Врата Войны (СИ) - Михайловский Александр Борисович (лучшие книги .txt) 📗
В то же время персонал в этом кафе метался так, как будто пол жег официантам пятки, а кассирша едва успевала считать деньги. Такого наплыва посетителей у них, видимо, не было уже давно. Кому война бедствие, а кому дополнительные денежные доходы. Но нам было не до размышлений на отвлеченные темы. Заняв несколько сдвинутых вместе столиков, которые только что были оставлены компанией в сине-оранжевых МЧСовских куртках, мы резво навалились на «местные» деликатесы, потому что нам в спину дышала следующая компания желающих постоловаться.
После завтрака, став беднее где-то на триста рублей каждый, и получив от полных желудков заряд бодрости и оптимизма, мы вышли из кафе вдохнуть холодный и сырой воздух среднерусской весны, и тут же лоб в лоб столкнулись с нашим руководителем Григорием Евгеньевичем Шевцовым. Считаясь птицей более высокого полета, чем мы, простые чернорабочие информационной войны, наш шеф разместился в другой, более престижной и удобной гостинице, и питался, наверное, не в таком шуме и тесноте как мы.
— А, — сказал он, еще издали обнаружив мою персону, — Максимова, вот ты-то мне и нужна. Есть задание по твоему профилю.
Вот как раз сегодня заданий «по профилю» мне не очень-то и хотелось. Дело в том, что моей специализацией являлись интервью с разного рода моральными недоумками, вроде моего Максика, на фоне которых я казалась просто идеальной пай-девочкой, ходячей рекламой правильного образа жизни, а они рядом со мной выглядели настоящими уродами. Не то сегодня настроение, да и не в тему будет беседовать с разными оппозиционерами, в то время когда в нашей стране такое горе. Нет, если надо, я выйду на бой и покажу все ничтожество и низкопоклонство современных Смердяковых, но особо мне этого сегодня не хотелось.
Но Григорий Евгеньевич сообщил, что больших жертв от меня не потребуется. Интервью мне предстояло взять не у какого-нибудь там либераста или отмороженного нацбола (вот где сходятся между собой крайности ультралиберального и ультрамарксистского мировосприятия). Совсем нет. Шеф сказал, что объектом моей, с позволения сказать, работы будет… (драматическая пауза) некто Николас Шульц, унтер-офицер вермахта, смешанного русско-немецкого происхождения, какой-то там филолог, белоэмигрант и антикоммунист, и в то же время и русский, и германский патриот, свято уверенный, что счастье России в союзе с Германией.
Ему одинаково чужды и Советский Союз с его планом построения всеобщего счастья, и гитлеровская Германия (Третий Рейх), стремящаяся к организации всеобщего несчастья. Поэтому существование нашей капиталистической Российской Федерации этот молодой человек воспринял как достойный выход из безвыходной ситуации, когда его немецкая половинка пилит мозг в одну сторону, а русская половина в другую. Вот наши умники и решили поставить этого мятущегося интеллигента на острие нашей пропаганды. Мол, не все немцы такие плохие, среди них попадаются и приятные люди.
Какая восхитительная каша в голове у этого человека! Я его уже заранее люблю — пусть мне его завернут и дадут с собой. Максик до сих пор ни позвонил и никак не дал о себе знать — ни через «Аську», ни СМСкой, ни через «Агент», зар-р-р-аза, хотя отправила ему уже с десяток сообщений! Пусть теперь не обижается, если его место в моей постели и сердце хотя бы ненадолго займет кто-нибудь другой. Интересно, этот Шульц — он хотя бы немножко симпатичный, или, как большинство немцев, похож на белобрысую сушеную воблу?
21 апреля 2018 года, 08:40. Брянская область, райцентр Унеча,
Бывший унтер-офицер вермахта Николас Шульц, он же Николай Максимович Шульц.
Честно сказать, дезертировав из рядов вермахта и перейдя на сторону русских, я вовсе не чувствую себя предателем, потому что и сам не знаю, кто я такой — немец, который притворяется русским, или русский, у которого так и не получилось стать настоящим немцем. Не знают этого и русские из будущего, которые взяли меня в плен. Первоначально крайне суровые (как тот командир егерей в лесу), узнав мою историю, они в значительной степени оттаяли и начали выражать мне всяческое сочувствие. Совсем другое дело мой напарник, который в глазах местных русских заслуживал всякого презрения. Впрочем, нас с ним быстро разлучили — его передали местным органам безопасности, как потенциального предателя, а я остался в распоряжение военной разведки.
