Меч на ладонях - Муравьев Андрей (список книг .TXT) 📗
По дороге Кондрат Будимирович несколько раз поздоровался с кем-то, передал коня подскочившему слуге.
«Пижон, повыфрантиться выезжал», – пронеслось в голове у Кости. Тем временем киевский посол проводил процессию к лестнице, ведущей внутрь.
Под пытливыми взглядами новгородцы зашли во дворец императора Священной Римской империи Генриха IV.
Вошли они через главный вход. По стенам были развешены горящие светильники, поржавевшее оружие и выщербленные щиты. Кое-где в проходах висели выцветшие гобелены со сценками из жития святых или с эпизодами известных битв.
К коридору, заканчивающемуся широкой двустворчатой дверью в главные покои, к которой их сейчас и вели, примыкали несколько небольших подсобных помещений. Из одного неслись аппетитные запахи жареного мяса и тушеной капусты.
Дубовые створки дубовой двери распахнулись изнутри, и процессия новгородцев ступила в главную залу дворца.
Широкий, почти двадцать на пятнадцать метров, главный зал дворца был ярко освещен. Кроме солнечных лучей, пробивавшихся сквозь витражи окон (что являлось большой редкостью), свет давали две люстры с дорогими восковыми свечами и два десятка горящих плошек с маслом, развешенных по стенам. Тут и там также были закреплены пустовавшие кольца под факелы. Чтобы согреть такой большой зал, были предусмотрены два громадных камина, один из которых сейчас переливался углями.
Стены, как и в коридоре, были закрыты большим количеством гобеленов с вышивками на религиозные сюжеты и оружием. Кроме того, напротив входа красовалась коллекция рогов.
Посередине зала, разделяя его на две неравные половины, был установлен большой Т-образный стол. За ним тучный, кряжистый здоровяк, одетый в алую парчовую накидку, играл в шахматы с маленьким субтильным человечком в легком темном плаще поверх бархатной хламиды. Вокруг толпились дворяне в ярких нарядах. Они откровенно поддерживали крепыша и не стеснялись отпускать нелестные эпитеты в адрес заморыша. Неестественный пыл, который они при этом проявляли, был пронизан насквозь фальшью, но увлеченный баталиями на шахматной доске император (а здоровяк в красном, по описаниям, был именно им) ничего не замечал.
У основания стола, поближе к камину, собрались дамы, усевшись кружком. В центре расположилась высокая и стройная двадцатилетняя красавица в ниспадавшем до пят, по здешней моде, платье нежно-голубого цвета и в высоком сложном головном уборе, покрытом полупрозрачной закрывающей шею шалью. Императрица Адельгейда – в девичестве Евпраксия Всеволодовна – скучающе вышивала на пяльцах, изредка прислушиваясь к перипетиям шахматной баталии на противоположном конце зала. Вокруг нее сидели пять или шесть фрейлин разного возраста в более скромных по крою и не таких ярких нарядах. Некоторые, по примеру госпожи, вышивали. Остальные просто сплетничали. У ног прекрасной императрицы на маленькой приставочке разместилась юная красавица. В отличие от своей госпожи, чьи темные локоны игриво выбивались из-под шапочки и струились по лбу, маленькая фрейлина была блондинкой. Не обращая внимания на шахматные страсти, девушка старательно пробовала взять аккорд на некой странной разновидности гитары, которую держала на коленях. Получалось не очень…
– Поклонитесь, дурни, – прошептал Кондрат Будимирович. Как и положено представителю низшего сословия в присутствии власть имущих, он не подавал голоса и держал всю процессию у входа, но дань уважения помазанникам оказать потребовал.
Новгородцы и «полочане» рванули с голов шапки и земно поклонились.
Видимо, это движение не осталось незамеченным. Господа у стола прервали свою увлекательную партию и оглядели вошедших. Император удивленно поднял бровь.
Генрих был еще совсем не стар. На вид – сорок пять – пятьдесят лет, тучноватое, но крепкое тело, здоровый цвет румяного лица, лихо закрученные усы, аккуратная лопатообразная борода. Общее впечатление немного портили узко посаженные заплывшие глазки, неестественно блестевшие, и крупный наследственный нос. В пальцах, усыпанных перстнями с яркими каменьями, владыка трети цивилизованного мира крутил выигранную ладью и выглядел недовольным тем, что его оторвали от интересного дела.
