Балаустион - Конарев Сергей (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
– Достойный Дион, царевич Критский, – неожиданно для самого себя воскликнул он. – Нет ли тайных ходов, ведущих в эту спальню? Убийца, истинный убийца, мог воспользоваться таким ходом.
– Насколько мне известно, таких ходов здесь нет, – пожал плечом Дион. – Но я дозволяю вам все здесь осмотреть, оторвать, если нужно, панели и разобрать очаг. Все, что угодно, если это поможет доказать невиновность Пирра Эврипонтида.
– Мы перевернем здесь все вверх дном, клянусь сись… грудью Афродиты, – ворчливо пообещал Феникс. – И найдем доказательства.
О прибытии «Навсикаи» Леонтиск узнал от младшего из двух внуков старого вояки Созигена, в доме которого афинянин отлеживался, скрываясь от ищеек Агиадов. Внуки, смышленые пацанята-погодки десяти и одиннадцати лет, стали лучшими друзьями покалеченного молодого воина. Привлеченные романтикой таинственности, они согласились поочередно дежурить в порту, ожидая возвращения отправившейся на Крит триеры. В то время как один из мальчишек стоял в дозоре, другой обычно находился у Леонтиска и скрашивал его одиночество, с восторгом слушая его относительно правдивые рассказы о греческих областях, лежащих за пределами Лаконики, и абсолютно ничего не имеющие с реальностью сказки о странах, лежащих за пределами Греции. Рана зарубцевалась и заживала довольно быстро, а постоянная ноющая боль стала привычной и перестала обращать на себя внимание. Но Леонтиск открыл в себе способность по утрам, едва проснувшись, чувствовать отрубленную кисть, двигать пальцами – каждым из них! – причем ощущения были настолько правдоподобными, что афинянину не хотелось открывать глаз, чтобы не быть в очередной раз растоптанным копытами беспощадной правды. И он подолгу лежал с прикрытыми веками, шевеля несуществующими пальцами и оттягивая момент окончательного пробуждения. А потом выходил во двор и часами упражнялся с мечом – до удушья, до изнеможения, стараясь как можно скорее довести навыки и ловкость левой руки до былого умения правой. Снова стать воином, снова стать человеком. Созиген был рад возможности тряхнуть стариной и, позабыв о возрасте, в одном исподнем хитоне гонял афинянина по двору, не только позволив ему переучить на левую руку все старые приемы, но и преподав дюжину новых. Одним словом, к вечеру Леонтиск, едва державшийся на ногах от усталости, валился на ложе и засыпал, как убитый, не в силах даже – без сомнения, к лучшему – ответить на пламенные взгляды дочери Созигена, премилого четырнадцатилетнего создания, рано расцветшего и уже совершенно по-взрослому жаждавшего любви…
Услышав от запыхавшегося мальчугана, что «Навсикая» появилась в бухте Гития и готовится к швартовке, Леонтиск, не раздумывая, решил отправиться к причалам. Томительное ожидание и отсутствие новостей сводили его с ума, и он намерен был прояснить текущую ситуацию, наплевав на опасность. Впрочем, не совсем наплевав: перед тем, как выйти из дома, он помазал сажей лицо и бородку, в которую превратилась щетина, не бритая с самого дня похищения. Поверх хитона афинянин нацепил позаимствованный у одного из рабов драный плащ с капюшоном, сползавшим на лоб и закрывавшим половину лица. В таком наряде, с укутанной в грязный лубок правой рукой, Леонтиск запросто мог сойти за одного из вечно шатающихся в порту бродяг.
На пристань, где пришвартовалась «Навсикая», он прибыл как раз вовремя: сходни уже были спущены на причал и прибывшие на триере начали сходить на сушу. Их встречали от силы три десятка человек, сбившиеся в несколько группок. Большинство составляли любопытствующие и оборванцы, вынюхивающие, нет ли возможности наняться на разгрузку. Однако виднелись и султаны офицерских шлемов, и белые одежды каких-то средней руки магистратов. К своему удивлению, Леонтиск обнаружил и весьма знакомое лицо: здоровяк Энет наблюдал за высадкой, пытаясь скрыть ширину плеч неброским серым трибоном.
Стараясь не привлекать внимания, Леонтиск обошел друга со спины и легонько хлопнул его по плечу.
– Чего тебе? – недоуменно покосился тот на чумазого голодранца.
