Татарский удар - Идиатуллин Шамиль (читать хорошую книгу TXT) 📗

— Ошеломлять. Вы знаете, Танбулат Каримович, «ошеломить» значит сильно стукнуть дубиной по шлему, чтобы птички внутри головы запели. Такое специальное слово.

Магдиев с уважением посмотрел на меня и продолжил:

— Второй фактор — биться насмерть и всегда очень дорого продавать свою жизнь. Как это — с коэффициентом-дефлятором. Чтобы свято убедить — за одну жизнь мы будем забирать десять или сто. В любом случае. И третье — пропаганда. Без нее первые две вещи ничего не стоят. А с нею они великая сила. Я бы сказал, непреодолимая. Сможешь обеспечить?

— А почему я?

— Ну, войну ты нам накликал, теперь победу давай, — сказал Магдиев.

— Так я не эту войну кликал, — оскорбился я.

— Ай, это детали. Победу тоже можешь другую, мы не гордые. А если без шуток, то мы тут со специалистами посоветовались. Чужих брать нельзя, полных пиарщиков брать нельзя, силовиков уже набрали выше крыши. Всех исключили, остался ты.

— М-да… Велика Россия, а Татарстан меньше. И что, прямо воевать будем?

— Так уже воюем, Айрат. Ты не заметил?

Тут я впервые заподозрил, что шаловливые ушки спецслужб пробрались не только внутрь телефонных линий. Но спросил про другое:

— А смысл, Танбулат Каримович? Олимпиада ведь получится, сожрут. Или как Ибаррури, лучше умереть стоя?

— Ну, я думаю, Придорогин все-таки падлой не окажется — обещал ведь, что не допустит кровопролития и уйдет, если оно случится по его вине.

— А вы? — набравшись наглости, поинтересовался я.

— А я — если мой народ будет вне опасности, — серьезно сказал Магдиев.

— Логично, — сказал и я. — Давайте к делу. Только, если можно, еще два условия.

— Аппетит приходит, да? — поинтересовался Магдиев, откидываясь на спинку жалобно зашептавшего стула. — Ну, давай.

— Два, значит, условия, — повторил я. — Во-первых, закупить или там заготовить побольше инсулина. Можно еще каких-то лекарств, без которых кому-то из наших жить не получится. Но главное инсулин.

— Astag' firulla! [11] У тебя неужели диабет?

— Тьфу-тьфу. Просто такая просьба.

— Выполним. Вторая?

— Вторая — Рахимова и Ецкевича, советников ваших, подальше как-нибудь от дел всяких держите.

— Ух ты, — Магдиев широко заулыбался. — А чего так?

Я пожал плечом и буркнул:

— Хорошего они не посоветуют.

— Ага, — сказал президент. — А премьера не снять? Или, может, конституцию перепишем?

Я опять пожал плечом.

Магдиев встал — в своей сумоистской манере, неожиданно и быстро, — отошел к столу, взял из стопки документов два листка и, вернувшись, широким жестом положил их передо мной. Листки были подписанными сегодня указами об отставке советников Ецкевича и Рахимова в связи с их переходом на другую работу.

— Ух ты, — сказал уже я.

Магдиев отобрал у меня указы и осведомился:

— Aibat me shulai? [12]

— Bik aibat, — согласился я. — Nihayat' sugyshka barabyz [13].

5

Летфуллин позвонил Гильфанову в семь вечера, когда тот выслушивал отчет за день Рамиля Курамшина. Рамиль имел подпольную кличку Воевода, потому что отвечал за матобеспечение военной стороны проекта. Эта сторона была отдаленной и неуловимой, как обратная сторона ленты Мебиуса. Потому остальные представители группы, находясь в нормальном состоянии, встречали Рамиля остроумными сообщениями о крепости нашей брони. Ближе к вечеру, когда все выматывались до холодных висков, сообщения теряли остроту, становясь тупыми и занудными. Гильфанов такой подход в душе приветствовал. Во-первых, если даже офицеры, находившиеся на острие атаки, темными предчувствиями не терзались, значит, к обострению ситуации не был готов никто — значит, усилия Гильфанова и Курамшина со товарищи оставались незамеченными мировой общественностью. Во-вторых, нервная обстановка совместных совещаний дала Ильдару законный повод встречаться с Воеводой наедине — и остальные ребята с таким объяснением легко согласились. А ведь могли обидеться, что Гильфанов завел себе любимчика и что-то скрывает от остальных членов команды.

