Мой милый жандарм (СИ) - Самохин Валерий Геннадьевич (бесплатные серии книг txt) 📗
Промышленник, секунду подумав, зычно крикнул. На зов примчался взъерошенный секретарь.
- Проводишь барышню в подвал, - сухо приказал он. - Покажешь гроссбухи и объяснишь, если возникнут вопросы... А мы покамест прогуляемся с господином...э-э-э... Касильясом, воздухом фабричным подышим.
- Расчетные книги показывать? - угодливо вопросил секретарь.
Астафьев раздраженно отмахнулся - показывай, что хочешь.
По скрипучей, расшатанной лестнице мы спустились в подвал. Странное место для бухгалтерии, подумалось мне. Вскоре нашлось и объяснение - судя по всему, хозяина не интересовали ни фабрика, ни отчетность по ней. Книги были свалены на полу маленькой каморки с грязным, затянутым паутиной окошечком.
- Извольте-с обождать, сию минуту за стулом обернусь, - прочихавшись от поднятой сквозняком пыли, обрадовал меня секретарь.
Я погрузилась в привычный мир цифры. Секретарь периодически исчезал по "неотложным-с делам", пару раз угостил меня крепким, душистым чаем и трижды порывался помочь с объяснениями. Чем еще больше запутал. Но необходимую информацию я все же раздобыла.
Картина складывалась превеселая. Во-первых, если верить расчетным книгам, то основным кредитором фабрики были рабочие - долги по зарплате составляли чуть менее трехсот тысяч рублей. По контрактам ее платили трижды в год, но обязательства свои промышленник исполнять не торопился. Неприятно поразила таблица штрафов - рублем наказывали за любую мелочь, даже за то, что "крадучись прошел по двору фабрики".
Во-вторых, других долгов фабрика не имела. И это было удивительно. За последние три месяца Астафьев рассчитался и по банковским закладным и перед поставщиками. Но и этому нашлось свое объяснение. Лихорадочно роясь в груде бумаг, я добыла два любопытных документа.
Одним из них был отчет биржевого маклера. По нему выходило, что все последнее время фабрикант вел скупку собственных акций. Предпродажная подготовка, так это называется. Очистить предприятие от долгов, без излишнего ажиотажа увеличить собственную долю и дело в шляпе. Невыплаченные зарплаты в этом времени на цену сделки влияли слабо - рабочие потерпят. А вот свой брат-коммерсант и под банкротство может подвести, с долгами такого плана избавиться от убыточного предприятия очень непросто, и цену приемлемую никто не даст.
Другой документ прояснил, откуда промышленник взял капитал для расчетов с банками и поставщиками сырья. Исписанный небрежным почерком черновик можно было смело нести в полицию - если не уголовное дело, то грандиозный скандал нашему другу обеспечен. Трижды заложить механические мастерские в разных банках - это, знаете ли... В средние века за такие фокусы головой расплачивались.
Воровато оглянувшись на отчаянно зевающего секретаря, я быстро спрятала улику. Вот и все, здесь мне больше делать нечего. Теперь, буржуй наш недорезанный, ты у меня не отвертишься. Дело оставалось за малым - обставить спектакль должным образом.
На обратном пути мы столкнулись с сухощавым, болезненного вида господином, одетым в черную форменную тужурку. Он зло прищурился, явно собираясь что-то сказать, но лишь молча сплюнул - презрительно, с вызовом.
- Инженер Егоров из котельной, главный подстрекатель у этих, - шепотом, не скрывая ненависти, пояснил секретарь и с опаской оглянулся за спину. - Удавить бы в подворотне, да рабочие горой за него стоят.
Придет срок - удавим, мрачно пообещала я про себя, неожиданно вспомнив славное комсомольское прошлое. И тебя удавим, и твоего эксплуататора. В душе поднялась волна гнева. Масла в огонь подлил и месье Поль, вернувшийся с экскурсии по цехам.
- Хорошо, что вас с нами не было. Рабочие казармы - зрелище не для чувствительных барышень... Ума не приложу, как можно жить в таких жутких условиях, - угрюмо поведал он, едва переступив порог кабинета.
Я с нескрываемым злорадством перевела реплику и, выудив из памяти уроки истории, добавила уничижительной отсебятины.
Лука Астафьев, бросив обеспокоенный взгляд на француза, поспешил заверить:
- Фабричная инспекция не далее как в прошлом месяце с визитом были. Нарушений не зафиксировано, могу предъявить акт для ознакомления.
