Битва богов - Дмитрук Андрей Всеволодович (мир бесплатных книг txt) 📗

– Кто говорит о крайностях? – немного успокоившись, запыхтел Ицлан. – Пусть я не считаю раба человеком, но наслаждаться его муками я тоже не стану. Я даже животных никогда не мучил… Не думай, что я оправдываю покойника Нару. Но согласись, что раб должен знать свое место, иначе завтра он подымет руку на Избранного по меньшему поводу, а послезавтра – из-за плохого настроения…

– Ты прав, – грустно сказал Эанна. – Такая уж система. И эту рабыню надо казнить… надо, ничего не поделаешь. Но я бы установил какую-нибудь ответственность и, для Избранных… хотя бы за чрезмерную жестокость! Караем же мы отца или мать, искалечивших свое дитя. А рабы – наши дети.

Он убрал руку с плеча скорчившейся девушки, и она неслышно ускользнула.

– Но почему же это так? – заговорил Хассур, блистая впалыми глазами и назидательно подняв костлявый палец. – Почему «коротконосые», существуя на свете столько же, сколько Избранные, не создали своей культуры, городов, машин? Разве это не говорит о врождённой неполноценности «коротконосых»? О том, что сам Единый установил неравенство рас, а значит, и рабство?

Из-под башенного лба Эанны словно выстрелы сверкнули; он окончательно сорвался и налетел на Хассура:

– У тебя достаточно высокое посвящение – читай хроники! Мы сами, сами делаем их неполноценными. Держим весь мир в невежестве и нищете – пусть плодится дешёвая рабочая сила! Ни одна машина не может быть вывезена за пределы Островов Избранных – кроме вооружения постов! Ни один раб, побывавший здесь! Священная необходимость? Нет! Страх обзавестись соперниками, вот что это!

Вирайя понял, что Эанна потерял контроль над собой и теперь наговорит такого, что не годилось бы слушать людям низших посвящений – например, Аштор. А ей хоть бы что – глаза горят вниманием и любопытством…

– Читай хроники, говорю тебе! – бушевал врач. – Знаешь, как возникали города и царства на великих реках, на Внутреннем Море, в Восточном океане? Воинственные, наивные, смелые… Где они теперь, а? Потомки уцелевших до сих пор бредят божьим гневом. Слыхал про Сестру Смерти? А они её видели…

– Эанна, – предостерегающе шепнул Вирайя, погладив его плечо.

– Всё это логично, – увернулся Хассур, – но ты, кажется, сомневаешься в справедливости воли Единого? Согласно ли это с учением Ордена?

И наступила тишина, нарушаемая только плеском воды. Эанна, кажется, сам испугался своих резких слов, их неожиданно грозного звучания.

– Об этом ты поспоришь со священниками, – хрипло ответил врач, наливая себе объёмный кубок вина. И тут Аштор гениально разрядила напряжение, грациозно подобрав ноги и протянув руку в ожидании опоры. Вирайя вскочил пунцовый, со слезами на глазах и неистово бьющимся сердцем. Все высокие материи разом вынесло из сознания. Аштор балетным движением перемахнула канал, подала руку архитектору и таким взглядом обвела гостей, словно вполне отчетливо сказала: «Советую всем заняться тем же…».

Танит с сиреневыми волосами, поймав беззвучный сигнал, засмеялась и крикнула:

– Вот кто мудрее всех нас! Браво, Аштор, – мы просто болтуны! Эанна, нет ли среди твоих полноценных рабов… красивого молодого мулата?

– Поищем, – улыбнулся, принимая игру, хозяин дома. – Ты сама проверишь его полноценность!

Ицлан добродушно похохатывал; только Хассур мрачно блестел глазами, отрывая виноградинки от грозди на блюде и бросая их обратно.

…Он догнал Аштор в самой глубине аркады, где лишь две-три свечи роняли тусклый свет на расстеленную шкуру мамонта.

Гетера стояла перед зеркалом, сбросив безрукавку и разглядывая свои круглые молочно-белые груди. Заслышав шаги Вирайи, не обернулась, только сказала:

– Надо бы загореть… Я слишком много сплю днём.

И медленно расстегнула широкий ремень, шитый золотом и бисером.

Вирайя сел на шкуру, испытывая чувство неловкости: эта победа казалась ему непропорционально большой, не соответствовавшей его усилиям… усилиям, которых не было вовсе.

