Выполнение замысла (СИ) - Савелов Сергей Владимирович (мир книг TXT) 📗
Романов уже вскрыл бутылку с коньяком, налил в стопку и резал лимон. Не присаживаясь, разворачиваю блокнотные листы и протягиваю первый, немного мятый листок с моим вступлением:
- Григорий Васильевич, ознакомьтесь, пожалуйста, с этим.
Он удивленно взглянул на меня, возвышающегося над ним, барственно махнул рукой в сторону кресла и взял листок. Близоруко прищурился, отставив лист подальше, недовольно поморщился и достал из внутреннего кармана футляр с очками. Неторопливо надел очки в тонкой золотистого цвета оправе, и отвернувшись немного к окну начал читать, разбирая мои каракули.
Вначале скептическое и недовольное выражение его лица изменилось сначала на удивленное, а потом на ошарашенное. Хмыкнув, он оторвался от чтения и посмотрел задумчиво на меня. Затем снова вернулся к чтению. Дочитав до конца, задумался глядя в стол и снова вернулся к началу текста. Перечитав сообщение еще раз шумно выдохнул. Медленно поднял глаза и уставился на меня тяжелым взглядом, почти не мигая. Наконец, придя к какому-то решению, протянул руку в сторону других листков. Выбрал и протянул ему листки со следующим блоком информации.
Эту информацию Романов читал еще медленнее, иногда возвращаясь к прочитанному. Порой задумывался, отрываясь от чтения. «Вспоминает или сравнивает», - предполагаю.
Задумчиво Григорий Васильевич протянул руку за следующими листами и вновь углубился в чтение. Этот блок у него вызвал другие эмоции. Он морщился, играл желваками и неоднократно грязно выругался. Не дочитав, брезгливо отбросил листки. «Провал!» - запаниковал я.
- Не верю! Ничему не верю! Чего ты добиваешься? - зло спрашивает. - Фантазер, - брезгливо бросает мне обвинение.
Пожимаю плечами, а у самого в панике в голове бьются мысли. Если сейчас встать и уйти, то есть возможность скрыться. Вырубить Романова, чтобы он не поднял тревогу. Окна квартиры выходят на проспект, а охрана у подъезда с другой стороны дома. Я успею проскочить. Из Ленинграда придется срочно сваливать. Домой нельзя. Придется к Таньке в деревню! А школа? Родители? Маринка с Гулькой? Друзья? Вся моя будущая жизнь? Всю оставшуюся жизнь нелегально? Хотелось завыть и наброситься на старика с кулаками и бить, бить в гладкую рожу, чтобы поверил. До крови! Впереди такие события! Беды! Катастрофы, Гибель людей! А этот испугался! Стало страшно партийному функционеру? Легче всего обвинить меня во вранье и спустить на меня всех собак! Какой же я му…ак! Вся жизнь под откос! А так хорошо начиналась! Я встал с кресла, не зная, что делать дальше.
Романов нервно налил стопку коньяка и опрокинул в рот. Шумно выдохнул.
- Куда собрался? Тебя никто не отпускал, - выкрикнул, зло глядя на меня.
Некоторое время меряемся взглядами. «А взгляд у Романова тяжелый!»- мысленно отмечаю, но своего взгляда стараюсь не отводить. Неожиданно он опустил голову, ссутулился и как будто сдулся. Как будто постарел сразу на несколько лет. Опускаюсь на корточки и начинаю подбирать разлетевшиеся листки. Один попал на нарезанные кружки лимона и подмок.
- Еще есть? - чуть слышно спрашивает.
Мне показалось, что ослышался. Поднимаю взгляд на него.Романов смотрит на меня потухшим взглядом.
- Есть, - решительно отвечаю и показываю пальцем на голову.
- Сообщи о том, что можно проверить быстро, - приказывает.
Смотрю, что Романов подобрался и даже румянец вернулся. Сажусь, придвигаю к себе блокнот, и демонстративно взглянув на собеседника, вспоминаю недавнее сообщение Ксенофонтова о смерти Папы и начинаю писать:
«Недавно избранный Папа Римский вскоре скончается и на его место будет избран польский католический священник Войтыла. (Вспоминаю и вписываю прикольное слово - «папабили»). Католики Польши приобретут мощную поддержку и станут влиятельной силой. Польша все больше будет становиться слабым звеном среди соц. стран. Правительство страны набрало западных кредитов. Вскоре кредиторы поднимут процентную ставку рефинансирования, и в Польше возникнет финансовый, экономический, а затем политический кризис».
