогу его узнать…
Поутру, засунув за пояс пистоль, поправив мой кинжал, я одел плащ.
В торговых рядах, как всегда, было многолюдно. Я кинул монетку мальчишке-нищему, выпрашивающему вместе с одноногой старухой милостыню, и огляделся. Лоточника я узнал сразу. Он не то пел, не то кричал.
– Подходи, народ, покупай пирог! Задешево отдам, а не возьмешь – съем сам.
Я подошел к нему и, придав своему лицу как можно более приветливое выражение, произнес:
– Разреши тебя спросить, торговец?
– Покупай пирожок и спрашивай, дружок! Рифмы у него получались складно… Я дал ему монету.
– Тут вчера нищий горбун околачивался, с тобой говорил. Такой мерзкий, низенький, вертлявый, со страшным шрамом…
– Что-то не припомню…
Я положил еще одну монетку, достоинством побольше.
– В лохмотьях. Милостыню у меня просил. Колдуном по дури своей меня называл. Ну!
– А, так ты тот самый барин, которого он принародно обсмеял? Ха-ха! Весело было!… Да то Василий. В трактире у Храпова бывает. Только он не нищий.
– А кто же?
– Бог его знает. Человек.
– Спасибо тебе.
– Возьми, барин, пирожки за свои деньги.
– Отведай сам за мое здоровье.
… В уже знакомом мне трактире купца Храпова стоял запах жареного мяса и блинов. Разный люд там собрался – купцы, солдаты, работный народ. В углу играл бродячий музыкант, извлекая из струнного инструмента, именуемого гуслями, замысловатую тягучую мелодию. Местные жители сильно обделены в жизни радостями, поскольку не знают, что такое орган, но они любят простецкие песни и веселье. Два подвыпивших мужика пробовали плясать на нетвердых ногах.
Я подошел к тощему – в чем душа держится – половому, сидевшему в углу. Поздоровался с ним Он глянул на меня не очень дружелюбно. К чужеземцам в этой стране отношение странное: или зависть и почитание, или опасение и настороженность. Зонненберг говорил, что простой люд здесь так до конца и не может поверить в то, что где-то, кроме святой Руси, есть другая жизнь. В деревнях вообще моих земляков считают нечистой силой. А то, что чужеземцы порой плохо говорят по-русски, воспринимается как свойство ума, а точнее – обычное недоумие. И уж если иностранец хорошо изъясняется по-русски, это воспринимается как чудо. Как мы, например, дивимся говорящей птице.
– Не знаешь ли такого Василия? – спросил я. – Низенького, со шрамом через все лицо.
– Помню, как же! – кивнул половой. – Чудной человек. Смехач. Но у нас он редкий гость.
– А где же его найти?
– Да где ж его найдешь? Нигде не найдешь, это уж точно.
Тут подковылял грязный одноногий мужичонка и, обнажив беззубый рот, прошепелявил:
– Поднеси чарку, подскажу…
– Принеси ему, – кивнул я половому.
Мужичонка перекрестил рот, опрокинул в него содержимое чарки и, крякнув от удовольствия, прошамкал:
– Он на окраине завсегда сшивается, в трактире Муратки Колченогого.
– Где это?
– Поднеси чарку…
– Налей ему еще!
В общем, пока я получал нужные мне сведения, вытягивая их из пропойцы, тот окончательно опьянел. Но в самом конце, на секунду протрезвев, бесплатно предупредил:
– Только ты, заморский человек, поберегись. Там недобрый народ собирается. Немчуру всякую да аглицкий люд на дух не переносят. И тебе не поможет, что по нашему гутарить могешь…
Даже выслушав подробные объяснения, трактир я нашел не сразу. Пришлось походить мимо старых построек, нетронутых пожаром, мимо свиней, лежащих в огромных лужах, полуголых детей и приземистых бань, откуда доносился бабий визг. И повсюду стучали топоры, визжали пилы, во все стороны разлеталась кудрявая стружка – Москва вновь отстраивалась, возрождалась, как легендарная птица Феникс из пепла.
Перекосившийся, из черных закопченных бревен трактир держался на честном слове. Казалось, он вот-вот рухнет и погребет под собой своих вечных обитателей.
Время было еще не позднее, но у дверей трактира уже разлегся пьяный – он был бос, с хорошенько разбитой мордой. Он время от времени поднимал голову и ожесточенно ругался. Таков местный обычай – если начинают пить, то пьют до предела, пока не пропивают все, и тогда забулдыгу в одном исподнем вышвыривают за порог. Кстати, торговлю здесь водкой, дело весьма прибыльное, держит в своих руках Государь, и незаконное винокурение карается жестоко и неотвратимо.
