Морской волк. 3-я Трилогия (СИ) - Савин Владислав (читать хорошую книгу TXT) 📗
Этому плану мы намеревались противопоставить как раз то, что от нас не ждали. В этом смысле, Берлинская битва в своем построении имела скорее, отдаленное сходство с Халхин-Голом. Используя наше преимущество в количестве и качестве бронетехники, при нашем господстве в воздухе, мы собирались навязать врагу маневренный бой севернее и южнее Берлина, с его последующим окружением.
Я подробно изложил этот план товарищу Сталину. Выслушав, он сказал:
— Действуйте, с учетом обстановки.
13 апреля немцы на переднем крае уже не увидели дневной свет, на их головы обрушились тысячи тонн снарядов. Главный удар войска 1-го Белорусского фронта наносили с Зееловского плацдарма. 5-я Ударная Армия, имея в своем составе 67-ю гвардейскую тяжелую танковую бригаду (новейшие танки ИС), и поддержанная большим количеством артиллерии (включая 6-ю гвардейскую минометную бригаду на БМ-31 и 21-ю тяжелую минометную бригаду, «тюльпаны») наступала на запад, от Зеелова на Мюнхеберг, по кратчайшему пути к Берлину, казалось бы, оправдывая немецкие ожидания. В то же время наступление 3-й Ударной и 47-й армий вдоль левого берега Одера на северо-запад, на Нойлевин, было сначала принято немцами за отвлекающий удар.
Если взглянуть на карту: отделяя Зееловский плацдарм, Одер, текущий на северо-восток, поворачивает здесь на северо-запад. С немецкой стороны фронт здесь держал 27-й армейский корпус, его 232-я пехотная дивизия запирала выход с плацдарма, 357-я пехотная, и дальше к северу 542-я рейхсгренадерская, были развернуты по левому берегу реки. Дальше, в районе Цедена, 23-й армейский корпус в составе 23-й, 35-й, 83-й пехотных дивизий оборонял мост и плацдарм на нашем, правом берегу. А к западу от моста, в Эберсвальде, находился 3-й танковый корпус СС, в составе 5-й танковой дивизии СС «Викинг», 16-й панцергренадерской дивизии СС «Хорст Вессель» и 25-й панцергренадерской армейской — первые две, понеся большие потери в Зееловской битве, еще не завершили переформирование и пополнение. С левого же фланга наступающих советских войск реальной угрозой мог бы стать 7-й танковый корпус СС, сосредоточенный в Мюнхеберге — однако он был втянут в изматывающие фронтальные бои с нашей 5-й Ударной Армией. Образно говоря, немцы ждали от нас попытки глубокого рассечения своей обороны и готовились ее отразить — мы же вскрывали немецкий фронт вдоль, с юга на север. Что позволяло нашим наступающим войскам получать эффективную артиллерийскую поддержку не только непосредственно при прорыве немецкого рубежа, но и при дальнейшем продвижении, в пределах дальности огня с правого берега Одера. В то же время, немцы не могли применить свой излюбленный прием с отходом во вторую траншею — 357-я пехотная не могла отдать нам левый берег, и потому была обречена погибать в окружении; наконец 542-я рейхсгренадерская, промедлившая с отходом, должна была отступать поперек направления нашего удара, и была почти полностью уничтожена, застигнутая в походных колоннах, а не на подготовленном рубеже обороны. Общеизвестно, что расширение «пространства боя» всегда выгодно наступающей стороне, располагающей резервами — с левого фланга Третью Ударную прикрывала 47-я армия, а позади уже разворачивалась Первая Гвардейская Танковая, готовая войти в открывающийся прорыв, и 1-я Польская армия, идущая вторым эшелоном.
Такова была картина на исходе первого дня наступления, к вечеру 13 апреля. На следующий день начал наступление и Второй Белорусский фронт. Неожиданностью для немцев стал наш бомбовый удар по мосту в Цедене — гитлеровцы полагали, что мы заинтересованы захватить его неповрежденным, и лишь теперь поняли, что уничтожение 23-го корпуса было для нас более приоритетной задачей. Одновременно морская пехота форсировала Одер севернее Цедена, с юга же нашей Третьей Ударной осталось пройти меньше двадцати километров, чтобы выйти уже по левому берегу на тылы цеденской группировки. Немцы попытались ввести в бой 3-й ТК СС, но Советская Армия на третьем году войны показывала более высокий уровень взаимодействия частей и соединений, чем когда-то славящиеся этим германские войска. Пока юго-западнее Эберсвальде развертывалось встречное танковое сражение, 70-я армия Второго Белорусского фронта преодолела Одер, поддержав морскую пехоту, а 23-й немецкий корпус, бросая технику и артиллерию, в панике переправлялся на левый берег на подручных средствах, в то же время 7-й ТК СС, увязнув в ожесточенных боях у Мюнхеберга, и охваченный с фланга нашей 47-й армией, никак не мог вмешаться в события на севере. Одновременно, от Франкфурта, начал наступление Первый Украинский фронт.
К исходу второго дня, 14 апреля, Одерский рубеж был прорван на ширине свыше ста километров. Причем на севере, в полосе Второго Белорусского фронта, его обрушение продолжалось до самого Балтийского моря. Подтвердилось наше предположение, что немцы, количественно и качественно уступая нам по бронетехнике, и отдав нам господство в воздухе, еще способны упорно обороняться, но не могут успешно контратаковать. Водные преграды не были для нас препятствием, при насыщении войск инженерными и понтонно-мостовыми средствами (как известно, понтонный парк ПМП с незначительными усовершенствованиями состоит на вооружении Советской Армии и сейчас). Показала свое превосходство над врагом и наша артиллерия — артиллерийские дивизии, бригады, в то время как у немцев максимальным уровнем были артполки в составе пехотных или танковых дивизий. Имея на вооружении большое количество реактивных систем залпового огня, тяжелые самоходки ИСУ-152 (на базе танка ИС, появились на фронте одновременно с ним, к началу Берлинской операции), самоходные минометы «тюльпан», советские артиллеристы успешно решали задачу огневой поддержки наступающих танковых частей.
Особенно хочу отметить «солнцепеки» — также впервые массово примененные под Берлином, реактивные установки на шасси Т-54, обычно стреляющие зажигательными снарядами, термитом и напалмом. Было установлено, что немцы пытаются занимать оборону в лесах, развертывая там противотанковые засады, в системе с развитым минированием — тщательно замаскированные позиции самоходок-истребителей танков, противотанковых пушек, и групп фаустников, причем были подготовлены укрытия, склады боеприпасов, запасные позиции, пути отхода — так, в лесном массиве между Мюнхебергом и Херцфельде, как оказалось, была расположена 5-я егерская дивизия, в изобилии снабженная новыми гранатометами «панцерфауст-44». По утверждению некоторых наших танковых командиров, в подчиненных им частях потери техники от фаустпатронов были больше, чем от немецких танковых и противотанковых пушек. И это притом, что согласно показаниям пленных, например, упомянутая 5-я егерская дивизия была более чем наполовину уничтожена еще до того, как вошла в боевой контакт с нашими танками! В оправдание артиллеристов могу сказать, что апрельский лес, еще недостаточно просохший, плохо горел.
Зато была успешно сорвана попытка гитлеровцев применить против наступающей Советской Армии химическое оружие. Это должна была сделать 300-я бригада реактивной артиллерии (всего в залпе 108 снарядов калибром 320-мм). Снаряды, начиненные зарином, уже были подвезены на позиции. Но немцы не успели их выпустить по советским войскам, сами попав под удар «катюш» и «солнцепеков».
Как командующий фронтом, ответственно заверяю, что в Берлинской операции с нашей стороны не предусматривалось применение боевых отравляющих веществ, и боеприпасы с ними не подвозились к фронту, не выдавались в войска. «Инцидент Штаусберг» был не более чем взрывом немецкого склада, при ветре север-северо-запад создав зараженную зону, протянувшуюся на тридцать километров до Фюстенвальде, на юг, с отклонением к востоку. Напомню, что первым о «применении Советами химического оружия» тогда же заявил Геббельс — и прискорбно, что эта точка зрения иногда встречается и сегодня, в трудах западных историков, посвященных Второй Мировой войне. Лучшим доказательством ее лживости служит тот факт, что сами немцы, граждане и власти ГДР, никогда по этому поводу не высказывали претензий к Советскому Союзу.
