Гунны (СИ) - Умиралиев А. А. "Ильхан" (книга регистрации .TXT) 📗
Сакман к моему изумлению сделал два шага назад, в его вдруг расширенных глазах, смотревших до этого на меня с прищуренным спокойствием, я увидел страх. Он опустил свой палаш и сделал еще два шага назад.
— Что, Сакман? Исппууу… Тут я почувствовал, что за моей спиной кто-то стоит. Туда и смотрел с ужасом Сакман. Я повернулся.
— Твою мать! — крикнул я на русском и инстинктивно прыгнул в сторону, и, не удержавшись, снова плюхнулся в тухлую лужу.
За мной стоял огромный, выше меня, волк со странным с синим отливом шерсти, морда которого оказалась в тот момент прямо у моего лица.
Волк прошел мимо, даже не взглянув на меня, и остановился между мной и Сакманом. Глухо зарычав, он снова стал медленно приближаться к нему. Тот стал пятиться, что-то умоляюще шепча. Затем, выронив свой палаш, упав на колени, сказал:
— Прости меня, Кок Бори, прости. Я не понял, я не хотел понять твоих посланий мне, прости меня, о Тенгри-и-ии, — и, закрыв лицо руками, зарыдал.
Волк, подойдя почти вплотную к нему, снова глухо зарычал, а затем, прыгнув в камыши, исчез.
Я встал, выйдя с лужи, начал отряхивать одежду от налипших больших кусков грязи.
— Что за день сегодня? На меня дважды сегодня напали звери и оба раза повалили в вонючую лужу!
Сакман продолжал стоять на коленях, закрыв лицо руками.
— Эй, Сакман, очнись. Ушел твой Кок Бори.
Канглы, убрав руки с лица, оглянулся, а затем, посмотрев на меня, сказал:
— Он не мой, он твой! Его Тенгри послал охранять тебя. Не будь его, я бы уже убил тебя.
— Ой, да ладно, не будь так уверен в этом, — сказав это, я почувствовал тупую боль в груди, от которой перехватило дыхание и мне пришлось с трудом сесть. Я расстегнул куртку и приподнял до подбородка рубашку. На груди расползлась огромная красная гематома.
Да уж, будь я немного потяжелее, он бы сломал мне грудную клетку.
Сакман, увидев гематому, подошел ко мне и сел напротив. При этом вытащил с висевшей на поясе небольшой сумки маленькую глиняную чашку. Открыв крышку, он зачерпнул пальцами мазь желтоватого цвета и смазал мне гематому. Боль сразу же стала утихать.
— Что эта за мазь? — спросил я у него.
— Не знаю. Мама делает. Знаю только, что много хаомы добавляет, — ответил он.
«Ну да, морфин древнего мира, неплохо снимает боль», — подумал я.
В это время Сакман, аккуратно закрыв крышку, положил мазь обратно в сумку. Подобрал мой охотничий лук и лежащую на земле стрелу, которой я выстрелил в него, молча ушел в солончаки. Свой, боевой, он оставил возле меня.
Я лег, положив под голову свернутую куртку, и уснул, не обращая внимания на комаров.
Проснулся я от треска, который исходил от горевшего рядом костра. Неподалеку Сакман разделывал кабана с «бивнями».
«Не тот ли это кабан, который чуть не убил меня? Да и как он притащил его сюда? Весит кабан на вид килограммов триста» — подумал я.
Я посмотрел на небо, солнца уже было не видно. Сакман, разделав тушу, стал жарить два куска мяса, нацепив их на свои ножи, не обращая внимания на то, как я бездельничаю в это время и просто наблюдаю за ним.
От костра начал исходить аромат готовящейся еды, от чего я начал глотать слюни, вспомнив, что с утра ничего не ел.
Хорошенько прожарив мясо, Сакман сел рядом со мной и отдал один нож с большим куском, меньший взял себе. Я жадно накинулся на угощение.
Мы ели молча. Сакман сидел, нахмурившись и смотрел «в никуда». Я хотел разрушить это молчание, начать с ним разговор, но не знал как. Не найдя ничего более подходящего, спросил:
— А что за послания тебе посылал Кок Бори?
Сакман вопросительно посмотрел на меня.
— Ну, когда волк, э-э-э, рычал на тебя, ты сказал, что не понял его посланий.
Немного помолчав, он ответил:
— С того времени, как я уехал с совета вождей после поминок твоего отца, я принял решение убить тебя и отомстить за смерть своей сестры. И с тех пор каждый раз во сне ко мне приходил Кок Бори, и рядом стоял ты. Мне тогда сразу надо было понять, что Тенгри запрещает мне мстить тебе. А сейчас он зол на меня. И духи предков отвернулись от меня, когда я пошел вопреки воле Небесного Отца. И сестра моя останется неотомщенной — горько закончил он.
— Послушай, Сакман. Я не виноват в смерти твоей сестры. Я ничего не говорил Шоже. Ну, может быть, говорил, но это был не я. Ну, короче слушай…
И я рассказал ему все о себе. Точнее рассказал первому человеку в этом времени кто я, где я родился и мои предположения, как попал сюда и в это тело. Рассказал, что не попади в это тело я, Чен Тан выиграл бы сражение с Шоже и канглы, а их всех казнил. Сакман слушал внимательно, не перебивая меня. Лицо у него при этом все время было задумчивое. После того, как я завершил свое признание, он, неожиданно широко улыбнувшись, ответил:
— Тенгри отомстил за меня, убив дух Богра, и допустил бесславную гибель Шоже, умершего от гниения. Но в милости своей он не оставил своих детей и дал телу Богра новый Кут [20] — Кут великого кагана Моде. И теперь я понимаю, что Тенгри зол на меня, но он простит меня, как прощают родители нашкодившее дитя, — и, резко повернувшись ко мне, вытащив из колчана стрелу и встав напротив меня на колени, сказал:
— Великий каган! Прими мою верность и верность всего рода идель. И если кто из моего рода нарушит клятву, пусть огненная стрела Тенгри поразит его, и его дух никогда не пополнит небесную конницу Тенгри, а попадет на суд в подземный мир Эрлика.
Сказав это, он поцеловал наконечник своей стрелы и протянул мне. Я взял стрелу и положил его в лежащий рядом колчан, предварительно интуитивно вытащив из него все охотничьи стрелы. Сакман удовлетворенно кивнул и сел рядом со мной, став очень разговорчивым. Я смотрел на него и удивлялся его резко преобразившемуся настроению, буквально минуту назад бывшему мрачнее некуда и думал, что он действительно ничего не понял и серьезно уверен, что я, то есть в этом теле, дух Моде? Хотя может быть. Чтобы я понял, расскажи мне какой ученый формулу из квантовой физики? Только то, что означает слово «формула». Наверное, это то же самое для него.
— Ты идешь в набег на дахов? — сбил меня с мысли Сакман.
— Да, — ответил я ему.
— А зачем? Они были союзниками и переданные ими тебе в мощь римляне хорошо послужили тебе.
— У дахов еще восемь тысяч римлян, они мне нужны все для того, чтобы строить города и мосты через реки Талас, Шу, Или и через эту, — показал я рукой на протекающую мимо Сырдарью, — ведь жить в городах кочевники не хотят и строить мосты не умеют.
— Пока не умеем. Но мы можем научиться и будем строить.
«Ага, научитесь вы. Даже через две тысячи лет дома вашим потомкам будут строить узбеки и таджики» — но вслух сказал:
— Еще мне нужно много кузнецов. Думаю скоро война с ханьцами и нужно скорее приготовить оружие, которое защитит моих воинов от стрел их самострелов.
— Но если ты объединишь все племена Великой степи, то ханьцы будут не страшны тебе. Тебе для этого нужно только сместить Кокана. А сейчас вся степь поет о твоей великой победе над ханьцами и гунны Кокана перейдут к тебе.
— Ну посуди сам, Сакман. Сколько сейчас канглы? Где-то четыреста тысяч. И выставить смогут не больше восьмидесяти тысяч воинов. А усуни? Они соберут самое большее семьдесят тысяч. А сейчас, после начавшейся войны среди усуней, их еще меньше. Больше всего сейчас гуннов. Но сколько их останется после войны между мной и Коканом? Все племена и роды саков, гуннов, канглы, динлинов, усуней и аланов могут собрать не больше тридцати туменов воинов. Когда, как только ханьцы и только на своих северных границах на великой стене разместили больше тридцати туменов солдат. А сколько врагов вокруг еще? Сарматы на западе, сянь-би на востоке, Хорезм, тохары и дахи на юге. Даже согдийцы, после того как окрепнут, могут стать нам врагами. Потому я хочу сохранить как можно больше жизней воинов кочевого народа.
