Столичный доктор. Том VI (СИ) - Вязовский Алексей (читать книги полностью без сокращений .txt, .fb2) 📗
Агнесс, вдохновленная чужим эпистолярным творчеством, сама села за письма. Я до сих пор поражаюсь отношением дам к этому виду связи. Для них написать пространное послание на трех листах, да еще специально надушить, поставить сургучную печать — совершенно естественное занятие. Вот и жена моя села, разложив письменные принадлежности, и строчит как из пулемета. Вид у нее при этом довольный донельзя. Она даже кончик языка высунула от усердия.
— Кому пишешь? — спросил я. — Какое-то у тебя очень интересное выражение лица сейчас.
— Марте Беккер.
— Кто это? Не помню, чтобы такая приходила в гости.
— Не хватало еще видеть ее в моем доме, — при этом жена поставила жирнючую точку, с небольшими брызгами. — Последние лет пять эта негодяйка потратила на отравление моей жизни. Это правильно по-русски?
— Лучше бы сказать «хотела отравить мою жизнь». И в чем заключались ее козни?
— Ну-у-у-у, — Агнесс смешно сморщила свой симпатичный носик. — Постоянно говорила, что я даже замуж вряд ли выйду и ждет меня судьба старой девы.
— Что теперь?
— Вышла за чиновника, выполнявшего работу бухгалтера у епископа. Пару месяцев назад его поймали на растрате. И вот я пишу ей слова сочувствия и между делом рассказываю, как провожу время в Париже.
— А ты жестокая, — засмеялся я. — Напоминай мне иногда, чтобы мы не становились врагами.
— Ну тебя я просто убью. У нас много книг по хирургии, наверняка там где-нибудь написано, как сделать это быстро.
Я спросил разрешения прочитать послание, взял его. А слог-то у Агнесс весьма и весьма! В тексте обычного письма была завязка, кульминация, развязка… И даже смешные шутки. Я в удивлении посмотрел на супругу. Та оттирала пальцы от чернил.
— У тебя есть чувство слога!
— Мерси! — Агнесс встала, сделала шутливый книксен. — Пойду, прослежу, как слуги упаковывают вещи. Еще помнут шляпки…
— Подожди! — мне пришла в голову идея. — Если ты так быстро и хорошо пишешь, почему бы тебе не попробовать себя в литературе?
— О! Вышла замуж за русского — в комплекте идет великая русская литература. Как мило! А это правда, что ты знаком с Толстым?
— Нет, только с Чеховым переписывался. И я говорю без шуток! Что мешает попробовать?
Агнесс нахмурила лобик:
— В каком же жанре творить?
— Детектив! — решился я. — Представь, как возбудится публика, если появится «дамский» Конан Дойль.
— А Шерлока Холмса, — подхватила Агнесс, — мы сделаем Шарлоттой Холсмвуд!
Мы засмеялись, я сел за стол, взял листок бумаги.
— Шутки шутками, но женщины-детектива еще не было. Это будет свежо!
— Нужен сюжет, — пожала плечами супруга.
— И герои!
Вдруг у меня в памяти всплыл фильм Говорухина «Десять негритят». Абдулов, Зельдин… Я быстро нарисовал кружочки на бумаге, подписал их выдуманными именами и фамилиями. Смотришь, наследникам Агаты Кристи не придется выдумывать политкорректные названия для романа. И жена занята будет. Не все же ей пылесосить магазины! Под кружочками поставил род занятий — судья, доктор, генерал, полицейский в отставке… Начал вспоминать как судья убивал гостей. Цианистый калий в виски, стрихнин в лекарствах… Да тут целый медицинский детектив получается!
Агнесс встала позади меня, положила руки на плечи.
— Она сама повесилась⁈
— Подожди минуту. Сейчас допишу.
Я не отвлекаясь, продолжал быстро писать — теперь ход дошел до черных дел героев в прошлом. Убийство ребенка учительницей, осуждение невиновного полицейским и прочее и прочее. Ага, что-то вырисовывается. Я поставил стрелки между кружочками, кто кого убил по ошибке, кто кого подозревал. Потом показал листок Агнесс:
— Герметичный детектив. На острове. Старый судья решает покарать плохих людей, чьи истории он знает из своей практики. Инсценирует первым свою смерть и начинает тайком расправляться по одному с каждым из гостей виллы. Сбежать с острова нельзя — шторм.
Агнесс наморщила лобик.
— А чем все заканчивается?
— Полицейский инспектор пишет отчет и не может понять, кто был убийца и что вообще случилось. Судья в финале кончает с собой выстрелом на вершине скалы. К пистолету привязан веревкой камень, после выстрела он падает в море. Убил он себя или его убили — не понятно.
Деталей финала у Кристи я не помнил, в памяти лишь осталось хитрый поворот с самоубийством судьи.
— Такое я, пожалуй, могу написать. Только мне непонятна мораль.
— Невозможность скрыться от прошлого. Каждый из героев скрывает тяжелую тайну — преступление, которое они совершили. Или к которому были причастны, но так и не понесли наказание. Ну, и возмездие не всегда бывает справедливым.
— Это ты про судью?
— Про него.
— Как тебе такое в голову пришло⁇
— Читал в газете дело судьи, — соврал я. — Который решил поправить свои судебные ошибки сам.
— Хорошо, я попробую написать. Сюжет меня заинтересовал!
Ну вот и отлично. Нашел занятие супруге.
Желание Агнесс контролировать мужа ожидаемо быстро затухло. Даже на встречу с Ильей Ильичом Мечниковым не пошла. Когда Плеханов прислал записку с просьбой о следующем рандеву, она надумала отправиться на экскурсию в Лувр. Джоконду я видел в виде многочисленных репродукций, так что решил, что не очень много и потеряю. Да и место встречи — рядовое кафе. Марте Беккер о таком не напишешь. Пришлось даже уточнять у портье, где это.
Когда я вошёл в зал, Плеханов уже ждал меня. Встал из-за углового столика, поприветствовал. А главный марксист скромен в запросах: полупустая чашка кофе и самая дешевая булочка. Георгий Валентинович выглядел так, словно мог бы читать лекцию об аскетизме — ни тени жалобы, хотя простота его заказа говорила сама за себя.
— Как-то вы совсем уж неприглядный аперитив выбрали, — заметил я, усаживаясь напротив.
— Простая пища удовлетворяет простые потребности, — отозвался он с лёгкой улыбкой.
— Заказать что-нибудь?
— Нет, спасибо.
— Хорошо, закажу то же, что и вы.
— Бросьте, не стоит. Скажите лучше, что вы думаете об операции?
— По-прежнему ничего конкретного. Ситуация не изменилась за это время. Наверное, можно вернуться к разговору через пару месяцев. Напишите мне в Бреслау, и я дам вам знать, когда вы сможете приехать.
— И сколько это будет стоить?
— Один рубль. Вы меня крайне заинтересовали, не предприняв попыток завербовать в свою секту. Признаться, я уже внутренне стал готовиться в пространным цитатам из Маркса и призывам к борьбе за народное счастье.
И попробуй мне только заикнуться о спонсировании революции, никакой операции не дождешься. Наверное, эта незатейливая мысль довольно явно читалась у меня на лбу, и Георгий Валентинович справедливо решил, что собственное здоровье несколько важнее, чем абстрактные идеи.
— Какая секта, Евгений Александрович? — весьма правдоподобно удивился Плеханов. — Я бы сказал: дискуссионный клуб.
Мне его даже жаль стало. Вот так живи десятки лет в чужой стране, да еще и без особого достатка. Одна только гордость и упрямство остаются, чтобы не махнуть на себя рукой. Оружие это сложное, но я знал, как его обойти. Гораздо сложнее было бы помочь, не задевая его достоинства.
— Вы не хотите показаться мне обязанным, но позвольте спросить: как обстоят ваши дела?
Он отставил чашку, которую вертел на столике до этого, и в его лице мелькнула тень усталости.
— Честно? В последнее время не блестяще. На эту поездку я занимал у знакомых. С лекций я получаю в основном благодарственные письма, а не гонорары. И издание «Социал-демократа» тоже на мне.
Я кивнул, будто это было вполне ожидаемо. В голове уже выстраивался план, как обойти его упрямство.
— Георгий Валентинович, мне кажется, что вы себя недооцениваете. Позвольте предложить следующее: мне предстоит поездка в Базель. Планируются лекции в местном университете. Это удобно совпадает с вашими планами, не так ли?
