Наш человек на небе (СИ) - Дубчек Виктор Петрович (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
- Ситуация в корне отлична, — не согласился товарищ Сталин. — В тот момент СССР нуждался в передышке, и такую передышку мы были готовы купить почти любой ценой. Но и Гитлер сам активно искал передышки, прежде всего потому, что не владел достоверной информацией о состоянии нашей промышленности и нашей армии. Риббентроп же исполнял волю Гитлера, поэтому и переговоры прошли относительно легко.
- Зато у СССР нет таких острых противоречий с этой их Империей, — заметил молчавший до этого товарищ Судоплатов, переглядываясь с товарищем Меркуловым. — Хм. Ну, пока нет.
Половинкин совершенно точно знал, что как раз Павел Анатольевич не покладая рук работал над тем, чтобы СССР оказался готов к моменту, когда, — и если, — «пока» превратится в «уже». Мы, прямо скажем, люди мирные — но бронепоезд на запасном пути стоять обязан. Именно потому, что роскошь быть мирным доступна лишь тому, у кого всегда в резерве пара-тройка бронепоездов поубедительней.
Тут Коля вспомнил деда, — любил старик эту песню, «про Каховку», — и слегка отвлёкся от разговора. Но только слегка: подумаешь — взгрустнулось по дому...
Некогда грустить.
Он сосредоточился на словах товарища Сталина:
- …Галактическая Империя заведомо превосходит нас военной и политической мощью, научным и технологическим уровнем развития, людскими и промышленными ресурсами.
- Да и просто превосходит, — спокойно добавил Судоплатов. Легендарный разведчик легко признавал чужое превосходство. Он просто не желал с ним мириться. — Главное, что дебют сыгран, считаю, удачно.
- Это так, товарищ Судоплатов, — согласился Иосиф Виссарионович. — Но теперь, когда «дебют сыгран», и обе наши державы продемонстрировали искренность намерений, речь идёт о всемерном расширении сотрудничества. Поэтому необходимо поставить союзников в положение, когда наши стороны будут выступать не с позиции силы, будь то сила военная либо дипломатическая, но с позиции взаимного уважения и взаимной выгоды. Коли всеми своими иголочками чувствовал, что дебют дебютом, а пара запасных бронепоездов у товарища Сталина где-нибудь да припрятана. Обосновать такое впечатление Половинкин, конечно, не смог бы, но вот видел он сейчас в повадке Иосифа Виссарионовича что-то такое... Ну вот как мужик на ярмарке водит за собой медведя с продетым в нос кольцом. Зверюга здоровая и заломала б мужика в один миг — но мужик уж так привык к своей власти, что медведь подчиняется не страху боли в пробитом хряще, а одной этой человеческой привычке. Не отпускай поводок, но и не подходи слишком близко — и никуда зверь не денется.
- А неформальный контакт мы с лордом Вейдером и так наладим, — добавил товарищ Сталин, покосившись в угол кабинета, где дожидались внимания два свежедоставленных ящика хванчкары. — Как полагаете, товарищ Половинкин, готовы товарищи союзники к неформальному контакту?
- Всегда готовы, товарищ Сталин, — уверенно ответил Коля. Союзников он наблюдал долго и вблизи — всё в порядке там было... с неформальными контактами.
- Ну хорошо, — сказал товарищ Молотов, перебирая бумаги, — по данному вопросу, будем считать, разобрАлись. Или разобралИсь — как правильно-то?
- РазобралИсь, — сказал товарищ Меркулов. — Хотя, сколь помню, оба варианта допустимы.
- Да. Значит, остаётся что? Остаётся с музыкой вопрос решить, а также вот ещё что...
...Тут в тёмном небе что-то треснуло и полыхнуло неярко, словно бы блеснула восходящая луна. Но немыслимая эта луна выглядела совершенно чёрной, и догадаться о её существовании можно было лишь по исчезновению звёзд — и по нежному, приветственному писку подружек-иголочек. Тихо загудел воздух, и над Сенатским дворцом зависла кургузая трёхлучевая звезда космического челнока. Картинок и фильмов Коля уж насмотрелся, но вживую кораблик этого типа наблюдал впервые.
