2008 - Доренко Сергей Леонидович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— Говорить нам рано, — начал Ван Лепин. — Совершенномудрому гостю надо готовиться понять. Открыть сознание. Поститься. Очищаться. И отойти от привычного. Мир, где субъекты бегают по головам друг друга, уцепившись глазами за предметы, — исчерпан. Ваш мир слишком доверчиво опирается на глаза. Вы видите предметы и вожделеете их. Не потрогав, не прислушавшись, не вдохнув дух момента, не обдумав текст времени и его контекст. Я вижу вещь — я имею вещь — вот формула вашей жизни, — с улыбкой тихо радовался китаец. — Стоит вам закрыть глаза — рухнет мир и вы упадете. Поэтому готовиться к разговору гость станет так. Сейчас он примет таблетку, — Ван Лепин достал из кармана куртки таблетку, стал отряхивать ее от крошек и пояснил: это позволит не смотреть на часы. Даже не заметит Совершенномудрый, как день пройдет, — после таблеточки. Это травы, народная медицина, не надо бояться. Мы станем заниматься ночью. Уже сейчас надо настроиться на познание мира дыханием, а не зрением. Парно дыханию — слушание. Закрыть глаза и слушать. Не что-то конкретно, а вообще. Слушать мир. Представлять, визуализировать, но без зрения. Внутренне прозревать этот вновь созданный мир. Новый, услышанный, вдохнутый мир. Всяким вздохом впитывать всю энергию мира целиком и отдавать всю до капли на каждом выдохе. Рождаться и умирать с каждым дыханием. Стать мостом — переходом — вратами между небом и землей, между пространством и временем. Соединить и актуализировать пространство и время в себе и себя в нем.
Не иметь ничего, но принадлежать всему.
— Ночью опять будем делать комплекс цигун, только без света — подсказал Мелянюк от себя лично. — Луна убывает, но, я думаю, от снега будет отражаться, увидим, нормально…
Потом был долгий сон без сна, таблетка работала. Потом цигун этот на снегу. И правда, светло было. Ван Лепин остался недоволен, после часового комплекса принес черную повязку Путину на голову. Завязал глаза и сказал ходить по кругу шагом Ба-гуа, шагом восьми триграмм. Сколько ходить — не сказал. Чтобы далеко ему не уйти, не сбиться, учитель с вежливым хихиканьем принес ящики картонные и расставил вокруг в виде ограды. Как он заботлив, вы оценили?
Сознание опустошить и прервать ход мыслей-слов почти удалось. Вот почему: мысли-слова вытеснены были мыслеобразами. Мыслеобразы занимали все сознание. Это были мыслеобразы картонных коробок. Много он так ходил, прислушивался, предугадывал коробки эти, чтобы не удариться о них и не упасть.
Когда его забрали, ему уже было все равно. Он бы и дальше вышагивал. Повели не в дом. В землянку на склоне повыше. Забавно, что охрана путинская эту землянку не обследовала. Землянка была из трех пещер. Объем трудно было представить в луче фонаря. Притом фонарем Ван Лепин размахивал так, что вообще ничего понять было нельзя. В какой-то момент Путин попросил Мелянюка, чтобы фонарь ему дали, и примерялся к помещениям. Посветил спокойнее, методичнее, рассудительнее. Первая комната, а может — берлога, вроде как прихожая. Вторая — стол у глухой стены и ведро в углу. Третья — спальня: нары деревянные и проход вдоль чуть шире самих нар. Пол грунтовый, влажный на вид. На полу — обогреватель масляный, провод с потолка идет. Тепло и сыро. Окон вообще нет. Ни одного. Ему разрешено только и исключительно находиться в спальне и выходить в промежуточную комнату на короткое время. Справить нужду или забрать пищу. Пищу доставит помощник. Разговаривать или видеться с помощником запрещено. Он входит — звонит в колокольчик. Это сигнал, что выходить запрещено. Потом он снова позвонит, когда выйдет. В своей темной комнате испытуемый должен ложиться на нары только для сна — праздно сидеть или лежать не позволено. Надо стоять в одной из рекомендованных поз цигун лицом к югу. И вдыхать — слушать мир.
— А где тут юг? Лицом на юг сказано стоять, — поинтересовался Путин у Мелянюка.
— А юг там, где вы решите. Выберите позу поудобнее, тесновато у вас тут. А как выберете, решите твердо, что юг перед вами. В этом случае он там и будет.
— Самовнушение, наука о виртуальном юге. Разновидность пиара. Самопиара. Сам себе впиариваешь, и сам же и веришь.
— Да нет, субъективным идеализмом раньше это называли.
— А сколько сидеть, хоть примерно? Какой тут порядок заточения?
— Патриарх не говорил. Он решит. Он сам, знаете, сидел в ящике деревянном, заколоченном, а ящик висел на ветви дерева на цепи. А в стены ящика были набиты гвозди острием внутрь, чтобы равновесие правильно натренировать. А жизнь в темном помещении вообще нетрудное испытание. В старое время было самым заурядным делом для монахов. Притом обычным временем заточения был год. Меньше никто не сидел. Теперь истинное искусство уходит, — сказал Мелянюк.
— Не надо так расстраиваться, — посочувствовал Путин. Он еще шутил. Но уже с новыми ощущениями — как будто видел себя, шутящего, со стороны. Смотревший со стороны Путин, казалось, скажет вот-вот Путину наблюдаемому: «А что ты вообще тут делаешь, парень? Как ты тут оказался? Это же полностью неправдоподобная хрень, что ты здесь».
Когда двери закрылись, Путин подумал, что это ведь не тюрьма. Можно встать, послать всех куда подальше. Отправить того же назидательного китаиста Мелянюка за охраной, позвонить, распорядиться — и домой. Сколько времени пройдет, если прикинуть? Через часа полтора он будет в машине. Ну, пусть через два. Самолет подгонят пусть нескоро — еще дадим часа три. Да нет, немедленно звонить в Хабаровск, лететь туда на вертолете, оттуда — домой. Без канители с Алтаем, с базой отдыха покойного Юрия Михайловича. Даже со всеми напусками за сутки можно добраться. Можно. Он свободен. Надо это обдумать. Он сел на нары — нарушение номер один. Ну, он же не фанатик-сектант. Нельзя же быть таким строгим к себе. И так уже — сидит в землянке без окон. Китаец вряд ли сюда инфракрасных камер наблюдения понаставил. Так что перетопчется, пусть сам стоит в цигуне лицом к югу.
Путин лег. Теперь, когда убежать легко и просто, возникло новое обстоятельство — ну а как объяснять болельщикам и команде, почему он покинул соревнование? Ушел спокойненько с ковра? Там, в спортзале, тоже условность. Любой из спортсменов может торжественно послать всех в жопу и пойти домой. И ничего ему за это не будет. Но никто не делает так. Не принято. Интересно, а Ельцин сидел тут на нарах в китайском подземелье, когда его привозили к Ван Лепину?
Ельцин небось запас чекушечку, за первым же завтраком — чин-чинарем — врезал хорошенько. Оно и медитировалось получше — посноровистее медитировалось. Но у Путина нет чекушки, а и была бы — он бы не выпил, он боится потери контроля над действительностью, замутнения сознания. И это — еще один аспект его страха. Еще боится вредного влияния интоксикации на функциональные системы организма. Ельцину рассказать об этом страхе, он со смеху бы помер. Живучий, гад.
29 января, вторник
Мощно включается Почва функционального духа, неприятности отступают, у Погибели связаны руки. У связывает ГУЙ.
Тело Владыки Судьбы Совершенномудрого обретает долгожданную свободу.
Среди установлений это Выравнивание: хорошо общаться с людьми, распределять бюджет, строить и обустраиваться, переезжать. День Дракона помогает и поддерживает. Хороший день.
Ван Лепин сказал, надо вспоминать жизнь. Всю жизнь. Вытаскивать из памяти самый первый момент. За ним — все остальные. Это поможет прозреть будущее. Воспоминания приходили из сферы детских ощущений. Жгучая боль содранной коленки. И потом, когда к боли уже привык, — интерес: кровь, а за ней прозрачная густая жидкость, как лак. Можно потрогать, когда застывает. Потом корка во все колено. Она отстает постепенно. И можно ее отковыривать, пока никто не видит.
Еще тошнота. Тошнота и гулкие удары пульса по всей голове — он упал, подбородок болит, вся голова болит, его ведут делать уколы от столбняка. Лучше бы снова разбить подбородок. Ведь уколы от столбняка, мальчишки говорили, делают в живот здоровенной иглой. Прямо в кишки засаживают иголку. Потом облегчение — колют под лопатку. Но два укола. Надо гулять по скверу час между уколами.
