Меч на ладонях - Муравьев Андрей (список книг .TXT) 📗

– Хорошо, благодарствуйте, – чинно поклонились Онисий Навкратович да Сила Титович.

Следующий вопрос императрица уже задала по-немецки, желая угодить своему венценосному супругу:

– Может, интересные новости из краев наших привезли, гости дорогие? Что там с родителем моим, великим принцем [84] земель киевских? Да с семьей?

Онисий Навкратович, взявший на себя право отвечать за всю процессию, поклонился еще раз императору, как бы спрашивая дозволения на разговор с его женой. Генрих кивнул, и новгородец начал повествование:

– У нас, ваше величество, к сожалению, неутешительные новости. – Купец закатил глаза ввысь. – Помер венценосный родитель ваш, князь наш и всего народа русского, Всеволод свет Ярославович.

Глядя на побледневшее лицо, Онисий продолжил:

– Помер, царствие ему небесное. – Купец старательно, но немного коряво перекрестился на православный манер, чем вызвал нездоровую реакцию среди придворных. – Оставил нас, как сирот, отец земли русской.

Он даже носом хлюпнул. Видя, что убитая новостью Адельгейда не обращает пока на него внимания, Онисий Навкратович продолжил разговор, уже обращаясь к императору.

– Престол киевский, по лесвице Ярославовой, на себя Михаил Дмитриевич, наш новгородский князь, унаследовал, да живет он сто лет.

«Полочане» старательно вслушивались в слова немецкого языка.

Немцы же откровенно скучали, и русич повел тему беседы дальше:

– Смутное время начинается на Руси… С юга на Киев половцы да хазары наседают, Олегом Святославовичем ведомые. Летом Чернигов ему присягнул. Древляне свобод требуют.

Купец взмахнул рукой. Дружинники, стоявшие около сундуков, разом откинули крышки. Засверкала золотая посуда, каменья, меха соболиные и горностаевые. Дух захватывало от богатства.

У Малышева и Горового (как и у большинства придворных) аж дыхание сперло. Сам Генрих удивленно поднял брови, увидев такое великолепие.

Сомохов же только губы кусал. А Онисий Навкратович вещал дальше, пользуясь моментом.

– Вызвал меня Михаил Дмитриевич и послал ко двору сильнейшего на свете Божьем государя, дабы молить венценосного брата своего Генриха, чтя родственные узы [85], оказать давление на византийского кесаря, дабы прекратилась помощь людьми и оружием, высылаемая кесарем мятежнику и христопродавцу Олегу Святославовичу в Тмутаракань. А в знак уважения своего к старшему брату своему и к супружнице его, кровной сестре своей Евпраксии свет Всеволодовне, повелел нагрузить наш корабль самым лучшим из своих сокровищниц, чтобы видно было, кто друг Священной Римской империи, а кто так, сбоку кочерга…

Онисий Навкратович и Сила Титович слаженно поклонились. Тайный смысл путешествия, который давно подозревали Сомохов и Малышев, явился наконец на свет божий.

Властитель самой большой христианской страны милостиво кивнул:

– Горюю я вместе с венценосной богопомазанной супругой моей над смертию ее родителя. Но по душе мне дары сии. – Немец повел рукой в сторону сундуков. – Можете заверить своего государя, что я непременнейше приму меры, чтоб Византия или угры не беспокоили пределы Киевского каганата до тех пор, пока венценосный брат мой, Михал Дмитривич, будет править в этой стране.

Император бросил взгляд на открытые сундуки с дарами, кивнул казначею, отчего тот затрусил к новгородцам, и поставил шахматную ладью на столик.

– Я знаю, что у моей дражайшей супруги накопилась уйма вопросов к гостям из ее пределов. – Генрих говорил властным, но негромким голосом. – Посему оставляю ее удовлетворить свое любопытство, а мы… – Он обвел взглядом придворных. – Мы, пожалуй, до обеда кабанчика завалим.

Генрих расхохотался. Жизнь была прекрасна…

После ухода императора Кондрат Будимирович пригласил посланцев киевского князя к столу. Дочь Всеволода Старого понемногу приходила в себя после скорбной вести. Фрейлины, за исключением маленькой блондинки, по-прежнему сидевшей у ног госпожи, окружили государыню, словно создавая защитный редут от гостей, приносящих такие дурные новости.

Но у Адельгейды еще оставались вопросы.

Онисий Навкратович и Сила Титович чинно и не спеша делились с бывшей киевской княжной последними сведениями о судьбе ее семьи, пересказывали новости из Суздаля, Чернигова, Мурома, Киева и Новгорода. А главное, поведали, кто на ком женился или кто за кого замуж вышла. А если успела, то и родила кого. В общем, все то, что составляет главный интерес слабой половины (спорное утверждение!) человечества во все времена и во всех социокультурных слоях. А в это время Костя Малышев пялился на куколку, сидевшую у ног императрицы.

В упор, до неприличия.

Уж и фрейлины императрицы поподжимали губки, выражая презрение к мужлану, вытаращившемуся на благородную дворянку. И сама государыня, отвлекшись от новостей, осуждающе покачала головой. А Костя все глазел и глазел на белокурое чудо, старательно морщившее курносый носик при попытке извлечь чистый звук из необычного музыкального инструмента.

Так вляпаться ему еще не приходилось.

Маленькой красавице наконец удалось сыграть достойную мелодию. Она радостно вскрикнула и торжествующе поглядела на свою госпожу, после чего медленно осмотрела зал.

– Ну что, Иоланта, у тебя получилось? – Голос Адельгейды был мягок и полон грусти. Даже интересные новости не смогли перебить скорбь. Вопрос был задан по-русски, так что все новгородские посланцы поняли его смысл.

Личико сидящей девушки лучилось счастьем. Она кивнула и, не довольствуясь простым кивком, разразилась тирадой, тоже по-русски, описывая прелести гишпанской мандолины или гитары.

– Умница, – прошептала императрица и погладила сидящую малышку по выбивающимся из-под чепца белокурым локонам.

Та зарделась от удовольствия.

– Можно? – спросил Малышев, рукой показывая на гитару.

Адельгейда удивленно изогнула бровь.

Тут же встрял Сомохов:

– Мой товарищ очень неплохо играет на этом инструменте и хотел бы усладить слух прекраснейшей из смертных своими жалкими познаниями на ниве музыки.

«Если я правильно понял…» – одними губами для Горового и Малышева добавил он.

Не сводя восторженного взгляда с красавицы Иоланты, по-прежнему сидевшей у ног императрицы, Костя принял из рук слуги инструмент.

Он действительно неплохо играл на гитаре – шестиструнной или семиструнной. Но у полученного инструмента было десять струн.

Решив, что отступать поздно, занесенный в далекое прошлое представитель советской музыкальной школы перенастроил шесть нижних струн. Получалось довольно неплохо.

Взял несколько аккордов. Лучше, чем в подъезде или на улице, хотя и хуже, чем дома у камина.

– Ну что, скоморох, долго нам ждать? – Вопрос, заданный нежнейшим голоском, но негодующим тоном, слетел из уст той самой Иоланты, обиженно дувшейся на госпожу за то, что та отдала ее инструмент какому-то проходимцу с опухшей рожей.

Костя пробежался пальцами по струнам. Очень, очень неплохо.

«Как там – Dm, G, С, А?»

Попробовал, вспоминая, аккорды, а правая рука уже пустилась в нежный перебор.

По залу пронеслось: