Морской волк. 3-я Трилогия (СИ) - Савин Владислав (читать хорошую книгу TXT) 📗
И тут русский, кто был ближе всех, что-то бросил внутрь. Даже сквозь щель захлопнутой двери показалось, что там зажглось солнце. И по ушам ударило так, что казалось, не выдержат перепонки. А затем двое русских оказались уже за воротами, и крики сразу прекратились, и выстрелов не было ни одного. Когда Рудински наконец вошел, он увидел трех мертвых немецких солдат. Итого за воротами в цитадели осталось пять или шесть живых немцев — для четверки русских дьяволов, работы на несколько минут! Наверху раздалось несколько суматошных выстрелов, протрещал автомат, затем кто-то заорал и оборвался. А еще через десяток минут один из русских вернулся.
— Порядок, — сказал он, — немчуры живой не осталось. Но на всякий случай Финн наверху, с пулеметом. Пошли, герр как тебя там — покажешь, который тут Папа.
Эти русские, с какой же войны они пришли? Даже теперь, когда «все чисто», как сами сказали, перемещаются по коридору лишь поочередно — один занял позицию, внимательно смотрит и готов стрелять, второй передвигается к следующей точке, причем рваными, неравномерными движениями, и в почти полной темноте и тишине. Их всего двое, а где же остальные? Наверное, обследуют территорию и здания, и если из гарнизона кто-то еще уцелел, упокой господи их души — у простых солдат нет ни одного шанса против этих беспощадных ночных убийц. Герр Рудински во Франции уже видел бесшумные «стэны», взятые у бойцов Сопротивления — именно спецоружие, один-два ствола на всю группу, и пистолет-пулеметы с прицельной дальностью в полсотни шагов, а не снайперские винтовки с ночной оптикой, да еще стреляющие очередями. (Прим. автора — не различить «вал» и «винторез», увидев впервые, ночью, у разных бойцов группы спецназа — даже для Рудински вполне простительно).
И как с такими дьяволами воевать — если нет своих такого же уровня?
Дверь в камеру Папы открывал Рудински — поскольку русские, увлеченные своей игрой в войну, вручили ему ключи. И именно Рудински первым предстал перед святым узником, хотя кто-то из русских тут же возник за спиной, но не вмешивался в разговор.
— Ваше Святейшество, я исполняю свое обещание. Вы свободны.
Пий Двенадцатый никакой благодарности не показал. Взглянул на немца, как показалось, очень озлобленно, молча встал и направился к выходу. И нарушил молчание, лишь увидев трупы охранников в административном корпусе. Что происходит?
— Вам, Ваше Святейшество, было предложено убежище на советской территории, — ответил главный из русских на ужасном итальянском, даже на слух Рудински. — Поскольку вы его не приняли и попали в неприятности, то не возражайте против нашей помощи сейчас.
— А он? — Папа взглянул на Рудински с подозрением и очень недружелюбно.
— Считайте его представителем Свободной Германии, — ответил русский. — Однако давайте продолжим беседу в более безопасном месте. Ваших товарищей по заключению вывезем тоже.
Рудински едва сдержал усмешку, глядя, как русский, не хуже образцового германского фельдфебеля, строит выпущенных из камер святых отцов, мешая итальянские и русские слова:
— Не толпись, не суетись, в колонну по два, твою мать, вы тут все сдохнуть хотите — или исполнять наши приказы быстро и точно, кто не хочет дождаться очень злых немцев. Колонну по два, я сказал, отставить разговоры — ничего, не марш-бросок в полной выкладке, а всего лишь к берегу спуститься, быстро марш!
Русские постоянно куда-то исчезали и появлялись, одновременно в поле зрения не было больше двух пар. Освобожденных, не считая Папы, было двадцать три человека, в их числе четверо офицеров-палатинцев. У пристани уже ждали надувные резиновые лодки с моторами, пять штук, такие же, как на немецких субмаринах. Тут вышла заминка на несколько минут, затем подошла еще одна лодка, большего размера, уже с каким-то грузом. Русских оказалось всего пятнадцать, из них семеро были матросами, вооруженными АК — очевидно, они привели лодки с пока невидимого в темноте корабля. В большую лодку сели трое «ночных убийц», все матросы, Папа и Рудински; в прочие же грузились по одному из диверсантов, и бывшие пленники.
— Весла разбирайте, святая братия! Пока от камней не отойдем, мотор запустить нельзя, винт можем обломать. Гребите, гребите — жить хотите, научитесь! Шевелитесь, от графика отстаем!
Огня не зажигали, ну разве что несколько раз с большой лодки, идущей впереди, мигнули синим фонариком, когда кто-то отклонился от курса. Море было не очень спокойным, все успели промокнуть — но эти волны не были опасными. Громада острова Санто-Стефано оставалась за кормой, Вентотене был точно за ним, но виден был свет прожекторов на воде, хотя сами огни оставались скрыты — наверное, там слышали стрельбу. Затем, как показалось, донесся звук взрыва, и еще один.
— Конец катерам, — сказал русский, сидевший на корме с трофейным пулеметом, — оба взлетели. И сколько немцев на них было — взвод? Теперь поплавают!
Еще пара минут, и впереди возник силуэт, едва различимый во тьме. Огромная субмарина — все в ней было необычно, кроме размеров, еще и отсутствие пушек на палубе, и странно скругленные очертания. Неужели это и есть Полярный Ужас, здесь, в Средиземном море — значит, те панические слухи оказались правдой! Или русские построили еще одну сверхлодку у себя на юге?
На покатом борту субмарины был расстелен многорядный тросовый трап, как сеть. Рудински и Папу буквально втащили наверх на руках, следом стали выгружать какие-то цилиндрические предметы. А рядом уже причаливали лодки со «святыми» гостями, и уже слышался рык русского боцмана:
— В очередь, поднимайтесь по одному, за трос держитесь крепче!
Дальнейшего Рудински не видел, потому что его провели в рубку, заставили спуститься по трубе со скобами, провели по коридорам, залитым ярким электрическим светом, и заперли в медицинском изоляторе, оставив в меланхолии и размышлениях.
Как теперь ему, Рудински персонально, выпутаться из этой ситуации с наименьшим ущербом?
В то же время старого сыщика съедало профессиональное любопытство, вызванное устойчивым ощущением, что эти русские какие-то не такие, как прочие.
Контр-адмирал
Лазарев Михаил Петрович
Только роли Святого Ноева Ковчега нам не хватало!
Хорошо, глубина у этих островов за двести — есть, где развернуться. Но всплывать, даже ночью, в зоне досягаемости береговой батареи — это экстрим! Хотя настоящая береговая батарея, со всем ее радарно-дальномерным хозяйством, приборами управления огнем и личным составом, натренированным работать как раз по морским целям, и зенитная, пусть даже тяжелая, для которой стрельба по кораблям все же не основной режим, это совсем разные вещи. У немецкой зенитки «88» досягаемость по высоте десять километров, а по горизонту и за тринадцать достанет — мы же от ее позиции в пяти-шести. Но в тени острова Санто-Стефано в оптику нас хрен разглядишь, особенно ночью.
Вот только островок этот больно маленький. Не очень за ним покрутишься, при наших размерах. Потому сначала всплыли, выпустили бот и дополнительно взятые лодки, затем погрузились под перископ, по истечении условленного времени снова всплыли в обговоренной точке. Продувались не полностью, и чтобы быстрее под воду уйти, и чтобы сжатый воздух экономить — мы ведь, в отличие от дизелюх, продувать балласт отработанным выхлопом от машин не можем, у нас все на компрессор завязано и ограниченный запас воздуха в баллонах. Шлюпкам нас найти не проблема, с учетом нашего радара и их ПНВ, да и защищенная радиосвязь есть, курс корректировать. Но принять на борт людей и груз — это гемор, совершенно не приспособлена атомарина для высадки десанта!
Папу и важного немца — сразу вниз, одного в специально освобожденную для него каюту, второго к Князю в изолятор. Затем наш бот перешвартовался к носу, открыли торпедопогрузочный люк, в темпе погрузили «миноги». Петрович распоряжается, матросы, выделенные в палубную команду, двигаются, как наскипидаренные — всем ясно, что чем скорее мы под воду уйдем, тем лучше. Хорошо, волна небольшая — на палубе работать можно. И то один из гостей умудрился в воду свалиться — слава богу, вытащили. А уж как их вниз, в люк спускали — кто-то и сам, а кого-то пришлось на веревке, в беседочном узле и с помощью двух матросов поздоровее. И ведь надо еще внутри их по местам распихать и проследить, чтобы они по пути ни на что не нажали, не повернули — набивали их в каюты размером с вагонное купе по восемь человек: уж простите, святые отцы, лучше так сутки потерпеть, чем в немецкой тюрьме перед расстрелом.