Балтийская Регата (СИ) - Ант Алекс (читать книги .TXT) 📗
Большое серое здание на Литейном проспекте, 4 пользовалось у Ленинградцев довольно дурной славой. Здесь размещалось НКВД. Бытовало мнение, что это самое высокое здание в Питере так как из него можно было разглядеть и свою могилу, и Магадан. Здесь же размещался и третий (Особый) отдел КБФ.
Прибыв по адресу, он спросил куда ему пройти, чтобы отдать донесение. Дежурный ответил, что там сейчас полный хаос, так как пару часов тому назад взорвавшимся у здания снарядом было полностью выбито окно в кабинете заместителя командира нужного Банщику отдела и убит сам капитан третьего ранга Свешников. Его дела вроде бы принимает капитан-лейтенант Шиндель.
Переварив информацию, Банщик решил идти в отдел сразу. В отделе стояла суета, пахло пылью и пожаром. Постучавшись и получив разрешение войти, он вошел в кабинет. В кабинете всё было вверх дном. На месте выбитого вместе с рамой окна возились два солдата и заделывали ущерб фанерой от ящиков. Горела тусклая лампочка под потолком. Бумаги со стола, раскиданные по всему кабинету, уже были собраны и кипами лежали в совершенном беспорядке. На полу был толстый слой грязи, осколков битого стекла и щепок. Крупные остатки от рамы уже были собраны в поленницу. На полу и даже на столе ещё была кровь Свешникова, но само тело уже унесли.
Возле стола стоял маленький и лопоухий с короткой шеей человечек в кителе с погонами капитан-лейтенанта. Банщик представился ему и передал донесение. Капитан-лейтенант был очень занят, и не выглядел убитым горем, а скорее выглядел именинником. Он приказал Банщику явиться послезавтра к 11.00 в его кабинет, после чего они расстались.
Выходило, что у Банщика в запасе почти два свободных дня до разбора уже его «полетов», а не полета снаряда из жерла немецкой пушки, и следовало наиболее продуктивно использовать такой подарок судьбы. Выйдя из Большого Дома на Литейный проспект, он повернул к Литейному мосту. Затем прошел налево по набережной Кутузова на Дворцовую набережную.
Нева в этом месте широка и постоянно дуют ветра. Летом здесь прохладно гулять, а в июне любоваться разводкой мостов. Но поздней осенью или зимой здесь очень холодно, особенно на мостах. Зато здесь самые красивые виды Ленинграда. Видно Петропавловскую крепость, стрелку Васильевского острова с ростральными колоннами и кунсткамерой, а со стрелки открывался потрясающий вид на Зимний Дворец.
Недалеко от стрелки жил и Банщик. На Среднем проспекте Васильевского острова в доме 19, квартира 3. Отец и мать переехали туда в Гражданскую, после чистки Петрограда озверевшими толпами мародёров, деклассированных элементов, пьяниц и просто бандитов от остатков холуев царского режима. В происходящем никакие большевики не брали участие. Просто весь бандитский Питер, после отъезда правительства в Москву полностью вышел из-под контроля. Большевики не препятствовали этому вандализму, чтобы раз и навсегда показать буржуям кто теперь в стране хозяин и пресечь всякое вольнодумство. Об этой истории Ленинграда до сих пор мало кто помнит. Под буржуев шли все нормальные жители Петрограда от мала до велика. Господ вешали, резали, выбрасывали из окон, женщин, девочек и мальчиков долго перед смертью насиловали. Так большевики ломали свободолюбие и свободомыслие Петроградцев. Кровью убийствами и грабежами. Толпа шла методично, очищая от нормальных людей дом за домом, квартиру за квартирой. Спрятаться от неё было практически невозможно. В считаные окаянные дни громадный город опустел. Трупы не хоронили, а, в лучшем случае, сбрасывали в Неву и каналы. Мало кому удалось спастись где-то в самых бедных домах, в опустевших ночлежках бандитов, проституток и воров, на окраинах в лесах и в окрестных селениях и деревнях. До середины двадцатых годов город стоял почти пустой, разворованный и запущенный. Многие здания тогда сгорели и их некому было восстанавливать.
Пришлось кинуть кличь по соседним городкам и сёлам и в город поехало много людей. Сначала с большой опаской, так как все в окрестностях знали о трагедии, а затем и без опаски, спасаясь от ужасов жизни в карельских и русских деревнях, где начинался свой виток дичайшего времени, геноцида и окаянства.
В числе первых в город приехали и родители. Самого переезда он не помнил, так как был очень мал тогда. Заселились в пустую не большую, но опрятную квартиру одного из доходных, в прошлом, домов которых было очень много, нимало не интересуясь кто там жил ранее. В квартире к моменту вселения ничего уже не осталось, кроме наглухо вмурованного в стену, разделяющую дом 19 и 17 на кухне, массивного комода резного дерева. В детстве он любил разглядывать затейливую резьбу этого облупленного комода. Здесь и прошли детство и отрочество Банщика.
