Контра (СИ) - Гавряев Виталий Витальевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
— Здравствуйте граф. Простите, но я просто не имею возможности оказать вам достойный приём. Как вы изволите видеть, в этом нет моей вины. — поздоровавшись, и извиняясь за независящие от его воли неудобства, старый еврей указал рукой на большую кучу лома. — И таки посмотрите на то, что сотворили эти поцы. О вэй’з мир! [55], на это просто таки невозможно смотреть без слёз.
— Здравствуйте уважаемый Абрам. Я, собственно говоря, в такой ситуации, не жду повышенного внимания к своей персоне. Сегодня утром, ко мне в имение прискакал гонец, который и привёз весть о ночных погромах. И вот я здесь…
— Таки ви приехали только для того, чтоб посмотреть на моё горе?
— Но зачем вы так? Конечно же нет. Я решил, что просто обязан узнать, насколько вы сильно пострадали и в случае надобности, оказать посильную помощь. По мере моих сил.
— И как, по-вашему, Александр Юрьевич, насколько велико моё горе?
— Да, вижу. Пострадали вы серьёзно. Однако в отличие от купца Марченко¸ вы живы, да и ваш дом, с мастерской, не сгорел. Так что, по сравнению с вышеупомянутым, всеми уважаемым человеком, у вас не всё так плохо.
— Как? Разве сегодня громили не только моих соплеменников? Мой избитый до полусмерти сторож, Ефим, говорил, эти поцы кричали, что сегодня, зажравшиеся жиды порхатые получат то, чего они заслужили. Мол русский народ, слишком долго терпел этих жадных воров. То есть нас, сынов Израилевых. А тут, вот как получилось.
— Да. Выходит, что этой ночью пострадали не только вы. У вышеупомянутого купца зарезали всю его семью, а перед этим их всех пытали. А затем, чтоб скрыть все следы своего злодеяния, подпалили его дом. И ведь это, у них, могло получиться. К счастью для себя, соседи вовремя всполошились.
— О вэй’з мир! Горе то какое! То-то я гляжу, по городу чувствуется запах пожарищ. Вначале, когда я со своими сынами шёл с вокзала, то воспринимал его как паровозные дымы. Затем уловил его характерную особенность, но увидев, что наш квартал не выгорел, я таки успокоился. Да уж. Жалко Максима, я с ним иногда вёл общие дела. Честный был партнёр.
Говоря это, Авраам вошёл в свою мастерскую, где рабочие уже вынесли весь мусор и старались привести в порядок то, что более или менее уцелело. Проходя мимо темноволосого, мелкого мальчонки, который подметал полы, ювелир задержался на пару секунд и указав рукой куда-то в дальний угол, промолвил: "Титита по?" [56].
Мальчик, ни слова не говоря, не выказав никаких эмоций, устремился в указанное место. А старый еврей, горестно осмотрелся вокруг и еле слышно проговорил: "… пиль дарас" (…слон растоптал). — Сашка же, не знающий этого языка, решил: "Абрашка просто ругает неведомых бандитов. И бог с ним. Я бы, на его месте, ещё и не так загнул".
А вот следующая фраза произнесённая ювелиром, прозвучала немного громче, чем предыдущие, ровно настолько, чтоб Александр мог её отчётливо услышать. Так и получилось, только молодой аристократ не сразу понял её чужеродность для этого мира. Саша, не сразу заметил и внимательный взгляд, коим его, в этот момент, рассматривал старый еврей. А прозвучали следующие слова: "Совсем обозрели эти Янки, Союза на них нет". — Здесь, неофициально, всех американцев называли Сэмами, и никак иначе. Человек не ожидал никаких других слов, поэтому не сразу среагировал. А вот через несколько секунд, юношу как током пробило. Он замер, открыл рот, и посмотрел на Авраама ошарашенным взглядом. В ответ тот только сдержано хихикнул и заговорщицки подмигнув, поманил юношу, призывно мазнув рукой.
— Ну что стоим, Александр Юрьевич? Раз вы приехали ко мне с деловым предложением, то добро пожаловать в мой кабинет. Там и пообщаемся. Потому что, здесь, слишком мало посторонних ушей.
— Так это? Э-э-э…
— Будет там и это, и то. И многое другое. Но только там, всё там.
— Но вы?
— Да, это я, тот самый, старый Авраам которого вы решили навестить. Вы не поверите, но и я, как и вы, сгораю от желания с вами пообщаться, тет-а-тет. Так что, пойдёмте, поговорим про наши дела, и прочие мелкие делишки, граф.
