2008 - Доренко Сергей Леонидович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— Происходит, всё из Китая происходит, — уверенно резюмировал Мелянюк.
И виделось участникам разговора достоверно это необъятное всеобъемлющее ВСЁ, вся эта Тьма вещей, происшедшая из Китая. Виделось отдельной сущностью, втягивающей, поглощающей и тебя тоже. И думалось: а я не из Китая ли? И чудился непроизнесенный ответ: и ты из Китая. А коли так — вернись. Вернись к себе в Китай. Добро пожаловать домой, сынок.
26 января, суббота
Почва все еще очень слаба. В центре событий по-прежнему преодоление, а не созидание.
Хорошо направить внимание на планирование ближайших перспектив и не предпринимать активных действий. День ненамного лучше предыдущих.
Утром пришел с горы Ши Чжиган — кто-то вроде ассистента патриарха Ван Лепина. Забрал с собой Андрея Мелянюка и Ли Мина. Ушли на гору.
Путин сидел в домике и пытался не злиться. Он ехал бесконечно долго. Он приехал еще вчера. Он вчера еще, ну хорошо, пусть сегодня утром, мог бы приступить к процедурам. Но вот: время — 11 часов утра. Он сидит у подножия горы в домике каком-то и ждет. Ждет. Неизвестно чего ждет. Ждет, пока специальная делегация обсудит факт его прибытия? Разве так дела делаются?
По стене рядом шли муравьи. Рыжие какие-то, ржавые. Ржавчина не мешала им довольно быстро передвигаться. Поток шел от верха оконной рамы. Путин посмотрел: там, вверху, поток исчезал под рамой. Но ведь не на улицу же они уходили в мороз, правильно? Значит, где-то у них там муравьиный город в стене. А мимо Путина муравьи идут на работу. Вот — достойнейшие из достойнейших. Долг и честь. Общественное благо. В единстве сила. Взяток не берут. На свой карман не работают. Из бюджета не крадут. Племянничков в коммерческие структуры не пристраивают. Роснефти у них нет. Каждый член общества — часть общего организма. Насколько же они лучше нас, насколько же они лучше меня, — думал Путин. Ему хотелось встать в строй, стать одним из них, одним из этих существ в понятном стройном мире правильного сообщества, хотелось быть и жить в сплочении с другими такими же честными, самоотверженными трудягами с общей судьбой. Ну, хоть помочь им как-то. Путин стал крошить на подоконник печенье. Пусть сегодняшний день станет для них чудесным. Вот шли они на помойку за едой небесспорного качества. А тут — рядом с домом — печенье. Превосходное, сладкое. Народ сложит об этом легенды, случай этот войдет в летописи. Путинское печенье назовут манной небесной. А кто-то будет настаивать, что речь в этом случае шла о вмешательстве внеземных цивилизаций.
Муравьи дошли до крошек печенья и остановились. «Давай, давай, нечего ворон считать, давай, давай, налетай», — подбадривал Путин по-дружески. Муравьев собралось уже человек двадцать. Люди эти бурно между собой общались. Путин понял: они не могут принять решения, они ждут начальника, который примет решение на соответствующем уровне компетентности. Но вот один из рабочих взял крошку печенья и потащил вверх. По пути его еще останавливали несколько раз двигавшиеся навстречу. Расспрашивали, где взял, надо полагать. Сейчас он дойдет до муравейника и там уже крикнет толпе: «Братцы, бросайте пока ваши важные дела, подсобить надо, аврал случился — еда лежит у порога почти что. Как бы кто другой не прибрал». И правда, показалось Путину, поток сверху вдруг загустел, наполнился. Путин обрадовался. «Вот ктой-то с горочки спустился, наверно, милый мой идет, на нем защитна гимнастерка, она с ума меня сведет» — пропелось в голове. Путин с нежностью и заботой указательным пальцем правой руки размазал по стене одного из рабочих, который как-то нарушил поток, вбок немного пошел. Ведь он мог внести сумятицу и неразбериху, смятение мог внести в сердца других членов общества. У трупика рабочего тут же стала накапливаться толпа. Надо бы гражданам проходить, не задерживаться. Внизу печенье ждет, дурака этого вашего нет уже, не вернешь его, нечего галдеть и возмущаться. Это же смутьяны какие-то. Вот они