Безликое Воинство (СИ) - Белоконь Андрей Валентинович (версия книг TXT) 📗
— Ах ты, проказник! — раздосадованно воскликнула юная эорианка, сделав в сторону анака жест рукой, который я поняла как шуточную угрозу.
Пикусик несколько секунд оставался на месте, шевеля усами, а затем, взметая за собой снежный шлейф, поспешил вслед за испуганным хищником.
— Он его не тронет, только побегает за ним, — увещевал нас с Салинкаром Галш, хотя ни я, ни мой долговязый однокашник ещё не успели ни отойти от первоначально испуга ни, тем более, как-то обеспокоиться насчёт позорно сбежавшего от анака хищного зверя.
Когда до меня наконец дошло, что хищник убежал, я свободно вздохнула и воскликнула:
— Пикусик нас защитил!
Как мне казалось, я озвучила вывод совершенно очевидный. Но я ошиблась… как всегда.
— Эта мокрица испортила нам всё удовольствие! — тут же возразила мне Айка Масс, — Я так хотела потискать <…> (тут Айка произнесла название встреченного нами зверя). Виланка! Он такой приятный на ощупь и хорошо пахнет! И его так просто не подзовёшь… — Ослепительная эорианка была откровенно раздосадована случившемся и обозвала анака, если я верно поняла, каким-то презрительным словом, которое для меня прозвучало как «мокрица». Так у нас называют противных на вид жуков, обитающих в сырых подвалах.
— Да уж что-нибудь одно, — с наигранным вздохом констатировал Галш Талеса. — Или выгуливать анака, или наслаждаться природой.
Картинка, изображающая встреченного нами на снежной тропе хищника, есть в зоологическом атласе — судя по всему, детской книжке, которую я обнаружила на верхнем этаже каменного дома. Зверь из атласа отличается от встреченного нами в каньоне лишь окрасом шерсти — в книге серые и бурые пятна перемежается с белыми полосами и чёрными крапинами, а у удравшего от Пикусика хищника чёрные крапины тоже были, но остальная шерсть белая или чуть серебристая — примерно как эорианская одежда. Теперь, когда почти всё в лесу укрыто снегом, заметить такого зверя, если он замрёт в засаде где-нибудь между корнями дерева, будет трудновато. А такой окрас, как в книге, очевидно, неплохо будет смотреться летом, особенно если этот хищник охотится ночью или в сумерках. Под картинкой в атласе записано эорианскими рунами название зверя, и Айка назвала его таким же словом, но я не возьмусь воспроизвести это слово нашими рунами просто потому, что получится непохоже. Медальон предложил называть его леон — по имени легендарного чудовища из древних времён Геи — огромного пустынного кучина. Впрочем, у леона древней Геи хвост был совсем небольшой и уж точно не представлял никакой опасности, тогда как хищник, что встретился нам в каньоне у реки, обладает мощным хвостом, которым наверняка способен сбивать жертву с ног и отбиваться от врагов. В остальном это название можно посчитать самым подходящим. Вообще говоря, с эорианскими именами и названиями дело обстоит совсем не просто. Если звания, титулы, должности обычно представляются в переводе на известные нам ранги, то личные имена эориан, как и большинства гостей, это подчас не настоящие имена, а такие их варианты, которые мы можем легко запомнить и произнести. Имена Галш и Айка похожи на хетхские, поэтому я так их слышу. Однако для других гостей Чертогов они звучат как-то иначе. Ещё я спрашивала у медальона, что означают названия эорианских звездолётов — «Тай-Та» и «Пикус». Оказывается, Тай-Та — примерно так звали ту женщину, что теперь стала анаком, в прошлом её мире, и это двойное её имя нельзя произносить раздельно. Почему? Медальон не смог пояснить. А «Пикус» — это просто слово, подходящее для наших (и моих тоже) ушей, а на самом деле звездолёт называется как-то похоже, но оригинальное название неудобно для нашей речи, а к его значению невозможно подобрать адекватное понятие из нашего словаря. Впрочем, заклятый медальон предложил мне одно название, более-менее близкое по смыслу — «Пушистый Комочек». Согласитесь, это звучит нелепо: корабль-звездолёт «Пушистый Комочек». Добавлю к этому, что язык эориан, очевидно, во всех отношениях совершенен, но для меня их родная речь звучит замысловато, и лучше уж я стану пользоваться теми псевдонимами, которые нам тут любезно предлагают.
В эпизоде с крупным хищником я в очередной раз столкнулась с удивительным отношением эориан к окружающему их миру. Это отношение, с одной стороны, на редкость смелое и в чём-то беспечное, а с другой — такое умное и доброе!
