Наследники по прямой. Книга первая - Давыдов Вадим (электронная книга TXT) 📗
Гурьев вышел из ресторана, осмотрелся. Убедившись в отсутствии хвоста, нырнул во двор и спустя минуту был уже в кабинете заведующего предприятием общепита. Гав-гав, собачка, а замочек-то так себе, от честных людей, — Гурьев сложил отмычку, снова превратившуюся в «Монблан», сунул в нагрудный карман, поднял трубку телефона. Заодно проверим, как работает коммутатор, — и набрал номер.
— Алло, командир, — прокашлявшись, приветствовал его Шульгин.
— Алло, боцман, — усмехнулся Гурьев. — Доложи обстановку.
— Всё путём, командир. Все спят без задних ног.
— Это радует. Сиди, боцман, бди. Я буду разом.
— А у тебя что?!
— У меня всё в цвет, Денис, — Гурьев вздохнул. — Раз я с тобой калякаю, значит, всё в цвет у меня. Отбой тревоги, старичок.
Гурьев повесил трубку на рычаг, мазнул платком по ней и дверным ручкам, вытирая «пальчики», покинул кабинет заведующего и зашагал на квартиру. Домой. Домой.
Сталиноморск. 14 сентября 1940
Утром Гурьев направился в синагогу. Успел как раз к «Шма [81]». Увидев его, раввин и Крупнер переглянулись, и Арон радостно крякнул и сверкнул глазами. Едва дождавшись окончания молитвы, он, позабыв про свою степенность, подлетел к Гурьеву и вцепился ему в локоть:
— Ну?!
— Ты же видишь, дядя Арон, — улыбнулся Гурьев. — Жив я, здоров, и даже выспался.
— Ох, Янкеле, — Крупнер прикрыл на секунду глаза, качнул головой. — Не рано ты победу-то празднуешь?
— Я не праздную, дядя Арон, — Гурьев стёр с лица улыбку, как нарисованные акварелью усы. — Ни победу, ни труса. Я передышку получил, мне это сейчас очень важно и нужно. Вот такое дело.
— И дальше?
— Дальше? Дальше много всего будет, дядя Арон. Давай присядем, разговор вот есть.
Гурьев опустился на скамейку. Сел и Крупнер. Гурьев посмотрел на Арона, поскрёб большим пальцем ямочку на подбородке:
— Я слышал, укрупнять твою артель собираются, дядя Арон?
— Откуда знаешь? — нахмурился Крупнер.
— Я много чего знаю, — Гурьев наклонил голову к левому плечу. — Что делать-то будешь?
— На пенсию пойду, — хмыкнул Крупнер. — Заработал.
— На печи сидеть?
— Могу и на печи, — проворчал Крупнер, коротко глянув на Гурьева. — Я своё, говорю же, отпахал. А тебе что за дело, Янкеле?
— А мне нужен такой человек, как ты, дядя Арон. Пойдёшь ко мне начальником АХО?
— Чего-о-о?!?
— Административно-хозяйственной части, дядя Арон. Не знакомо разве тебе такое сокращение?
— Ты, Янкеле, никак, спятил, — усмехнулся Арон. — Ты знаешь, сколько у меня ходок-то? Ещё при царском режиме. А после?!
— Ну, при царском режиме — то было по молодости, того я не знаю. А что после? Твои счёты с большевиками меня не интересуют. Чтобы с советской властью столько лет в пятнашки играть и ни разу не проколоться — это, дядя Арон, редкостное качество. Именно потому я тебе и предлагаю такой ответственный пост.
— К тебе — это куда? В школу, что ли?
— Нет. На стройку.
— Какую стройку?!
— В старой крепости, дядя Арон. Там сейчас большие работы начнутся — всю гору перекопают. Техника, рабочие. А потом — стройка. А я в этих делах — ноль без палочки, только глаза могу страшно таращить и делать вид дикой озабоченности. Хозяйственник из меня — ну, вообще никакой. Одним словом — серьёзное дело, дядя Арон. Стоящее.
— А не боишься?
— Я знаю, дядя Арон, — мягко сказал Гурьев и тронул Крупнера за плечо. — Так что ж, — разве меня ты станешь обманывать? Разве сможешь у меня воровать? Не сможешь. И другим не дашь, я же знаю. Что ж ты на себя наговариваешь, дядя Арон? Не надо этого. Не надо.
— Тебя обманешь. С иголками твоими.
— Иголки мои не на тебя заточены, дядя Арон.
— А что там строишь-то? — хмуро буркнул Крупнер, не глядя на Гурьева.
— Не знаю, дядя Арон, — пригорюнился Гурьев. — План в голове — это одно, а что получится — кто ж его знает. Обычно получается совсем не так, как задумывалось, особенно поначалу. Понимаешь?
— Ох, Янкеле, — усмехнулся Крупнер. — Ох, и хитрый же ты, зараза! А ещё говоришь, что ты не аид [82]!
— Так пойдёшь?
— Подумать надо, — увесисто вздохнул Крупнер.