какими оказались! Трудяги, нечего сказать, на митингах прохлаждаются. А печенье он, Путин, должен им в город носить? Путин этот митинг пальцем быстренько передавил, а трупы прибрал с места трагедии — смахнул вниз, на подоконник. А на подоконнике уже смел тела погибших к печенью. А что? Хитин, надо полагать, и белковая материя должны быть использованы. Мертвые должны стать кормом для живущих. Не для кладбищенских же червей старались, нагуливали белковую материю? Путин чувствовал, что за дело надо приняться посерьезнее. Он не хотел становиться муравьиным богом. Но стал — нечаянно, случайно. И теперь надо соответствовать. Надо восстановить порядок и вернуть людей на общественные работы. Хватит митинговать — время собирать камни. Вам, господа, нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия. Хватит миндальничать. Любую рефлексию правителя эти любители побазарить воспринимают как слабость. Слабых же — бьют. Путин стал методично размазывать по оконной раме и по стене рядом всех рабочих, нарушающих строй. Трупы смахивал на подоконник — пока что в беспорядке — потом подметет и сложит в кучку. Толпа у места казни первого митинга снова накопилась. Собравшиеся тревожно обменивалась мнениями. Запах там трупный, что ли, остался? Получается, этих сейчас передавишь, новые придут орать? Ну, не орать, так шептаться? Против муравьиного бога…
Он щелбанами разогнал и этот митинг. Кто-то снова был раздавлен щелбанами. Кто-то спасся. Оставшиеся в живых оппозиционеры метались из стороны в сторону в тех местах, куда их забросил муравьиный бог. «Ну что, засранцы, помогла вам ваша демократия?» — мелькнуло.
Они ведь не привыкли к демократии, у них ни традиции, ни политической культуры не было, понимаете. Ну, правила ими муравьиная царица. Но она же баба, лишенная кругозора баба, окруженная лживыми придворными баба, непрерывно рожающая баба. Когда ей управляться с вновь возникающими историческими вызовами? Вот и стали отбиваться от целесообразности некоторые. Если бы он, Путин, не воспрепятствовал этому — все пошло бы прахом, а последний придворный, покидающий муравьиную матку, закрыл бы дверь, погасил бы свет, да и двинулся, куда глаза глядят. Отупевший от непрерывной душевной боли, он сделался бы бесчувственным к новым страданиям и голоду. И погиб бы где-нибудь в кювете у большой дороги. А зачем? Зачем все это, когда порядок можно восстановить, когда можно провести экономическую и социальную модернизацию железной рукой. Создать и подтянуть до высоты требований момента общественные институты. Вернуть роль церкви. А церковь вновь воздвигнет столп нравственности и очистит природу русскости от налипшей за долгое время гадости космополитской. Не все могут и не все должны быть гражданами мира. Только аристократы духа, вроде Путина. Муравьишки же, лишенные привычного, предсказуемого, надежного мира шаблонов, могут сойти с ума от отсутствия строгости. Возомнить о себе незнамо что. А зачем это им? Демократия у них настанет? А у них, скотов, демократия — это не свободный обмен взглядами и оценками на основе беспристрастной информации. У них это свободный обмен кинжальными ударами, автоматными очередями, у них это обмен гранатами и бомбами. Ну как это Кондолизке объяснить? Она же сидит, сука упрямая, лыбится ртом своим нарядным черным и с вызовом твердит заученное. Кибернетическая баба. Ей-то насрать на Россию. Ей, может, нравится, чтобы у нас бардак был, а потом они прилетят порядок наводить — оккупируют, и поделом, — сами, дескать, вы, ребята, не справились. Так что, не обессудьте, — скажут.
Так вот: мы сами справимся, Кондолиза Петровна. И Путин с трагическим ощущением подвига во имя высокой цели принялся давить муравьев, отвлекающихся от шествия по прямой дорожке от муравейника до печенья. Муравьев ему надолго хватило. А муравьиная матка, как и русские мамки, все продолжала рожать ему новых и новых подопечных. Когда вошел человек и сказал, что готовы обед подавать, он, устало щурясь, показал тому на оконную раму и сказал:
