Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG) - Савицкий Анджей (читаемые книги читать TXT) 📗
Я взял ее на руки, и мы двинулись дальше. В этом квартале нам нечего было искать. Необходимо подумать о других способах бегства. Я поглядел на юг и тут же направил свои шаги туда. Дорота вопросительно глянула на меня.
- Порт, - коротко сказал я. – Скорее всего, я сбегу от погони, если выйду в море. Попробую пробраться в Галату, а там перехвачу какое-нибудь судно в Африку.
Все северное побережье, Египет и Судан представляли собой колонии Османской империи. У Талаза и там имелись свои агенты и связи. Несколько точек для зацепки и источник денег, которыми можно будет оплатить экспедицию в глубины Черного Континента. Я сбегу от Мультиличности в дикие места этой громадной и дикой земли. Там я проживу множество лет, даже после полного захвата планеты. Пока меня найдут, могут пройти десятилетия. И телесность я сохраню дольше, чем до сих пор. Стоит попытаться.
- Бегите со мной, - сказал я. – Понимаю, что тебя тянет к своим, на север, но именно он станет следующей целью. Поначалу Мультиличность атакует все крупные городские агломерации, где скапливаются носители, и где инфополе наиболее глубокое. Их она захватит быстрее и эффективнее, чем Стамбул, и построит там подобные машины. Уже не столь импровизированные, зато, наверняка, большие и стойкие. Европа с ее массой городов и городков станет самым подходящим куском. Если же ты хочешь выжить, вместе со мной ты должна бежать в пустыни, где концентрация населения наименьшая или туда, где вообще никто не живет. Африка для этого будет самой подходящей, хотя бы с точки зрения климата и доступности пищи. Туда уничтожение придет только под самый конец.
Аль-хакима мрачно поглядела на меня. Ее топорная, плебейская красота довольно органично сочеталась с грязью, следами крови и сажи на лице. И выглядела она даже довольно привлекательно, конечно, если кому нравится дикость и примитивизм. Словно некая праславянская богиня-воительница, запятнанная кровью жертв. Ну никак не производила она впечатление сметливой и хитрой, скорее уже – сильной и топорной бабы. Странно, но она мне нравилась, причем, не только через воспоминания Папатии. Талаз тоже считал ее кем-то ценным и по-настоящему достойным доверия.
Внезапно женщина схватила меня за плечо и потащила в сторону. а я услыхал это мгновением позднее: стук копыт по брусчатке. Мы как раз проходили мимо дома с вырванными мародерами дверями – Дорота затащила меня как раз в него. Мы заскочили в разграбленное помещение и присели по обеим сторонам от окна. Йитка болезненно вздохнула, но тут же стиснула зубы. Продолжая держать ее на руках, я осторожно выглянул в окно. Оказалось, что по улице неспешно продвигается кавалерийский отряд. Всадники в блестящих панцирях, с наброшенными на лечо леопардовыми шкурами, с черными крыльями из перьев хищных птиц, прикрепленными к седлам – снова гусары! Откуда, демон подери, взялись здесь поляки и чего искали?
- Ты должен ее сильно бояться, - шепнула Дорота.
- Кого? – прошипел я, в первый момент не понимая, о чем женщина говорит. – А, Мультиличности? Ну да, я же видел, как она поглощает целые цивилизации, причем, гораздо более мощные, чем ваша, - сообщил я. – Она совершенно лишена жалости, она словно растущая опухоль, роста которой невозможно сдержать.
- Но ведь опухоль можно вырезать, - ответила аль-хакима. – Такое не всегда удается, иногда организм при этом погибает, но попытаться стоит. Я врач и никогда не сдаюсь, если имеется хотя бы малейший шанс на выздоровление пациента. Ты не можешь ожидать, что я сбегу, оставляя тяжелобольного на верную смерть, к тому же зная, что та же самая болезнь придет и за мной. Так что не следует иметь ко мне претензий…
Она схватилась на ноги и выскочила в окно. Женщина выбежала на дорогу перед поляками, вопя во все горло на их языке и размахивая руками. Я проклял эту стукнутую бабу и осторожно положил Йитку на полу. Когда я выпрямился, несколько гусар соскочило с лошадей и с саблями в руках направилось в дом. Прежде чем я смог вытащить ятаган, они же были внутри. Вел их крепкий и приземистый усатый рыцарь, в левой руке держащий пистолет. Он нацелил его мне в грудь и что-то заорал, явно предупреждая. Еще три вооруженных солдата встало рядом, лезвие сабли одного из них уперлось мне в шею, другой воин схватил меня за запястье руки, держащей ятаган.