Высоко подымая точёные ноги, она высвободила их из упавших брюк. Затем прилегла рядом, не прижимаясь, давая себя осмотреть. Ногтями поиграла с нагрудным знаком Вирайи:

– О чем ты думаешь? Ты какой-то грустный.

– Ты могла бы мучить раба? – спросил он; от её ответа, как ни странно, что-то зависело в предстоящем любовном сближении. Аштор спокойно ответила:

– Не бойся, не могла бы. Я никого не могу мучить, даже если меня об этом просят.

– Просят?

– Да, есть и такие.

Она придвинулась ближе, подтянула колено к животу и обхватила его руками.

– Может быть, ты недоволен, что я увела тебя из зала?

– Что ты!..

– Не знаю. Есть мужчины, которые любят всё делать на виду у гостей.

– Они неполноценные, – сказал Вирайя, и оба рассмеялись, припомнив сегодняшние разговоры.

Странно, – ему не хотелось бурных ласк. Эта женщина, такая царственно-прекрасная, вдруг показалась Вирайе нуждающейся в жалости и защите. Он нежно привлек её голову к себе на грудь. Она охотно пристроилась, вздохнула. Сказала:

– Вот ты какой, бог…

Он поднял голову, почуяв чье-то присутствие.

Под аркой, на берегу канала стоял и молча, внимательно смотрел на них человек, обтянутый чёрной кожей, с золотым крылатым диском на груди, в зеркальном шлеме. В левой руке у него был красно-белый полосатый жезл, на поясе висели плоский динамик с микрофоном и пистолетная кобура. Вестник Внутреннего Круга в полном облачении, торжественно-окаменелый.

Аштор, вскрикнув, отползла в угол и стала натягивать на себя край шкуры – только глаза блестели, как у загнанной кошки. Вирайя встал на ватных ногах, выпрямился.

– Именем священного Диска! Вирайя, сын Йимы, адепт малого посвящения Внешнего Круга?

– Я.

– Слава Единому, жизнь дающему, вечному.

– Слава Никем не рождённому, – ответили губы Вирайи.

– Посвящённый, следуй за мной.

Гости лежали, уткнувшись лицом в ковер. Валялись надкушенные фрукты, перевернутая посуда. Архитектор, проходя, подумал, как забавно торчит кверху зад Эанны, обтянутый домашним халатом.

ГЛАВА III

Тяжёлый, хмурый затылок. Затылок-груша, воспалённый, розовый, словно опухоль. Затылок, выразительный, как лицо – глубокая поперечная складка напоминает неумолимо сжатый рот.

Затылок выплывал из темноты, как мёртвое багровое солнце. И опять рука Сати хватала бронзового дельфина, и каждый палец чувствовал его объём и выпуклость. И край массивной подставки, словно в пирог с твёрдой коркой, проваливался в лысину.

Не было больше страха. А может быть, его вовсе не было? Убив, она стала сама, как мёртвая. Собрала в сумку свои нехитрые пожитки, надела обувь покрепче, закуталась в покрывало и ушла. Ни о чем не думая, никого не замечая, добралась по дороге до столицы. На КП её окликнули «голубые». Наверное, она производила впечатление помешанной – смеялась им в ответ, махала рукой. Пропустили с прибаутками, один даже сделал вид, что собирается залезть под юбку. Она побежала, солдаты хохотали.

Села отдохнуть в подвале пустого портового склада – и поняла, что дальше идти не сможет. Затылок приближался с неумолимостью поршня, седой и розовый, рождая нестерпимую тошноту. Она била его, проламывала корку пирога… зная, что сейчас опять появится багровый огонёк, вырастет, налетит, и все повторится сначала.

Ее трясла и корчила долгожданная рвота, когда со ступеней уставился слепой луч. Сати ползком попыталась выбраться из круга света, как из ловушки, но луч преследовал ее, пока не загнал в затхлый мокрый угол. Пожилой широколицый офицер в голубой каске присел на корточки рядом с ней и стал сипло, добродушно уговаривать.

– Ну, хватит, хватит… Это я понимаю, конечно, – шутка ли, убить Избранного! Хватит, кому говорю, Сати!..

Она немигающими глазами уставилась в лукавое морщинистое лицо со струйками пота из-под каски.