Столичный доктор. Том VI (СИ) - Вязовский Алексей (читать книги полностью без сокращений .txt, .fb2) 📗
ВНЕШНIЯ ИЗВѢСТIЯ. Нельзя не обойти молчанiемъ и не отмѣтить крайне отраднаго событiя въ жизни нашего молодого Уссурiйскаго края, а именно возникновенiя перваго большого сталелитейнаго и рельсопрокатнаго завода. Въ 1895 году была заявлена въ бухтѣ Ольга магнитная руда съ содержанiемъ 75 проц. желѣза. Теперь площадь эта передана Путиловскому заводу за ренту въ 30,000 ₽ въ продолженiе 30 лѣтъ. Постройку завода, гдѣ будетъ работать до 2,000 человѣкъ, предполагается начать въ ближайшемъ будущемъ, сбытъ заранѣе обезпеченъ постройкой Манчжурской линiи и многочисленныхъ концессiй на постройку желѣзныхъ дорогъ въ Китаѣ, Кореѣ и Японiи.
Грузились на Восточном вокзале. На соседней платформе готовился к отправке знаменитый Orient-Express, обещавший преодолеть три тыщи километров до Константинополя за жалкие шестьдесят семь часов. Меньше трех суток, и мы на Сиркеджи. Можно сходить на Галатский мост, поесть балык экмек. Или его еще не придумали? Мы заглянули в спальные вагоны, оценили комфорт: дерево, бархат, всё с шиком. Но, как выяснилось, у нас было ничуть не хуже.
Нам ехать поближе, да и гастрономия по другую сторону пути не менее интересная — там предложат фондю или по-простому расплавленный сыр с разными начинками. Поезд от Парижа до Базеля идет десять с половиной часов. В купе вагона первого класса это почти не тяготит. Те же панели из ценных пород дерева, мягкие диваны, электрический свет, услужливый проводник, который угадывает желания до того, как ты их осознаешь. Ну и обязательные мелочи типа отдельного санузла и удобного столика, за которым можно поработать. Или пасьянс разложить, как Агнесс Григорьевна сделала, пока я читал. А потом — в кроватку, удобную и комфортную. Утром, естественно, чай, туалетные процедуры — и милости просим в Швейцарскую конфедерацию.
Плеханов, если раньше первым классом ездил, то явно успел отвыкнуть. Впрочем, освоился он быстро, попил чаю и даже вступил в дискуссию с Агнесс по поводу женского вопроса. Я с удивлением осознал, что супруга вполне себе подкована в социальной и экономической подоплеке дискриминации слабого пола сильным. Собственно, спора как такового даже и не случилось — оппоненты поддерживали друг друга и играли в поддавки. Плеханов считал, что с исчезновением частной собственности и капитализма угнетение женщин исчезнет само собой. Агнесс же полагала, что патриархальные нормы и обычаи еще долго будут существовать в обществе, и должно поменяться не одно поколение, прежде чем дамы получат равный с мужчинами статус.
— Не получат, — вступил в разговор я. — Если мы говорим про равную оплату труда.
— Это почему же? — удивился Плеханов.
— Потому, что капиталисту невыгодно будет платить такие же деньги мужчинам и женщинам, которые даже при всем прогрессе в плане ухода за ребенком, будут больше отсутствовать на работе. Роды, вскармливание, детские болезни… Многое возьмет на себя школа, но не все.
— Значит, не верите вы, князь, в социальную революцию? — остро посмотрел на меня Плеханов.
— Я поклонник взглядов господина Дарвина. Верю в эволюцию. Потом, вы сильно заблуждаетесь насчет капиталистов, выставляя их исчадиями ада. Поверьте, они способны меняться. Посмотрите на меня! Перед вами сидит настоящий матерый капиталист. У меня уже под сотню наемных сотрудников в России, миллионные обороты. Я не только, как вы пишете в своих книжках, отнимаю прибавочную стоимость, но и часть возвращаю обратно. Оплачиваю обучение и отпуск, выдаю пособия заболевшим. Заработная плата у меня выше рыночной!
— Да, да, — буркнул Георгий Валентинович. — Морозовы, Рябушинские даже больницы при своих предприятиях строят. Но это исключение.
— Которое рано или поздно станет правилом. Особенно если вмешается государство.