Славный Галш лишь подтвердил мои выводы, объяснив всё в форме небольшой лекции:
— Для древних жителей Эоры такие хищники, конечно, представляли реальную угрозу, как и многое другое на планете. Предкам нашим приходилось приспосабливаться и бороться за выживание — так же, как и любым другим первобытным людям. Но они не стремились истребить то, что им мешало, потому что верили: чем разнообразнее мир, их окружающий, чем многообразнее его проявления, тем для них же лучше, потому что за счёт многообразия мир устойчив и предоставляет людям почти безграничные возможности. Когда уже стала формироваться первая эорианская цивилизация, наши предки признали, что природа это хотя гибкая и прочная, но непостижимо сложная и тонко настроенная система, и не человеку её переделывать под себя — такая затея ничем хорошим не кончится. В то же время человеку дана достаточная гибкость, чтобы благополучно подстроиться — не разрушить первозданную природу, а найти среди неё подходящее для себя место.
Я вспомнила слова Призрачного Рудокопа про тонкий механизм благополучной жизни, который разломали в слепом небрежении к духовным основам его одержимые переменами соплеменники. Но разве людям не следует приспосабливать природу себе на благо? Мы расчищаем заросшие джунглями площади под посевы, насыпаем отмели, чтобы выращивать морскую живность, раскапываем карьеры, осушаем болота, запруживаем реки. Такая деятельность свойственна людям, без повсеместных преобразований само существование человечества немыслимо. Хотя это и прискорбная необходимость, трудно себе вообразить, как человек может создать развитую техническую культуру, не изнасиловав и не сгубив при этом почти всё своё исконное природное окружение. Галш Талеса упомянул первую эорианскую цивилизацию. Нынешняя заповедная планета Эора, если я верно поняла, являет собой искусственно созданный мир, воспроизводящий начальный период как раз той незапамятной эпохи. Возможно, слова Галша про многообразие мира относятся к истокам духовной культуры эориан, о которой в Симбхале известно ещё меньше, чем об их материальной культуре.
Планета, на которую антиподы теперь привезли меня как на экскурсию, также известна как памятник эорианским предкам. Значит ли это, что эориане поклоняются предкам? В этом мире не найти памятников или мемориалов в том виде, как это встречается у нас. Также никто не видел здесь храмов или сакральных мест, где эориане поклонялись бы каким-то определённым святыням. Вместе с тем Эору постоянно посещают паломники (и Галш об этом упоминал), но они вроде обычных туристов, просто живут здесь какое-то время и любуются окружением. Можно сказать, что объектом паломничества у них является вся планета Эора как единый культовый объект. Имеются ли у эориан какие-нибудь религиозные культы? Бывавшие в этом мире мудрецы из глубин Геи пытались выяснить, каким богам поклоняются эориане, но никто не смог понять в верованиях хозяев Чертогов ничего, кроме того, что они признают трансцендентность Творца и основы духовной иерархии. Но как зовутся их боги и в чём состоит их культ, про то до сих пор неведомо никому, кроме, может быть, самих здешних хозяев. Попав сюда и увидев воочию, в каком окружении жили их далёкие предки, я начинаю думать, что всё сущее, от самого ничтожного до самого великого, и должно было стать для жителей этого удивительного леса божеством. Но эориане давным-давно эти леса покинули. Как развивалась их религия, когда их домом стала целая Вселенная?
В общем, опять загадки без догадок и вопросы без ответов…
Уже вечерело и в каньоне начали сгущаться сумерки, когда мы, расставшись с белым леоном, отправились дальше по тропе. Переходя через красивый каменный мостик с деревянным настилом — замшелым и потемневшим от времени — я услышала отдалённый шум, вроде шипения и рокота. Дальше по дороге он всё нарастал и нарастал, пока я наконец не поняла, что это громко шумит вода. Я подумала, что впереди крутой речной порог, но неожиданно мы вышли к месту, где стены каньона обрываются, а вода реки устремляется вниз. Шум издавал первый каскад высокого водопада — очевидно, того самого, который изображён на шпалере. Мы не дошли до самого водопада, а тут же выбрались из каньона, точнее поднялись вновь наверх. Подъём оказался таким же, как и спуск: мы вставали по очереди на пустую площадку, неведомая сила подхватывала нас и забрасывала на расположенный над каньоном выступ — вроде того, что на скальной террасе с домом. От выступа ведёт тропинка, в этот раз уводящая в глубь тамошнего леса. Наверху было гораздо светлее, чем в каньоне, и местное светило, стоявшее уже недалеко от горизонта, играло на снегу слепящими бликами. Прежде, чем мы углубились в этот лес, Галш сказал, указывая на невысокую скалу впереди:
