За гранью (СИ) - Механцев Борис (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
Молодой человек подошел к столу и налил себе из кувшина немного вина, выжидательно поглядывая на старика. Тот подчёркнуто пристально уставился в камин, словно надеясь увидеть там, по меньшей мере, саламандру. Молчание становилось тяжелым, словно тучи за окном, и младший собеседник заговорил первым:
— Я понимаю ваши сомнения и ни на чем не настаиваю. Поверьте, память Предков для меня свята, как и для вас. Но Предки мертвы, а нам жить. Нам, и нашим детям… И мы в ответе за то, какой мир мы оставим им в наследство.
— Заветы Предков… — медленно проговорил старик. — Предки были мудры, но и они ошибались. Мы могли бы быть светом и солью земли, а кем стали…
Он горестно вздохнул.
— Помогло ли нам, что мы соблюдали обычаи, когда нашу страну разорвал Медведь, да будет он проклят?
— Он и так уже проклят за свои черные дела. Хотя, иные говорят, что он как раз и был нашим наказанием за отступление от древних правил. Предки требовали, чтобы мы не порождали полукровок.
— Наказание… Нарушил закон лишь один из нас, а пострадали все.
— Грех гэну лег на его народ… Что в этом необычного, разве не такова наша жизнь?
— При Высоких королях такого не было.
— Высоких королей нет уже более четырехсот лет. Зачем говорить о тех временах, они давно прошли и их теперь не вернуть, — безнадежно махнул рукой молодой собеседник.
— Сначала ты убеждал меня пойти против обычаев племени, а теперь повторяешь слова тех, кто будет им верен до смерти, что бы ни происходило вокруг.
— Я убеждаю вас принять ваше решение. Поступите так, как подсказывают вам ваши совесть, разум и сердце. Именно ваши, а не чьи-нибудь ещё. И да поможет вам Высокое Небо.
Старик отпил из кубка немного вина.
— Я своё решение уже принял. И принял его еще до того, как ты приехал в мой замок. Я стар и скоро умру. Но у меня есть дети. У них есть дети. И у их детей тоже будут дети… Я не хочу, чтобы их головы торчали на пиках, возле которых будут бесноваться безумцы. Я не хочу, чтобы, если они будут добрыми христианами, их отталкивал священник — за то, что они не такие как он… И еще… Я не хочу, чтобы реликвии семьи попали в недобрые руки. Это огромная сила, и, употребленная во зло, она будет страшна. Закопать, выкинуть в море… Я не буду знать покоя… И море и земля отдают свои тайны. Я успокоюсь, только если они будут в надежных руках.
— В руках Хранителя… — негромко произнес младший собеседник.
— Да, в руках Хранителя. Я согласен с вами. Мы нарушаем волю Предков. Мы нарушаем законы нашего рода. Но это — веление времени, а со временем не могут спорить даже Предки. Мир меняется. Разве не наши деды и прадеды хулили Патрика, крестившего наш народ? Те, кто был против этого — где они? И куда привели они тех, кто пошел за ними? Я не вижу другого выхода, кроме того, что предлагаете вы. Ради своих потомков я готов нарушить традиции… И да поможет нам Высокое Небо…
СЕВАСТОПОЛЬ, 27 АВГУСТА 1990 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ
Яркое желтое солнце ударило в глаза…
— Папа, едет, едет…
Кристинка, по-детски пританцовывая на месте от возбуждения, дергала отца за руку.
Действительно, трудяга-электровоз уже подтаскивал к платформе скорый поезд номер двадцать пять "Москва-Севастополь".
— Не торопись, доча, сейчас мы определимся, где тут восьмой вагон.
— Сразу после седьмого, — рассмеялась Рита.
— А может, перед девятым? — Балис ласково обнял супругу за плечи, она теснее прижалась к нему… Конечно, кругом столько людей, но… Годы совместной жизни не остудили восторженную любовь петергофских курсанта и медсестры. И вообще, почему муж и жена должны скрывать от людей, что любят друг друга?
Поезд уже полз мимо них, лязгая железом и обдавая жарким мазутным ветром. Четвертый, пятый, шестой… Вот и восьмой вагон. Первой, как и положено, на платформу вышла пожилая проводница, за ней стали выбираться пассажиры — в основном приехавшие на отдых курортники с большими чемоданами…
— Деда!.. Деда!!!!!…
— Ах ты, проказница!
Счастливый смех вскинутой на руки шестилетней девчушки серебряным колокольчиком звучал среди обычного вокзального шума.
— Ну, кто тут у нас такой большой вырос?
— Я, деда, я!
— Молодец! Криста, знаешь, что я тебе привез?
— Не…
— Настоящий балтийский янтарь, слезы красавиц.
— Правда? Покажи!
— Сейчас, только с мамой и папой поздороваюсь, ладно?
— Ладно.
Дед поставил правнучку на землю. Балис, все это время наблюдавший за ними, поражался тому, что время совсем не изменило старого адмирала. В восемьдесят четыре года люди обычно из квартиры-то редко выходят — а этот знай себе на руках шестилетнюю девочку нянчит. Конечно, весу в ребенке всего ничего, но все же…
И внешне Ирмантас Мартинович Гаяускас выглядел просто здорово. Загорелое обветренное лицо, волосы аккуратно расчесаны, седая борода ровно подстрижена. Парадная форма тщательно отглажена и сидит как влитая, даже кортик не забыл. Справа на груди — три ряда орденских планок и Золотая Звезда Героя Советского Союза — за Кенигсберг.
— Товарищ контр-адмирал! Семья Гаяускасов для встречи деда построена! Докладывал старший лейтенант Гаяускас!
— Вольно!
Рассмеявшись, мужчины обнялись, и Балис почувствовал в руках деда совсем не старческую силу. Поздоровавшись с внуком, отставной адмирал повернулся к его супруге.
— А Вы, Риточка, всё хорошеете и хорошеете. Сбросить бы мне лет пятьдесят — ох и приударил бы я за Вами, — галантно поцеловал даме руку Ирмантас Мартинович.
— А я бы с Вами не пошла. Мне кроме Балиса никто не нужен, — рассмеялась Рита, беря мужа под руку.
— Не может такого быть. Морским офицерам дамы никогда не отказывают. А я был настоящим офицером.
— Почему это были? Вы и есть настоящий офицер…
Они медленно двигались по платформе. Балис нес чемодан, а Кристина вилась между ними, выискивая момент, чтобы обратить на себя внимание.
— Знаете, когда я вижу Вас, мне всегда кажется, что Вы пришли откуда-то из прошлого… из времен Нахимова и Ушакова.
— Что, мальчишки флотских традиций не соблюдают? — сощурился отставной контр-адмирал. — Что же это ты, внук, мои седины позоришь? Я-то радовался, что ты не в отца непутевого, музыковеда, душу сухопутную, пошел, а в меня, старика. А ты? Хотя какой ты моряк? Пехота ты… Одно только слово что морская.
Он на мгновение прервался, отдавая честь военному патрулю, и Балис поспешил отвлечь его.
— Да ладно, дед, молодежь всегда старшим уступать должна…
— Ну, уступай, уступай, — усмехнулся адмирал. — Только, смотри, не доуступайся…
Балис тряхнул головой, яркое желтое солнце ударило в глаза…
ДОРОГА
Яркое красное солнце ударило в глаза…
Всё тело было наполнено тупой болью, в ушах звенело, а в рот набилась земля — однако рефлексы капитана морской пехоты уже работали. Почувствовав, что правая рука всё еще сжимает автомат, Балис, медленно приоткрыл глаза. Ничего, кроме неба, он не увидел. Даже стенок стрелковой ячейки. Мало того, что ничего не видно, так еще и не слышно. Очень медленно Балис повернул голову вправо — но увидел только красную землю. Влево он повернул её чуть быстрее — та же картина. Медленно и осторожно, чтобы не ухудшить ситуацию, если где чего повреждено, сел, внимательно оглядываясь по сторонам. Боль не усилилась, а вот окружающая обстановка вызывала тихое недоумение.
Солнце было действительно красным. И небо было не синим, а каким-то красноватым. И земля вокруг была красноватого цвета, причем не от крови. Её как раз вокруг не было вообще. И позиции не было, и виноградников. Куда-то исчезли казак-пулеметчик и московский ученый. Вместо этого вокруг простиралась холмистая равнина без конца и края — без какой-либо растительности и следов человеческого присутствия.
Впрочем, нет, следы человеческого присутствия все-таки обнаружились: широкая дорога, мощенная камнем, тянулась от горизонта до горизонта, резво сбегая с одних холмов и карабкаясь на другие. Холмы, холмы, красные холмы… На вершине одного из таких холмов, метрах в двух от дороги и оказался отставной капитан, а рядом неподвижно лежал Серёжка.