Понимая, что в данный момент, он выглядит очень глупо, Саша "взял себя в руки", закрыл рот, осмотрелся по сторонам, следуя укоренившейся привычке, оправил свою одежду, приосанился, и решительно направился вслед за Авраамом. Если где-то и выяснять, почему именно сейчас прозвучала эта неожиданная фраза, так это только в комнате, где на самом деле не будет лишних слушателей.
Предложенное для переговоров помещение, располагалось на втором этаже, куда и вошли эти два человека, правда, в нынешнем состоянии его нельзя было назвать рабочей комнатой. В данный момент, оно больше всего походило на место, где, как минимум, произошло "Мамаево побоище в миниатюре", или нечто подобное. Правда, следы оного были убраны, и помещение смотрелось как-то заброшенно, пустынно. Да и множественные, свежие рубцы на стенах — следы ударов топором и оскорбляющие хозяев надписи, антисемитской тематики, по-прежнему напоминали о том, что ночной налёт это не такое уж недавнее событие. Но старый еврей, не обращая внимания на разруху, уверенно вошёл в помещение, и прикрыл за своим гостем новую, ещё пахнущую древесиной, не крашеную дверь. В следующее мгновение ювелир заговорил, причём чисто, без привычного для окружающих его людей еврейского акцента:
— Ну что Сашенька, давайте поговорим по-взрослому? Мне кажется, у вас появилось множество вопросов и вы, жаждите их задать.
— А кто вы?
— Человек. Такой же, как и вы, обыкновенный человек.
— Но здесь так не говорят. В этом мире нет такого понятия как Янки. Вместо этого, говорят или Дядя Сэм, или просто Сэм. Да и слово союз, в таком контексте никто не употребляет. Вы вообще-то кто такой?
— Можно сказать так, я ваш коллега по несчастью, только с более большим стажем. Я давно это заметил, точнее мне показалось, что вы сказали одну интересную фразу, и это не давало мне покоя. Я долго мучился и вот только сейчас подтвердил свои догадки. Ох, видели бы вы своё лицо, когда я якобы случайно оговорился в вашем присутствии.
— Коллега? Какой такой чертям коллега? Етит-мадрид!
— Что вы так ругаетесь? Неужели ничего не понимаете? Ну да. Вы, наверное, не ожидали такой шутки от создателя? Думали вы здесь один такой, весь из себя загадочный и интересный? Впрочем, до недавнего времени я тоже так думал. Выходит, и вы, и я ошибались. Да. Я, как и вы, погиб в своём мире, и почти сразу же очутился в этом аду.
— Как это? Так вы что? Вы погибли?
— Ну да, именно об этом я вам и говорю. Да-да, для своего мира я умер. А вы разве нет? Вспоминайте. Давайте молодой человек, начинайте думать головой, соображайте быстрее, а то мы с вами понапрасну "толчём воду в ступе". И поверьте старику, болтая таким образом, мы не достигнем никакого положительного результата.
— Ну да, ну да. Вы правы. И действительно, со мною произошло нечто подобное, о чём вы говорите. Помнится, я лёг на операционный стол и после внутривенного укола "уснул". А проснулся я уже здесь.
— А как давно это произошло?
— Немногим более года. Но всё же, этот мир, я бы не назвал адом.
— Каждому своё. Я, например, очутился здесь тогда, когда этому телу было всего лишь полтора года. Моя здешняя мамочка не усмотрела за своим шустрым сынишкой, он навернулся с лестницы и убился, вот Рахиль и пыталась это тельце "реанимировать". И делала это весьма своеобразно, стоя передо мной на коленях, воя и вырывая на своей голове волосы. Представляете, там, у себя дома, я двадцати пятилетний мужчина, а здесь бац, и на тебе, беспомощный малыш. Там я палестинец, обрядившийся в еврея ортодокса и поддевший под этот наряд пояс шахида. Пользуясь этим маскарадом, я пробрался на территорию захватчиков и подорвал себя, в людном месте. А в наказание, вместо обещанного мне Джанната [57] и пиршества в этом чудном саду, где я мог лицезреть Аллаха, я вынужден жить в этом теле и быть членом семьи неверных, тех, кого так люто ненавидел. Более жестокого наказания придумать не возможно. А судя по вам и проскакивающим у вас своеобразным словечкам, вы там были русским, я знал многих ваших соплеменников, они помогали моей родине. — говоря это, Авраам, с несвойственной для старика лёгкостью, присел на корточки и кивком головы, предложил собеседнику примоститься рядом. — А ещё, и это самое главное, отец моего друга детства, учился у вас в союзе. И привёз оттуда русскую жену. Вот именно от Фираса, когда происходило что-то не очень приятное, я часто слышал: "Етит-мадрид". — Как он говорил, это любимое ругательство своей матушки. А вы, один раз, когда привезли товар, так выругались, только очень тихо. А здесь, так, никто не говорит.