Впрочем, остался — это не то слово. Вскоре штаб той русской дивизии, разведка которой захватила меня в плен, был поднят по тревоге и направлен к месту событий, и я отбыл вместе с ними. При этом офицеры, которые меня допрашивали, переключились на другие задачи, и на некоторое время я оказался как бы предоставлен сам себе. Нет, как и положено в таких случаях, ко мне был приставлен конвоир, меня охраняли, кормили и выводили в туалет, но было понятно, что никто не понимает, каков мой настоящий статус и для чего я тут нужен. Для начала, никто не торопился отправлять меня туда, где содержались немногие немецкие военнопленные, уцелевшие во время ответного русского удара. А удар этот был страшен — грохот взрывов, которыми завершилось сражение, слышался даже за десяток километров, но как человек с боевым опытом, я уверен, что даже и в этом аду обязательно должны быть те, кто сумел остаться в живых и попал в плен.
Но, видимо, русское командование имело на меня какие-то иные виды, и поэтому ночь я провел в одиночной камере местной гарнизонной гауптвахты, во вполне приемлемых условиях — то есть в отапливаемой камере, постель в которой имела матрац, одеяло и подушку, что позволило мне ночью по-настоящему выспаться, впервые за несколько прошедших дней. Как мне сказали — поскольку я не принимал непосредственного участия в боевых действиях, единственное, что можно было мне вменить по местным законам, это незаконное пересечение границы, которое карается высылкой из пределов Российской Федерации. Но просьба о предоставлении политического убежища и заявление о моем желании участвовать в программе репатриации свели вероятность такого исхода событий к ничтожно малой величине.
А утром русское начальство, наконец, сообщило мне, для чего я был им так нужен. Оказывается, моей персоной заинтересовалось местное ведомство пропаганды, и теперь со мной хочет побеседовать русская журналистка. Также меня предупредили, что мое будущее в значительной степени может зависеть от этого интервью, и поэтому я должен говорить не только то, что думаю, но и думать, что я в настоящий момент говорю. Я подумал и согласился, потому что мое положение не очень-то подходит для споров на такие темы. Тем более что перед этим разговором мне дали возможность привести себя в порядок, умыться и побриться безопасной одноразовой бритвой, а также почистить форму щеткой и погладить ее электрическим утюгом. А то несколько дней в полевых условиях способны даже записного щеголя превратить в полное чучело.
Первоначально я думал, что русской журналисткой будет пожилая солидная фрау, которая скрипучим голосом задаст мне разные неудобные вопросы. Но это оказалась совсем молодая светловолосая девчонка в приталенной курточке, беретике, брючках «в облипку» и таких же узких сапожках. Весьма привлекательная, кстати, особа, хотя, на мой вкус, немного худая. И хотя я предпочитаю девушек попышнее, но не будь сейчас войны, я бы обязательно попытался после интервью пригласить эту девушку посидеть в каком-нибудь кафе, поговорить о том о сем. Чувствуется в ней, знаете ли, определенная благородная порода. Девочка тоже осмотрела меня с ног до головы с явно женским интересом, облизала язычком губки (что я воспринял как знак одобрения), а потом принялась задавать свои вопросы.
Тогда же и там же. Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова.
А этот, как он представился, Николай Максимович Шульц оказался очень даже ничего. Гораздо лучше многих иных, и уж точно лучше моего Максика. Тот засранец, как я ни взывала к нему в сети, на связь так и не вышел, и телефон его тоже был отключен. Тут два варианта — или ему не повезло и его прибили при воздушном ударе вместе с большей частью прорвавшихся к нам немцев, или он просто по какой-то причине не желает меня знать. Я была уверена именно во втором варианте, потому что, несмотря на свой говнючий характер, Максик славился как раз тем, что всегда успевал смыться до того, как ситуация доходит до кипения и Росгвардия (прежде ОМОН) берется за свои дубинки. Поэтому я была полностью уверена, что Макс не попал под бомбы. Что-что, а чутье на опасность у него было великолепное. В таком случае он для меня все равно что мертв, настолько я его не желаю знать — и это не такая уж и большая печаль. Теперь я могу обращать внимание на других парней, многие из которых значительно симпатичнее Максика. Взять, например, стоящего передо мной Николаса Шульца. Если не считать противной серой формы, которую носят вторгшиеся к нам воры и убийцы, это вполне приятный молодой человек. И вообще, я приучена различать людей не по цвету и покрою одежды, а по содержимому их мозгов. Итак, приступим к нашему интервью. Да не будьте вы так серьезны, молодой человек, скажите Чи-и-из, и люди к вам потянутся.
