Выполнение замысла (СИ) - Савелов Сергей Владимирович (мир книг TXT) 📗
Оперативник кивает и задает неожиданный вопрос:
- Как ты относишься к КГБ?
- Положительно, - удивляюсь.
- И все? - удивляется в свою очередь.
- А что еще? Сотрудники КГБ выполняют важные для страны функции и не могут не вызывать ничего кроме уважения, - поясняю.
- Хотел бы работать у нас? - интересуется.
- Я уже говорил, что собираюсь заниматься радиоэлектроникой или компьютерами и буду подавать документы в институт соответствующего профиля, - напоминаю.
- Нам требуются разные специалисты, в том числе по твоей профессии, - разъясняет.
Задумываюсь: «Как бы отказать тактичнее и не обидеть».
- Думаю, рано еще об этом говорить. Надо окончить институт и понять, что из себя буду представлять, как специалист. Мне было бы интересней придумывать и создавать новое в радиоэлектронике, а не механически пользоваться уже созданным, - признаюсь.
- Хорошо. Я понял тебя, - задумчиво смотрит на меня. - Твой родственник, к сожалению, сейчас покойный Ксенофонтов Петр Петрович рекомендовал обратить на тебя внимание, как на перспективного кандидата для службы у нас, - сообщает, вглядываясь в меня.
«А вот здесь ты врешь, друг ситный!» - вспоминаю свой разговор с Ксенофонтовым.
- Кстати, как ты с ним познакомился? - спрашивает как бы, между прочим.
- Я придумал песню о блокаде и передал в Обком Романову Григорию Васильевичу. Через некоторое время получил телеграмму от Петра Петровича с приглашением в Ленинград, - смотрю на собеседника, замолчав.
- Понятно, - произносит и чего-то помечает в листке. - То есть ты не знал о нем до этого? - поднимает голову.
- Нет, - мотаю головой.
- А как оказалось, что вы родственники? - смотрит внимательно.
- Он мне сообщил, - делаю удивленный и наивный взгляд.
- А он откуда взял эти сведения? - не отстает.
- Не знаю, он не говорил. Поинтересовался нашей родней и нашел пересечения со своей, - предполагаю.
«Чекист» скептически кивает головой и спрашивает:
- А что твои родители на это говорят?
- Отец сказал, что все может быть, так как какие-то родственники жили в Ленинграде до войны, но в блокаду затерялись, - разъясняю.
- А что за история с преступником, задержанным с твоей помощью? - пытается поймать на меня на неискренности.
- Это идея Петра Петровича, - сваливаю все на покойника, надеясь, что бог простит. - К Романову поступило анонимное сообщение о Григорьеве. Милиция проверила и наконец-то задержала преступника. Ксенофонтову нужна была веская причина, объясняющая его исследование моего окружения и родни. Вот он и предложил назначить меня автором анонимного сообщения, - устало поясняю, демонстрируя, что устал молоть языком.
Не обращая внимания на мои намеки, оперативник продолжает допытываться:
- Что тебе Петр Петрович говорил о своей работе?
- Ничего, - опять пожимаю плечами.
Недовольный лаконичностью ответа Карасев пытается уточнить:
- Но ты должен догадываться, чем он занимался?
- А я знаю! - радую его «признанием». - Он работал в Общем отделе Обкома помощником Романова.
Улыбка на лице оперативника киснет, но он не унимается:
- А что еще ты знаешь о родственнике?
- Участник войны, вероятно, служил в милиции. После выхода на пенсию работал каким-то начальником на судостроительном заводе, - перечисляю, подняв глаза к потолку.
- Откуда ты узнал про милицию? - тут же ухватился.
- Мне об этом сказали еще дома. Город у нас маленький и трудно что-то утаить, а он вел себя, как опер и, наверное, какие-то документы предъявлял, - поясняю простодушно.
- Понятно, - тянет Карасев и принимает решение: - Сейчас Сергей, заполни анкету. Постарайся ответить на все вопросы честно или так, как считаешь правильно и подробно там, где требуется, - достает из стола и протягивает несколько отпечатанных бланков и протягивает вместе с ручкой. - Садись и спокойно не торопясь работай, - кивает на пустой стол напротив.
Читаю вопросы и понимаю, что эту анкету составляли комитетские мозголомы, так как наряду с кадровыми простыми вопросами (имя, фамилия), были вопросы интересные психологу или психиатру. «Что важнее - химия или история? Какой цвет у тебя вызывает агрессию?» На некоторые вопросы даже не знал, что ответить и писал наугад.
Пробежав глазами результаты моих мучений, оперативник протянул мне очередной бланк со словами:
- Прочитай внимательно, впиши свою данные и распишись.
Читаю: «Обязательство ….» Дохожу до пункта «Докладывать о ….» и отодвигаю листок в его сторону.
- Я это подписывать не буду, - упрямо гляжу в сторону.
- Почему? - живо интересуется.
- Еще с детского сада воспитан, что ябедничать не хорошо, - отвечаю.
- Не хочешь помогать нам? Ты ведь сам сказал, что уважаешь нашу работу и считаешь ее важной в защите интересов страны? - демонстративно удивляется.
- Я безо всяких обязательствсам приму меры сам или сообщу, если замечу враждебные действия в отношении нашей страны или ее граждан, Подпишу это обязательство, если в нем изменить некоторые формулировки, - поясняю свои позицию.
- Какие пункты? - приподнимается и заглядывает в бланк
- Вот этот, этот и эти два, - указываю ручкой.
- Это стандартный бланк, который подписываю все, - удивляется и садится на место.
- Я не против, пусть подписывают, - соглашаюсь примирительно.
Некоторое время он сверлит меня взглядом, а потом кивает:
- Ладно. Результаты нашей беседы я передам соответствующим людям, и они примут решение. Должен тебя предупредить, что где был, что видел, с кем и о чем разговаривал, что делал - никто не должен знать, даже близкие родственники. Это тебе понятно?
«По-видимому, это был еще один тест!» - догадываюсь. Оперативник серьезно смотрит в глаза. Киваю на его ожидание. «Ух, как страшно!» - мысленно выдыхаю с облегчением, предполагая конец беседы. «Какое решение должны принять и зачем, не пояснил», - отмечаю про себя.
Карасев подписывает мне пропуск и, протягивая, предупреждает:
- Думаю, что мы еще встретимся. Сейчас можешь идти.
Неторопливо прощаюсь и «выплевываюсь» в коридор. «Не знают о моих способностях! Даже намека на сотрудничество с Романовым не прозвучало!» - с удовлетворением отмечаю. «Я свободен?» - окончательно приходит облегчение.
Я свободен, словно птица в небесах,
Я свободен, я забыл, что значит страх.
Я свободен с диким ветром наравне,
Я свободен наяву, а не во сне!
Мурлычу про себя песенку, разыскивая кафе-мороженое и радостно отмечаю:
ВПЕРЕДИ МЕНЯ ЖДЕТ ОБЫЧНАЯ ЖИЗНЬ!
Конец третьей книги.