Зато искренне обрадовалась императрица. Еще совсем девчушкой ее выдали замуж за одного из немецких маркграфов, почившего в бозе почти сразу после свадьбы с молодой киевской княжной. Погоревав год в монастыре, пока наследники маркграфа делили ее имущество, она случайно попалась на глаза проезжавшему немецкому императору. И зажгла в давно остывшей груди такой пожар, что поначалу сама иногда его боялась.
Через месяц сыграли свадьбу. Тут-то новобрачная и узнала, что желания мужчины не всегда идут рука об руку с его возможностями.
Генрих очень любил свою молодую, расцветшую и вошедшую в самый сок жену. Любил, кипел страстью, но… но не мог. Ничего. Только гладить тело, которое теперь принадлежало ему, и кусать губы в бессильной злобе. А красавице императрице оставалось только утешать супруга.
Все поменялось полгода назад, когда сын императора от первой жены Конрад представил отцу лекаря из далекой Италии. Щуплый итальяшка творил чудеса. Генрих, перепробовавший к тому времени уже всех и вся, только рукой махнул. Тем больше была радость, когда ему удалось то, что он считал потерянным безвозвратно.
Выздоровление, победы над внутренними мятежниками дали стареющему властителю германского государства вторую молодость. Конрада император жаловал титулом итальянского короля, но лекаря от него забрал. Маленького кудесника Генрих осыпал золотом, подарил несколько усадеб недалеко от своих замков, даже предлагал дворянство. Но итальянец отказался от титулов, попросил только выслушать его наедине и не рубить голову, если то, что услышит император, ему не понравится. Тот согласился, выслушал. И стал последователем чужого, непонятного культа, попахивавшего теми самыми запахами, на которые так любит слетаться монастырская братия, помешавшаяся на борьбе с нечистым.
Император знал, что, совершая новые обряды, нарушает церковные заповеди. Но Святая Католическая церковь годами боролась с его отцом, а потом с ним самим за свои привилегии. Именно она дала ему болезнь, из-за которой он десять лет не чувствовал себя полноценным. Она и теперь ставила ему палки в колеса.
Сейчас же Лучезарный и Архви с их простыми нуждами и реальными благами были ему ближе и давали значительно больше, чем эфемерное загробное Царство Божие. Губы Генриха улыбались, и только фигурка ладьи в пальцах его величества мелькала все быстрей и быстрей.
Императрица гостям обрадовалась искренне.
Узнав, что к Магдебургу пожаловали торговые гости из Новгорода с последними новостями о ее семье, оставшейся за тысячи лиг, Адельгейда-Евпраксия еле удержалась от того, чтобы не потребовать купцов к себе немедленно. Верный Кондрат взялся доставить их поутру, и молодая госпожа согласилась подождать. Но ждать – это так тяжело… И так долго тянется время…
…Жестом пригласив вошедших приблизиться, дочь Всеволода Старого откинулась на спинку кресла и отложила пяльцы, с помощью которых она старательно убивала время с самого утра. По этикету первым должен заговорить ее супруг, но тот медлил, разглядывая диковинные наряды вошедших.
Адельгейда решила начать сама.
– Здравы будьте, гости дорогие, – нараспев по-русски произнесла она.
Император недовольно поморщился. Любимая жена первой заговорила с купчишками! Тяжело будет воспитать в ней владычицу мира, сказываются провинциальные замашки.
Новгородцы еще раз земно полонились и произнесли поздравления и пожелания здоровья государю, красну солнышку, и государыне, белой лебедушке.
Когда отзвучали приветствия, Адельгейда, взглянув на мужа, убедилась в том, что вошедшие его не интересуют, и взяла беседу в свои руки.
– Ну, как вам путешествие, гости торговые? – спросила она, как учили в детстве мамки-няньки вежеству. – С добрым ли товаром до стен наших пожаловали? Хорошо ли добрались?
Косте невольно вспомнилась фраза попугая Кеши из популярного мультфильма: «Ну, как идет намолот крупного рогатого скота?» Или что-то в этом роде. Пришедшее на ум сравнение было настолько нелепым, что он еле сдержал улыбку, которую здесь могли расценить неверно.