Зимами на Васильевском довольно холодно. Прямые и широкие проспекты и регулярная планировка улиц не для севера, гуляет здесь ветер хозяином, Осенью и зимой сыро, ветрено и ознобно. Самое хорошее время июнь и август, в июле тоже бывает много дождей. Банщик всегда с нетерпением ждал июня. День рождения у него был в самом конце мая двадцать четвертого числа. Сегодня как раз был этот день. На душе было радостно, светло и чисто, день был спокойный, постоянные Балтийские тучи оставили небо омыв его водой и протерев насухо своими растрепанными кудрями. Поэтому солнышко светило во весь небосвод.
Он шёл к дому и вспоминал глухие питерские дворики, часть из которых была закатана асфальтом, но далеко не все. На лето детей вывозили на дачи и в лагеря. Купание в речке или озере, мошкара, лес и комары, но было очень весело. Правда не всегда Банщику и его братьям выпадали такое. Раза четыре всего и то только потому, что мама устраивалась на лето поваром в эти лагеря. В начале смены и в конце устраивались пионерские костры для детей. В костре пекли картошку и потом все перемазанные сажей бегали с этим нехитрым и обожжённым овощем по поляне, перекидывая горячее лакомство с ладошки на ладошку.
Он прошел Троицкий мост и дошел до Дворцового. По нему пересёк Неву до стрелки Васильевского острова и, по набережной Макарова, прошел до Среднего проспекта, а по нему до своего дома. Поднявшись на свой второй этаж, опять открыл отмычками дверь квартиры.
С момента его ухода в квартире никто не побывал. Он постирал грязную форму, развесил её на веревках в ванной, а затем решил сделать себе поесть и приготовить себе постель. Неведомая квартирантка явно заняла спальню родителей, поэтому он решил накрыть себе постель в своей комнате, которою он делил когда-то с братьями. Всё хранилось в нижних ящиках комода.
Комод и сейчас сиял чистотой и лаком. Банщик погладил чистый лак комода, вспоминая, как насмотревшись в магазинах «Случайных вещей» в тридцать седьмом году, перед самым его окончанием школы, отец решил сам сменить потертый черный лак комода. Тогда они вместе долго и кропотливо очищали лак не совсем обычной шкуркой светло серого цвета. Оказалось, что это шкура акул, у которых на каждой мелкой чешуйке растет маленький изогнутый зубец. Плакоидная чешуя, как он вычитал потом в книге «Ихтиология». Тогда они развели на три месяца такую пыль, что мама постоянно ходила злая и ворчала на них. Работа была очень кропотливая, но, когда они покрыли комод четырьмя или пятью слоями темно-вишневого лака, комод стал самым красивым предметом мебели. Мать была очень рада и даже приготовила для них праздничный обед с беляшами и бульоном из телятины.
В нижние ящики комода всегда было очень трудно добираться. Вот и сейчас, надо было открыть дверцу и выдвинуть внутренние глубокие ящики. Когда он двигал на себя верхний, одна простынь упала за внутреннюю стенку ящика да так неудобно, что пришлось все три ящика полностью вынимать. Когда он вынимал простынь. согнувшись почти к самому полу, то она где-то в глубине зацепилась у самого пола за неприметный выступ дерева. Банщик дернул за неё, она потянула выступ и, с тихим щелчком, комод отошёл своей правой стороной от стены. Такого никогда, сколько он помнил себя, не случалось.
Он посмотрел в щель между комодом и стеной. Комод был сделан так, что создавалось полное впечатление, что он именно вмурован в стену и никто, никогда не пытался его выломать из стены. В щели проглядывал проем в какую-то комнату, а комод был дверью в нее. Отодвинув правый угол комода, который отошёл от стены без единого звука, он вошел в комнатку. Даже не комнатку, а простенок между домами шириной в метр. Там было полно паутины и пыли, но и паутина и пыль покрывали аккуратные стопки серебряной и позолоченной посуды, стоящие на стеллажах в четыре ряда с одной стороны и затейливые ящики шкафа, с другой стороны. Он выдвинул один из ящиков и увидел разноцветные камешки, лежащие в отделениях, разложенные по цветам и размерам. В другом ящике лежали золотые царские червонцы. Он взял одну монетку и один зелененький маленький камушек. Задвинул ящички и вышел на кухню в совершеннейшем изумлении. Закрыл дверь комодом, который с тихим щелчком встал на место. Они с отцом, когда шкурили комод, даже и не предполагали, что он скрывает такую тайну. Он завернул монетку и камешек в обрывок газеты и положил в карман брюк.