Не сдержавшись, я пробормотала под нос, куда он может засунуть этот акт. Промышленник с подозрением покосился на меня. Вопросительно изогнув бровь, Поль поинтересовался, каковы будут наши дальнейшие действия.
- Сеньор Касильяс озвучит свое решение завтра утром, - сухо озвучила я очередной "перевод". - Нам необходимо посоветоваться с Мадридом.
- Воля ваша, торопить я вас не вправе, - пожал плечами фабрикант и повелительно кивнул секретарю: - Проводи дорогих гостей, не ровен час заплутают.
Обратно ехали молча. Лишь раз я взвизгнула - от восторга, увидев паровой трамвай. Маленькое чудище с лязгом и грохотом тащило в сцепке три вагона. Мне вдруг захотелось прокатиться на этом питекантропе.
Весь вечер я составляла план банкротства фабрики. В основу легли те самые цифры из черновика. В принципе, схема была примитивна. Достаточно подкинуть падким на сенсации журналистам факты о трижды перезаложенном имуществе, как все остальное сделает рынок. Деньги любят тишину. Банки-кредиторы налетят на должника с прожорством падальщиков и не успокоятся, пока не заклюют до смерти.
Все это я и изложила своим аккуратным почерком, дотошно и скрупулезно. Сложности возникли лишь с орфографией. Плевать, не экзаменационное сочинение, сойдет и с ошибками.
Утром я вскочила ни свет ни заря. Под уже привычное ворчание Серафимы Павловны позавтракала на скорую руку и собралась бежать, как меня задержали - прибыл портной из модного салона с моим пальто. Полчаса ушло на примерку и кое-какие поправки. Может быть и час. Мне вдруг пришла идея пошить деловой костюм, что я немедленно и воплотила на бумаге. Пришлось выслушать еще одну порцию ворчания, на этот раз от старичка-портного. Негоже, мол, приличным барышням в таком бесстыдстве щеголять.
Словом, к правлению фабрики я добралась, когда солнце парило в зените.
Лука Астафьев принял меня без промедления. Вежливо осведомился о моем здоровье, ни выказав ни грамма удивления, что прибыла я одна, без своего босса. В его скрипучем голосе мне почудилось скрытое торжество.
Подавив червячок беспокойства, я молча выложила на лаковую поверхность стола свой отчет. На лице фабриканта не дрогнул ни единый мускул. Несколько минут он изучал мое творение, хмуро кусая губы. И спокойным тоном осведомился:
- Сколько вы хотите за молчание?
- Вы задолжали одному нашему общему знакомому кругленькую сумму, - вкрадчиво пояснила я. - Рассчитайтесь с ним, и мы с вами больше никогда не увидимся.
- Вы говорите о Жорже? - уточнил он.
Я молча кивнула в ответ.
Лука Астафьев поднялся с кресла, неторопливо прошествовал к сейфу, скрытому за роскошной пальмой в углу кабинета и, повозившись с минуту, вернулся с толстенной пачкой ассигнаций. Вновь забеспокоился в недовольстве червячок сомнений. Слишком гладко как-то все идет.
- Желаете пересчитать? - с нескрываемым презрением спросил Астафьев, протягивая деньги.
- Джентльменам верят на слово, - не замедлила я с ответной шпилькой.
Фабрикант глянул недоуменно, но промолчал. Небрежно пододвинул лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу.
- Извольте написать расписку.
Ага, шаз-з! Может тебе и явку с повинной заодно оформить? Шантаж, он в любом веке шантаж, и срок за него дают немалый. Ищи дурака за четыре сольдо!
Язвительно усмехнувшись в ответ, я сцапала со стола листок. Со своими выкладками. Улики я оставлять не собиралась. Жалко спичек нет рукой, прямо здесь и сожгла бы. С трудом запихнув в ридикюль ассигнации, я поднялась со стула.
- Счастливо оставаться, господин хороший! Провожать меня не стоит, дорогу я запомнила с прошлого раза.
Меня и не провожали. Лишь глумливо хмыкнули в спину. Зато встретили с распростертыми объятьями в приемной. Здоровый, бритый наголо дядька в штатском, два пузатых полицейских, секретарь и толстая тетка с выпученными от любопытства глазами. Бухгалтер местный, если судить по черным нарукавникам.
