Южно-Африканская деспотия (СИ) - Барышев Александр Владимирович (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
— Да нет вроде, — сказал Бобров и тут же лицемерно добавил. — Просто я хочу, чтобы скульптуру увидело как можно больше людей в нашем времени.
— Гордыня это, — сказал Вован тоном опытного проповедника. — А, впрочем, покажи-ка мне сей шедевр.
— А вон там, за ширмочкой. Сам посмотри.
Вован пропадал минут пятнадцать. Когда он вышел из угла, вид у него был крайне задумчивый.
— А ведь ты прав наверно. Хотя, если продавать пендосам, они точно людям не покажут. Ну ладно, за месяц ничего не случится. Заложим мы твоих граций.
Когда Вован ушел, Бобров опять взял в руки «Летопись». Никак у него из-за срочных дел не получалось ее дочитать. Он нашел место, на котором остановился недели полторы назад. Полторы недели — Бобров ужаснулся, и твердо себе положил закончить чтение буквально за пару дней.
…Тысяча девятьсот девяносто четвертый год начался совершенно обыденно и ничего, как говорится, не предвещало. Поместье проснулось от зимней спячки, активизировался Вован, разогнав имеемый флот и сам уйдя на восток, Андрей вывел подведомственный народ на поля, точнее, виноградники. Чтобы люди не отлеживали бока, что чревато, хотя работы как таковой еще не было. Бобров спустил на воду очередное, строившееся всю зиму, судно, но это явление стало настолько рядовым, что присутствовали только труженики верфи да несколько свободных от нарядов воинов, да и то, чтобы только помочь с лебедками. А как только суденышко освободилось от плена спускного устройства, на него сразу набросились достройщики, хотя там кроме установки мачты с такелажем, да навески пера руля и достраивать было нечего. А судостроители буквально тут же заложили новый Бобровский проект. Гораздо более крупный корабль, призванный не только радикально развить морскую торговлю, но и дать укорот размножившимся и обнаглевшим пиратам.
А в самом начале июня из вод в районе портала показались сразу две головы. Одна принадлежала Смелкову, а вторая относительно лысая, мужчине преклонного возраста, представившегося, после того как пришел в себя, дядей Васей. А, надо сказать, что в себя приходил он довольно долго. И то, если молодежь в лице Сереги, адаптировалась пару дней, то дяде Васе понадобилось в два раза больше. Но в конце концов доброжелательное отношение и калорийное питание с неограниченным количеством вина сделали свое дело. А потом дядя Вася взялся за работу. Юрка сказал, что он его для этого и пригласил. В смысле, как энтузиаста сада и огорода. Бобров, помня расклад подачам, прикупил участок в Стрелецкой балке. Дядя Вася, когда ему сообщили, что это все его, ажно затрясся. И пошло. Сеяться и сажать было поздновато, но дядя Вася рискнул. И не прогадал. И по осени результаты его деятельности были на столе. Обитатели поместья сперва отнеслись с недоверием к неизвестным плодам, все-таки картошка, помидоры и кукуруза должны были дожидаться Колумба, но потом распробовали и убедились, что шеф и присные его говорят истинную правду. А гранд-шеф-повариха Ефимия сходу стала придумывать новые кулинарные шедевры. Серега, спевшись с Никитосом, попытался было ввести явочным порядком прогрессорство, продавая заморский овощ на рынках города, но Бобров прогрессоров жестко обломал, заявив, что овощи только для немцев, пардон, для обитателей поместья. А все прочие пусть дожидаются Колумба. Ежели, конечно, Никитос желают, то пусть едят в усадьбе от пуза. Ему даже с собой завернут. Но, если вздумает продавать через свою лавку, тут его торговле и кирдык. Причем довели это через Элину, чтобы, значит, Никитосу доходчивей было. И ведь подействовало.