– Хе, значит, мой маскарад хорош? – усмехнувшись, откинул капюшон Леонтиск.
– О боги! Ты, Лео? – и без того высокие брови Энета взлетели на лоб, придав ему гротескно-удивленный вид. – Слыхал новость?
По выражению лица здоровяка Леонтиск понял, что новость не из добрых и немедленно стер улыбку с лица.
– Нет. Что?
– Кто-то сказал, что на триере привезли царя Павсания. Мертвого.
– Великая Афина, не может быть! – у Леонтиска отвисла челюсть, в животе нехорошо заныло. На самом деле он никогда не верил, что Горгил оставит их в покое.
– Говорят, выносить тело будут сейчас. Послали за повозкой и жрецами.
Погода была соответствующей новости: небо затянули плотные серые тучи, с моря дул пронизывающий сырой ветер. Похоже, надвигалась непогода. «Навсикае» повезло, что она успела достичь гавани Гития до начала шторма.
– Наши приплыли? – хмуро поинтересовался Леонтиск. Он боялся спросить – все ли в порядке с царевичем Пирром.
– Никого не видел, – покачал головой Энет. – Жди, все скоро узнаем. И не высовывайся – все еще ищут тебя агиадовские.
Весть о смерти царя разлетелась по всему порту. За каких-то полчаса толпа у причала увеличилась в десятки раз. Люди взволнованно переговаривались и следили за всеми, кто сходил и заходил по сходням. Кто-то из военных послал солдат, и они растолкали народ в две стороны, освободив широкий проход. Появились десятка полтора пожилых женщин в темных одеяниях. Встав по обе стороны прохода, они принялись громко причитать и с рыданиями царапать себе лица. Зрелище было предельно зловещее и отталкивающее. Леонтиск передернул плечами. Чтоб их демоны пожрали, эти архаичные дорийские традиции!
Наконец со стороны города появилась укрытая темной тканью повозка, запряженная парой таких же черных коней. Сзади шли музыканты с флейтами и кларнетами, всего четыре человека – видимо, больше на скорую руку найти не удалось. Музыканты извлекали из своих инструментов душераздирающие звуки погребальной трены. С «Навсикаи» им отвечал корабельный кларнет. Тут же, по знаку одного из офицеров, рослые мужи в темных хитонах подняли с палубы триеры носилки с телом царя и начали спускать их по сходням. Даже без шлемов и доспехов в этих молодцах без труда можно было узнать царских телохранителей из отряда Трехсот. Среди прочих людей, двинувшихся с корабля вслед за номаргами, Леонтиск, как ни всматривался, не смог высмотреть никого знакомого. Это могло означать только одно – ни Пирр, ни его товарищи на корабле не вернулись. Теперь афинянин по-настоящему испугался – неужели с его друзьями что-то случилось? Быть может, они погибли вместе с царем? Боги, хоть бы кто-то сообщил, что произошло!
– Эпименид, – негромко произнес Энет.
Леонтиск тоже заметил идущего за носилками советника Эврипонтидов. Вот кто сможет рассказать, что случилось на этом проклятом острове.
Седой и внушительный геронт Мелампод, спустившийся с борта триеры, остановился, пожелав коротко обратиться к собравшимся. Музыканты утихли, закрыли рты плакальщицы, носилки с покойником заняли свое место на погребальной повозке.
– Великое горе, граждане Лакедемона! – надтреснутым голосом произнес геронт. Вид у него был мрачный и осунувшийся. – Я, Мелампод, сын Дихара, привез с мрачного Крита весть о гибели царя нашего Павсания и тело покойного государя. Всего несколько дней назад мы отбыли на остров, чтобы с почетом привезти царя в град наш, потому что напрасный приговор его был отменен справедливым судом. Однако недолго радовался государь Эврипонтид милости судьбы – видно, разгневало такое счастье кого-то из завистливых небожителей. Принял царь смерть кощунственную и страшную, свершилось преступление, ужаснее которого, граждане, я ведаю. Умер последний из истинных Гераклидов, доблестный, справедливый и бесстрашный. Рухнули упования на лучшую жизнь, погибли все чаяния, которые питали мы в связи с возвращением государя Павсания. Скорбите, лакедемоняне, спешите домой, одевайте траур. Проститься с Павсанием Эврипонтидом – и со своими надеждами – приходите в дом Ариты из рода Менетидов, что на улице Медников.