Звонок оборвал Воеводу, когда тот сообщил, что состав из Полтавы благополучно пересек российскую границу, миновал таможню, не заинтересовавшуюся оборудованием для нефтедобычи (так был документирован груз), и пару часов назад вполз на территорию Татарстана.

Это была очень хорошая новость, поэтому Гильфанов ответил на звонок с широкой улыбкой — так, что усы дыбом встали.

Чудовищное зрелище, машинально отметил Воевода.

Улыбка довольно быстро сменилась обычным для Гильфанова вежливым вниманием. Он слушал минут пять, лишь изредка вставляя в журчание собеседника короткие реплики и уточняющие вопросы — но и по ним Курамшин догадался, что дело кислое, поэтому не стал отворачиваться, а принялся внимательно следить за начальством.

Начальство, заметив это, оторвалось на секунду от трубки и, прикрыв микрофон, шепнуло:

— Данияла сюда, быстро!

Даниял, возглавлявший группу немедленного реагирования, приставленную к гильфановцам, появился как раз к завершению беседы. Ильдар, попрощавшись, отложил телефон и сказал:

— Спасибо, Рамиль. Даниял, фигня, значит, такая. Звонил наш журналист. К нему только что… так, двадцать минут назад приходил человечек от московских бандюков. Говорит, что от самого Расуля. Знаешь ведь Расуля?

Даниял знал Расуля. Расуль был неизвестным широкой публике, но очень уважаемым узким, если не элитным кругом предпринимателем и меценатом. Он возглавлял советы директоров десятка московских компаний, в свою очередь контролировавших пару банков и несколько торговых и развлекательных сетей. Еще ему принадлежал охранный холдинг, объединявший полтысячи прекрасно подготовленных и вполне официально вооруженных бойцов во главе с тремя отставными полковниками спецназа ГРУ и ФСБ. А еще Расуль был человеком, сумевшим не только подняться от простого казанского гопника до авторитетного столичного предпринимателя, но и чуть ли не впервые в истории объединить и подмять под себя две трети казанских, челнинских и альметьевских ОПГ. Большая их часть платила в расулевский общак, прочие координировали свои действия с московским земляком. Прочая треть вырезалась — медленно, но верно и с весьма убедительной динамикой.

— Если верить Летфуллину, и если верить этому чувачку, — продолжил Гильфанов, — Расулю наша политика совсем не нравится. Просит прекратить.

— А что он с этим в газету, а не к нам пришел? — спросил Даниял.

Гильфанов пожал плечами:

— Может, осведомленность показывал. Типа, мы знаем, кто у вас чем занимается. И начнем с пропагандистов. Контрпропаганда, так сказать.

— Как выглядел-то?

— Быкан тупой, Летфуллин говорит. Но вежливый.

— Это страшно, — согласился Даниял, который вообще-то не боялся никого, кроме жены — была она маленькая и суровая. — А что требовал-то?

— Да ничего не требовал. Заканчивайте, говорит. Договаривайтесь с Москвой. Неделя вам сроку. Так и передай.

— Значит, неделю будут подляну готовить. Если не соврут — для убедительности.

— Это запросто, — согласился Гильфанов.

— И что делаем?

— Ну, для начала свяжись с танчиковскими. Пусть охрану усилят и все такое. Потом, надо с нашими пацанами поговорить. Кто там против Расуля давится — Гарей с Хрипом, так? Может, им помощь какая нужна. А главное, пусти кого из своих прямо сейчас Айрата успокоить. С работы встретить, до дома проводить. И чтобы у подъезда подежурил. Этот толстый адрес летфуллинский назвал и номер школы, в которую сын ходит.