— А почему бы ему вмешиваться? Романовы и сами крупнейшие российские эксплуататоры.
— Вы тогда на что? — развел руками я. — На то и кошка в доме, чтобы мыши в пляс не шли.
Агнесс заулыбалась, достала записную книжку, карандаш. Супруга старалась фиксировать себе все неизвестные пословицы и поговорки.
— Потом вы отрицаете технический прогресс, — Плеханова надо было «добить».
— Я⁈
— Да, вы, идеологи левого движения, социальной революции. Посмотрите как бурно развиваются все отрасли связанные с электричеством, двигателем внутреннего сгорания. Я вам скажу страшную вещь. В будущем в экономически развитых странах не будет той огромной прослойки пролетариата и крестьянства, которые вы наблюдаете сейчас. Автоматизация производства вытеснит ваших рабочих в сферу обслуживания. Структура классового общества поменяется. Улавливаете? Те сильные противоречия, что наблюдаются сейчас, исчезнут или сгладятся. Ну, или их специально сгладят налоговой политикой и социальными льготами для наименее обеспеченных. Выгоднее платить бедным пособия, чтобы они не голодали и не бунтовали. Скоро «романовы» это поймут. Или исчезнут с шахматной доски истории.
— Вы прямо, как пророк вещаете, Евгений Александрович! — усмехнулся Георгий Валентинович. — Боюсь, Романовы ничего не поймут!
— Тогда все это осознают те, кто придет им на смену. Поймите! Бесклассовое общество всеобщего равенства противоречит нашей природе. Вы же читали труды господина Дарвина?
— Там ни слова про людей!
— Да, но экстраполировать его выводы на нас совсем не трудно. Дети не рождаются «табула раса» — чистая доска, на котором правильно устроенное общество напишет через воспитание «правильного» человека. Как вы любите выражаться — пламенного коммуниста.
— Мы так не говорили.
— Пусть. Дети рождаются, может быть, не с такими механистическими инстинктами, как у животных, но явно с врожденными предрасположенностями. Агрессией, половым поведением… Мужчинам свойственно собираться в иерархии. Женщины обращают больше внимания на лидеров, часто отдают им свое сердце…
Я подмигнул Агнесс.
— Таким образом, и у людей тоже движется половой отбор — в долгосрочной перспективе лучше всего размножаются и выживают наиболее приспособленные. Просто у нас половой отбор идет в большей степени по умственным качествам. Но идет-то он по природным законам! И вы с ними никаким образованием и пропагандой ничего сделать не сможете.
Я посмотрел на жену — Агнесс чему-то заулыбалась, убирая в сумочку записную книжку. Потом кинула взгляд на маленькие часики на шнурке. Намекает мне, чтобы я сворачивался.
— Что же… Нам всем есть о чем подумать.
Георгий Валентинович тоже щелкнул крышкой часов, допил кофе. Его лоб прорезало сразу несколько глубоких морщин. Похоже, мне удалось заставить философа посмотреть на некоторые привычные вещи по-другому.
— Не подозревал у тебя столь прогрессивных взглядов — подколол я супругу, как только Плеханов откланялся и мы остались одни — Женское равноправие, суфражизм…
— Насмотрелась у себя в больнице — вздохнула жена — Ты большой оптимист. В Германии даже самым талантливым выше медсестры не подняться. Разве что только в акушерстве сделали поблажки.
— Женщины врачи обязательно появятся! Даже, думаю, займут основные позиции в медицине.
— Это почему же? — удивилась Агнесс.
— Более усидчивые, более ответственные.
— Ты же сам только что развернул целую теорию на этот счет⁈ Они вынуждены уходить в отпуск после родов! Терять в доходах и карьере.
— Во-первых, не все. Во-вторых, не забывай про государство. У бюрократии и собственников есть свои интересы.
— Меньше платить?
— Заставлять больше трудиться. В нашей с Романовским клинике женский персонал работает допоздна. Раньше приходит. Даже меньше болеет. Хотя вроде бы вирусы и бактерии лишены мозга и не могут выбирать, заражать им мужчину или женщину.
— Просто сотрудницы больше боятся потерять работу. Скрывают и ходят на службу больные.
Я покачал головой — У нас это строго запрещено. Ведется ежедневный журнал учета температуры тела.
— Вот! Ты и есть тот самый капиталист-эксплуататор!