Но дядя Вася основные свои огородные бонусы стал получать только осенью, а вот в конце лета произошло еще одно эпохальное событие — на воду спустили первый корабль новой серии, построенный на переоборудованной верфи. Корабль с легкой руки Ефимии стал называться «Трезубец Посейдона» и представлял из себя помесь купеческого судна и триеры (но только без традиционных весел) вполне уже приличных размерений. Плавая на таком корабле, Вован собирался и вовсе игнорировать пиратов, а при случае даже задать им хорошую трепку. Когда страсти, связанные со спуском и достройкой чудного корабля немного поутихли, оказалось, что Бобров прикупил соседний участок и теперь его владения (если формально, то Никитоса) простирались от правого мыса Стрелецкой бухты до конца дяди Васиного огорода. Бобров сразу почувствовал себя латифундистом и олигархом. Андрей тут же принялся переделывать новые виноградники в соответствии со своими понятиями, почерпнутыми из библиотечных материалов по виноградарству и виноделию и, похоже, серьезно задумался над монополией.
Осень вообще была богата на события. Именно в эту осень поместье обзавелось молочно-товарной фермой со своей заведующей Млечей, которая, едва выбившись из рабского статуса, сразу же вступила в конфронтацию с Андреем по поводу пастбища. А меню завтраков, обедов и ужинов разнообразилось сметаной, простоквашей, творогом и сливочным маслом. Вернувшийся же из дальних странствий Вован, отведав вареники со сметаной, не мог не влюбиться по уши в хрупкую девочку — королеву молока и молочных продуктов. В это же время специалист по бочкотаре — Серега, не без дурного влияния Боброва, занявшись изготовлением овощных и фруктовых консервов, открыл еще одну статью дохода. И еще один ручеек серебра потек в подвалы усадьбы. Поместье становилось неприлично богатым и хоть это старались не афишировать, все равно на предмет устройства в него на работу стояло сразу несколько очередей: на виноградники, на огород (и откуда только прослышали), в войско, на корабли, в промышленный кластер и наконец, в усадьбу (хоть уборщиком). В связи с расцветом сельского хозяйства и ремесел народ охотно брали, отдавая предпочтение все-таки бывшим рабам из отдаленных местностей севера и северо-запада. На рабском рынке были прикормленные люди, которые немедленно сообщали о появлении перспективного товара и даже могли рекомендовать купцам придержать его до приезда представителей поместья. И купцы, что интересно, слушались. А попробуй, не послушайся — кому потом жаловаться.
Последний удар нанес все-таки Вован, как самый мобильный, а поэтому и самый информированный человек. Он привез из Афин историю о трапезитах и так ее живописал, что случившийся вне расписания Смелков загорелся идеей и сподвигнул на ее реализацию самого Боброва, который никогда не был поклонником ростовщичества. И, несмотря на начинавшуюся зиму, сулившую полный застой в торговых делах, в Херсонесе была организована, чтобы застолбить место, соответствующая контора, в которую Серега пожертвовал своего зама по консервному производству. Жертва была не добровольной, и Серега по-честному сопротивлялся, но был повержен производственной необходимостью в лице Боброва. Иногда потом, наведываясь в город, Серега видел своего зама мирно бездельничающим в выделенном Агафоном закутке и, возвратясь, пенял Боброву, но тот отделывался туманными словами о перспективах.
Вован привез из Афин не только историю об успешных трапезитах, но и слухи о том, что успешный властелин всея Эллады македонский царь Филипп все-таки не врал насчет войны с Персией, ради которой и затеял якобы Коринфский Союз. Его намерения подтвердились, когда он послал в Малую Азию одного из своих лучших полководцев — Пармениона. По всей видимости, для того, чтобы тот захватил плацдарм у переправы через Геллеспонт и впоследствии обеспечил переброску основных сил македонцев и греков. Но его планам не суждено было сбыться. В том же году любвеобильный Филипп, имевший ажно семь жен и пятерых детей от них, был убит своим телохранителем и любовником Павсанием. И на македонский престол вступил его сын Александр, прозванный впоследствии Великим. Впрочем, у него было много прозвищ.
Боброва отвлек проникший даже втаблинум вопль. В коридоре послышался топот. Бобров, оставив «Летопись» открытой, высунулся в дверь. Никого не было видно.
— Эй! Есть кто!
На его крик явилась одна из горничных, которая на вопрос «что случилось?» только пожала плечами. Бобров хотел было разозлиться, но вовремя одумался. Действительно, откуда девчонке на кухне было знать подробности. Он набросил куртку с капюшоном и вышел во двор. Когда-то обширный двор сжался до смешного закутка, в котором с трудом размещались две повозки.