Ситуация не была безнадежной, я еще мог с ними сражаться Пинок ногой по пистолету и одновременный уход от сабли. Поворот на пальцах левой ноги, затем потянуть вояку, хватающего меня за руку. После этого можно было пускать в танец свой клинок и – раз-два – вырубить всю эту усатую компашку.
Только я всего этого не сделал. Позволил им разоружить себя и связать. Когда они вытащили меня наружу, я улыбнулся Дороте. А вдруг она была права? А вдруг, вместо того, чтобы удирать, не было бы забавнее попробовать вырезать эту опухоль? Даже если это и ускорит кончину больного?
Пан Михал сопровождал ксендза Лисецкого, утешавшего освобожденных узников. Долгополый на месте составлял список спасенных, а ротмистр указывал им места на повозках. Чтобы поместились все, пришлось им потесниться. Оказалось, что пленных больше, чем ожидалось, к тому же, это не были только лишь военные, взятые в плен турками в ходе последних боев, но еще и женщины и духовные лица, схваченные татарскими отрядами. Пленники находились в различном состоянии, но все они были ужасно изголодавшими и чуть ли не догола ободранными. У нескольких были видны следы побоев, случались и такие, настолько обессилевшие от болезней и голода, что их нужно было выносить из камер. От одного только их вида пан Михал начал скрежетать зубами.
Начальник султанской тюрьмы рассчитывал на солидный бакшиш, а получил только лишь приказ Кара Мустафы, заставляющий его освободить всех без оплаты. Так что он был взбешен и разочарован, вел себя невежливо, и даже при всех пнул одного из спотыкающихся пленников. Пан Михал подскочил к турку и, прежде чем янычары успели отреагировать, схватил его за руку и втиснул ему в ладонь кошель, наполненный монетами. Их он получил от Гнинского, который верно считал, что в империи, если не совать налево и направо взяток, невозможно рассчитывать хоть что-то устроить нормальным образом. Тяжесть золота и вправду подействовала. Хотя это и не был целый сундук дукатов, чиновник мгновенно успокоился. Он лишь болезненно вздохнул и ушел в свои помещения.
Освобожденные плакали от счастья и целовали руки ксендзу, вешались и на шею ротмистру, прижимаясь к нему, словно к найденному спустя много лет брату или сыну. Пан Михал сносил это со стоическим спокойствием, ведь сам он тоже побывал в турецком плену и знал, что это означает. Большинство из этих людей не рассчитывало на то, что когда-нибудь обретет волю, они своими глазами видели, как пленники умирают от голода или пыток. К тому же, несколько последних дней стражники пугали их, что бросят их на съедение одержимым. Так что, ничего удивительного, что когда они увидели польских воинов в самом сердце всего этого кошмара, многие из них совершенно расклеились.
В конце концов, на повозки погрузили, как посчитал Лисецкий, сто девятнадцать человек, и пан Михал дал знак к отъезду. Ворота распахнулись, и небольшой караван покинул Семибашенную Крепость, провожаемый хмурыми взглядами стражников, которым пришлось остаться ни с чем.
- Ну что, пан ксендз доволен нашим походом? – панцирный подъехал к Лисецкому, утешающему одного из бывших заключенных.
- Господа Бога стану благодарить в молитвах, даже благодарственную мессу проведу, - кивнул головой монах-цистерцианец. – Много достойных мужей спасли мы от галер, ведь со дня на день их должны были приковать к веслам, а если бы такая беда случилась, мы бы их не нашли. Вот погляди, мил'с'дарь, вот тот ничем неприметный мужчина – это отец Будзановский, приходский священник с Подолии, а рядом сидит ксендз Мрочковский, доминиканец. На той же самой повозке майор артиллерии Посадовсий, поручик рейтар Фогель, господа Белецкий и Грыльф. Все они выдающиеся христиане!