— Думать — это хорошо, дядя Арон, — согласился Гурьев. — Думать — это полезно. Но это — вообще. Не сейчас, дядя Арон. Так ты уж выручи меня. Не отказывайся.
— Выручу, — кивнул Крупнер. — Раз такой разговор — выручу.
— Это ещё не затея, дядя Арон. Про затею я тебе расскажу сейчас. У тебя родня есть, дядя Арон, где подальше?
— Сёстры в Одессе. Брат в Балаклаве…
— Вот. Одесса — это то, что надо. Ты пошли Боруха туда, с порученьицем каким, что ли. На месяц — другой — третий. Денег я ему выдам, командировочных. Только предупреди, чтоб не куролесил там особо.
Крупнер насупился:
— Ох, Янкеле. Вот уж — спасибо.
— Да какое там спасибо — одно беспокойство тебе от меня, дядя Арон. Это я тебе по гроб жизни обязан, — Гурьев улыбнулся весело, как будто шутки шутил. — Да и это, в общем, не всё.
— Да уж понял.
— Спрячь девочку у себя. Пока отец её не вернётся, а там — увидим.
— Когда приведёшь?
— А к вечеру, как стемнеет.
— Ну, тогда домой мне надо, — вздохнул Крупнер. — Девка-то — сильно балованная? Хотя — отец военный. Вроде не должна?
— Девочка эта, дядя Арон — сокровище. Я тебе ничего, дядя Арон, сказать пока не могу, просто поверь — сокровище, сокровище, которое беречь надо нам пуще глаза.
— Ничего я не понимаю, Янкеле, — со странной смесью тоски, ярости и воодушевления в голосе произнёс Крупнер. — Ничего. Мозги уже… Только одно понимаю: куда ты, туда и я. Как ниточка за иголочкой. Куда-то же ты нас приведёшь, Янкеле, сынок? Ох, что за такое ты затеял, сынок, что затеял…
— Спасибо тебе, дядя Арон. Нам это всем зачтётся, увидишь. И на этом свете, и на том, если он есть. А мезузы [83] ребе сам проверяет [84], или есть ещё кто грамотный?
— Грамотнее реб Ицхока нет никого, — проговорил после паузы Крупнер. — Нет, никогда не пойму я тебя, Янкеле…
— Да я и сам не всегда, — Гурьев вздохнул и развёл руками.
Гурьев заглянул в комнату к Даше. Девушка, высунув от усердия кончик язычка, что-то писала в тетради. Увидев его, встрепенулась, посмотрела на Гурьева, и в глазах её заплясали весёлые огоньки. Дивушко моё ненаглядное, подумал Гурьев.
— Собирайся, дивушко. Ты переезжаешь.
— Что-то случилось?
— Нет. Всё штатно. Запланированное мероприятие.
— Гур?
— Выполнять, дивушко.
— Есть, товарищ комбриг, — Даша вздохнула, поднялась и, нарочно загребая ногами, поплелась к кровати — доставать чемодан, укладываться. Обернулась, обожгла Гурьева любопытным взглядом: — Пешком или на мотоцикле?
— А как же ещё, — Гурьев улыбнулся. Он знал, в какой неописуемый восторг приводят девушку эти поездки.
Даша, явно повеселев, занялась сборами.
Не прошло и часа, как они слезли с мотоциклетного седла у крупнеровских ворот. Открыла на этот раз жена Крупнера:
— Проходите, деточки. В дом, в дом, ужинать будем сейчас!
— Спасибо, Брайна Исааковна. Идём, дивушко.
Ну, как же без этого, подумал Гурьев. Даша с любопытством озиралась: такого хозяйства изнутри она ещё не видела. Знакомя дочерей Арона с девушкой, Гурьев заметил, как сразу понравились друг другу Дина и Даша. Не ускользнуло это и от Арона с женой, — они понимающе переглянулись.
Ужин прошёл благополучно. Идиллию едва не испортил Борух, который таращился всю дорогу на Дашу так, что девушка покраснела. Дина, хихикнув, толкнула брата под столом ногой, а Крупнер посмотрел на сына исподлобья, так что парень, тоже покраснев, уткнулся взглядом в тарелку и весь вечер просидел тише воды, ниже травы.
81
«Шма, Исраэль» — одна из двух главных молитв вечерней и утренней службы — «Слушай, Израиль, Я — Господь, Бог твой, Бог Единый».
82
А ид — еврей (идиш )
83
Мезуза — небольшой свиток пергамента с отрывком из главной еврейской молитвы «Слушай, Израиль, Я — Твой Бог», укрепляемый (в специальном футляре) на косяке каждой двери дома, принадлежащего еврею. Мезуза пишется от руки специальными чернилами по тем же правилам, по которым изготавливается свиток Торы (Пятикнижия Моисеева Закона). Мезуза — «страж дома Израиля» — является своеобразной «охранной грамотой» жилища еврея.
84
Целостность пергамента мезузы и текста на нём необходимо регулярно проверять, чтобы не осыпались буквы и т.д. Делать это примерно раз в 2 — 3 года (можно чаще) должен человек, как минимум сам способный правильно написать мезузу.