Увечный поручик или приключения советского сержанта в 19 веке (СИ) - Алексеев Дмитрий Анатольевич
Постучавшись, Аркадьев вошел в кабинет и увидел чеховского Ионыча, толстого, очкастого и мордатого. «Неужели он лучший?» — расстроился Женя и, поздоровавшись, рассказал о беде.
— Это что же нужно ехать за 20 верст? Молодой человек, за такой визит я беру не меньше 15 рублей.
«Он меня за нищего принимает», — озлобился Женя, но вслух сказал:
— Да, понятно. Хотелось бы сразу взять лекарств в аптеке, чтобы не выезжать лишний раз из нашего захолустья.
— Обычно при пневмонии я назначаю камфору и хинин, — не почувствовал иронии толстый доктор.
— Если вы готовы, то экипаж на улице, а в аптеку по пути заедем, — почти подобострастно сказал граф, а сам подумал: «И здесь камфора!»
Чтобы не стеснять упитанного врача, больше напоминающего банкира, Аркадьев поехал верхом, не обгоняя экипаж на случай, если доктор захочет поговорить, но тот молчал всю дорогу, уставившись в пол экипажа.
Благодаря длинному летнему дню доехали еще засветло. Доктор долго осматривал и слушал Мюллера, при этом его одышка была никак не меньше, чем у больного. Написав кучу бумажек, Карл Миронович еще полчаса объяснял, как применять лекарства. К счастью, все, что предложил Женя, доктор одобрил.
Переночевав в господском доме, где нашлась более-менее приличная комната, доктор после еще одного визита к больному уехал на экипаже, получив свои 15 рублей. Удивительно, но кроме слов у постели больного, Евгений не услышал от него ничего, так и не поняв, хороший он доктор или индюк надутый.
Через день у больного спала температура и через два стал откашливаться. Аркадьев возликовал и начал наводить порядок в имении.
Глава 18
Именно в снах человек возвращается туда, где ему было хорошо и куда уже не вернуться никогда. И это очень-очень грустно. В старом доме своего имения в Вяземском Аркадьев жил уже третью неделю. И что-что, а спать он должен был хорошо, потому что до предела выматывался днем, а в доме тишина, свежий воздух, чистая постель. Он и спал хорошо, но сны все были из прежней жизни и настолько замечательные, что утром хотелось рыдать и выть. Человек с расшатанной нервной системой, наверное, так бы и сделал, но Женя свои нервы укрепил в чужой семье и в Советской армии. А потому просто вздыхал о будущем, как о давно умершем родственнике и отправлялся менять прошлое, которое для него стало настоящим.
Благодаря богу во всех его ипостасях, Фридрих выкарабкался. Конечно и доктор приложил к этому руки, да и Аркадий тоже, но это неважно. Уже неделю, как старший Мюллер стал выходить на улицу и давать указания, хотя, конечно, был слаб. 10 июля Артур сообщил, что уборка озимых закончена, а уборку яровых начинать надо через месяц. Он честно признал, что озимые собрали с 300 десятин за три недели только благодаря работе жаток. Еще весной Евгений в письме потребовал купить две жатки в дополнение к двум, купленным прошлым летом и результат сказался.
Вечером Евгений пригласил обоих Мюллеров в свой дом, чтобы подвести первые итоги. Начал отчет Артур, румяный от волнения и старавшийся быть очень серьезным:
— На сегодняшний день озимая рожь собрана со 120 десятин, а пшеница с 200 десятин, первый обмолот дает урожайность примерно 90 пудов ржи и 80 пшеницы с десятины. Видимо, по сравнению с прошлым годом, удастся собрать минимум в 1,5 раза больше. Жатки показали себя отлично, фактически все озимые скосили только ими. За световой день одна жатка скашивает около 6 десятин, поэтому на 300 десятин хватило трех недель с учетом дождливых дней. Обмолот тоже механизировали: в Курске изготовили железные катки, так называемые гарманы, и вручную только подносят валки и убирают зерно. Поэтому у нас сейчас работает около 100 человек по найму и 50–70 отрабатывают выкуп за землю. Берем только самых работящих. Перед уборкой озимых попробовали жатки на сенокосе, но тут результаты хуже: жатки хорошо работают только на ровных лугах, а таковых меньшинство. Так что сенокос провели фактически вручную, но заготовки на прошлогоднем уровне.