Люди на площади встрепенулись, забывая про холод. Товарищи Сталин, Молотов, Михал Иваныч Калинин; несколько технических специалистов; две коротеньких шеренги почётного караула — вот и все. Сама территория Кремля охранялась особо. Секретность, прямо скажем.
Конечно, долго удерживать в тайне прибытие новых неожиданных союзников было бы невозможно. Слишком многие были в курсе — в той или иной мере; слишком очевидно завис над Берлином неизвестный объект; слишком явно выходили за пределы земных боевые возможности военной техники инопланетян.
Но прелесть подобных тайн заключается ещё и в том, что нет необходимости хранить их вечно — а только до определённого момента, после которого противнику остаётся лишь рвать волосы, кусать локти, в порошок стирать зубы, — в общем, развлекаться саморазрушением, — терзаясь очевидностью провала. А тот, кто сумел сохранить тайное знание, сумел воспользоваться плодами сдержанности — торжествует, ибо знание — действительно сила; очень часто — единственная значимая сила. Половинкин посмотрел направо: рядом с портативным радиомаяком бойцы роты техобеспечения заканчивали последние приготовления, настраивали переносной репродуктор. Коля любил всякие такие штуки и хотел было помочь, но товарищ Мясников, опасаясь за сохранность парадной зимней формы, воспретил.
Для музыкального сопровождения встречи решили использовать технику пришельцев. Фактически, почти каждый инопланетный прибор являлся маленьким роботом — только без рук и ног. Ведь если у человека, например, руки-ноги оторвало, он, конечно, загрустит и в окошко высовываться перестанет, но человеком быть не прекратит: голова-то на месте. Иногда даже ещё лучше сделается душою, ещё важнее для общества, как, например, Павка Корчагин. Вот и новый «патефон» — снаружи действительно патефон, потому что так замаскировали, а внутри у него «твердотельный носитель информации», источник питания и устройство управления, а вдобавок ещё и усилитель. Хорошая штука. Можно ронять даже, не разобьётся. Хотя наряд вне очереди всё равно отхватишь.
В тёмном воздухе снова загудело. Товарищ Молотов коротко кивнул, боец нажал клавишу на пульте. Из подключённых к «патефону» репродукторов раздался долгий и торжественный первый аккорд «Интернационала». Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущённый
И смертный бой вести готов.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим, —
Кто был ничем, тот станет всем.
Коля любил гимн, Коля гордился гимном. Может, он и устарел, может, и не совсем соответствовал моменту — ну какие в Советском Союзе «голодные» и «рабы»? Смешно. Голодные и рабы бывают, когда материальные и духовные блага в обществе распределены несправедливо. А в СССР всё справедливо. Если работать, так всем вместе; голодать — тоже.
Но, прямо скажем, при таком подходе голодать приходится нечасто, потому что голод — он когда случается? Когда одни работают, а другие на них жиреют. И чтоб избавиться от голода, надо всего лишь заставить бездельников работать наравне со всеми: вот тогда сразу станет ясно, кто человек, а кто — так... капиталист.
«Все беды человеческие от безделья». Товарищ Карл Маркс сказал... кажется.
Лишь мы, работники всемирной
Великой армии труда,
Владеть землёй имеем право,
Но паразиты — никогда!
И если гром великий грянет
Над сворой псов и палачей, —
Для нас всё так же солнце станет
Сиять огнём своих лучей.
Вообще-то, изначально в «Интернационале» было шесть куплетов, но вот так, в виде сокращённого до трёх куплетов гимна — песня парижских коммунаров становилась даже яснее, чище, честнее. Это была яростный и гордый гимн людей, которые сознавали, что свобода, честь, справедливость достигаются кровью — и никак иначе.
Не то чтоб Коля любил проливать кровь. Нормальным людям это нравиться не может. Он и в НКВД-то пошёл, потому что это была, прямо скажем, самая гуманная на свете организация: смысл существования НКВД заключался в том, чтобы плохие люди не могли вредить людям хорошим. И если ради этой цели приходится проливать кровь... что ж, пусть проливается кровь только плохих людей.