Романов не выдержал, поднялся и встал за плечом, читая сразу, чего я пишу.
Пишу - «Мазуров» и «Машеров» и поднимаю голову. Григорий Васильевич кивает, а потом вопросительно вскидывает подборок. Понимаю - это вопрос «когда?» Задумываюсь. Мазуров вскоре умрет. Официальная версия - по болезни. (По слухам - убит). По смерти Машерова помню, что будет дорожно-транспортное происшествие. Автомобиль Машерова столкнется с самосвалом, который нарушив Правила дорожного движения, выскочит на главную дорогу. Что-то вертится в памяти, насчет урожая. Вероятно, тот погибнет осенью. Так и пишу - «осенью восьмидесятого года».
Задумываюсь о том, что еще могу привести Романову в доказательство своих возможностей и понимаю, что нечего. Точных дат и многих событий не помню. В панике начинаю писать об всем, о чем помню:
«Военный конфликт между КНР (Китайская Народная республика) и СРВ (Социалистическая Республика Вьетнам). Китайские войска вторгнуться на территорию Вьетнама. Завяжутся приграничные бои. Наши пригрозят Китаю, даже приведут в повышенную готовность войска Дальневосточного округа и они выведут свои части. До этого конфликта Вьетнам введет свои части на территорию Камбоджи и нанесет несколько поражений армии Пол Пота. Китай поддерживал режим Пол Пота. Срок - конец осени, зима.
Исламская революция в Иране. Шах сбежит из страны. Светское Правительство будет свергнуто. К власти придут исламисты во главе с аятоллой Хомейни. В стране отменят все светские законы. Будет создано единственное в мире шиитское государство. США и нас признают врагами. Срок - зима, весна следующего года».
Задумываюсь. Что еще написать, чтобы поразить Романова. Открываю чистый лист.
«Предатели в СССР. Действующие, будущие, прошлые и вероятные.
Калугин, генерал КГБ. Первое главное Управление. Самый молодой генерал.
Поляков, генерал ГРУ.
Огородник. МИД или Министерство внешней торговли.
Кулак (Кулик), Герой Советского Союза, КГБ. Сейчас на пенсии».
Вспомнив о Великом Советском писателе Л. И. Брежневе, возвращаюсь к предыдущему листку и вписываю: «Малая земля», «Возрождение» и «Целина». Л. И. Брежнев». На Романова не смотрю, но чувствую, как он шевельнулся и вздохнул.
Продолжаю о предателях:
«Пигузов, Толкачев. Кто такие не знаю, но фамилии довольно редкие.
Резун. Сейчас должен работать в резидентуре в Западной Европе.
Гордиевский, - вроде КГБ.
Шевченко - посол в ООН.
Горбачев - вредитель.
Шеварднадзе - потенциальный враг.
Яковлев Александр - подозрения в шпионаже. Агент влияния. Помощник Горбачева.
Ельцин - сейчас первый секретарь Свердловского Обкома КПСС. Будет Президентом России. Ради личной власти готов на все».
Романов тронул меня за плечо и произнес:
- Хватит пока. У меня больше нет времени. Давай свои бумаги, почитаю и подумаю. Из Ленинграда пока не уезжай. Напиши мне телефон, по которому тебя можно будет найти.
- Я буду ежедневно звонить Петру Петровичу, - отказываюсь давать телефон.
- Ты мне не веришь? Зачем же ты искал со мной встречи? - удивляется.
- Вам верю, но Вашему окружению нет, - сообщаю.
Некоторое время Романов сверлит меня недовольным взглядом, но потом кивает, соглашаясь.
- Думаю, наша встреча не последняя, - предупреждает. - Что ты хотел по своим песням? - вспоминает.
- Передать песню «Дорога жизни» какому нибудь певцу и зарегистрировать, как свою интеллектуальную собственность. Потом представлять Художественному Совету другие песни, и если Совет пропустит, регистрировать их, - сообщаю о своем желании.
- Я подумаю, - обещает Григорий Васильевич. - Сейчас можешь идти, - разрешает. - Если встретишь Петра Петровича, то попроси подняться, - просит.
Вырываю исписанные листки из блокнота и вместе другими, в том числе испачканным передаю ему. Забираю блокнот и прощаюсь.
Отступление. Романов. Ксенофонтов.