Артур помолчал, вытер лицо платком и закончил:
— Это вкратце, остальное изложено в отчете, — И он подал Евгению несколько листов, исписанных почти каллиграфическим почерком.
Аркадьев усмехнулся: его собственный почерк мало отличался от куриного. Он еще раз взглянул на цифры: в совхозе на комбайне он за световой день скашивал до 35 гектаров или десятин, но насколько же комбайн сложнее и дороже лобогрейки.
— Давайте так, — Женя обвел взглядом немцев, — за неделю покупаем еще две жатки и молотилку с конным приводом. Локомобиль пока потерпит. Как я понял быков народ оценил, поэтому осенью докупите еще 20–30 молодых бычков, чтобы к весне на них пахать. По недорогим инструментам решайте сами. Сколько можно потратить решим по осени.
Аркадьев встал со стула и посмотрел в окно на тучи:
— Похоже, сейчас хлестанет. Все снопы под навесом?
— Да ведь час назад проверили, — недовольно буркнул Артур.
— Да я это так — мыслю вслух. Ну тогда — главное… — Одновременно с последним словом сверкнула на горизонте молния. — Что делать со смутьянами?
Тут же раздался гром и все трое расхохотались.
— Евгений Львович, вы прямо как Зевс! — веселился Артур.
Аркадьев притворно развел руки:
— Какой там Зевс! У того гром и молнии, а у меня только деньги и уговоры.
Настроение у всех улучшилось, Женя открыл дверь и крикнул:
— Машка, тащи чай и бублики!
Упитанная дочь Настасьи, экономки и поварихи в одном лице, Машка расторопно накрыла стол и, зацепив дверную коробку могучим бедром, удалилась.
— Хороша девка, повезет кому-то, только вот двери в доме лучше сразу расширить, — неожиданно пошутил Фридрих; обычно он не высказывался о женщинах.
— А может вам или вон Артуру? — подмигнул Евгений, потом добавил:
— Нет, конечно, мы вам богатых купеческих дочек сосватаем!
За чаем они еще прошлись шутками по женскому полу, что неудивительно, учитывая холостой статус всех троих. Артур стал расспрашивать про столицу, Женя отвечал, а потом махнул рукой:
— Холод и сырость, со здешним климатом никакого сравнения, так что цените.
После чая полюбовались на грозу, которая быстро уходила на восток, а потом Аркадьев медленно выдохнул:
— Ладно, решим так: на Ивана Купалу выдайте всем зерно из старых запасов за отработанное время. Думаю, с набитым ртом и брюхом бузить расхочется.
Глава 19
Артур Мюллер был третьим поколением Мюллеров, живших в России и, естественно, был больше русским, чем немцем, хотя по традиции немецкий язык изучил. Мать, умершую, когда ему было 2 года, он не помнил, отец не стал больше женится и сам занимался воспитанием сына, правда, приглашая пожилых и строгих воспитательниц. Они пять раз меняли имения, где работал управляющим Фридрих, пока не переехали в Вяземское и, похоже, надолго. Отсюда Артур уехал в земледельческое училище возле Харькова, в котором учился с немецкой тщательностью, решив посвятить жизнь агрономии. Четыре года обучения и вот он агроном. К счастью, ему не пришлось искать место среди чужих людей, а вот отец мог научить его многому.
Почти год жизни в Вяземском промелькнули, как день, ему все нравилось, он набирался опыта и тут заболел отец. Казалось, вот сейчас вся его благополучная жизнь закончится вместе со смертью отца, но пришел ангел в образе графа Аркадьева и спас всех, похоже, даже не заметив этого. Но для Артура наступил перелом: он нашел смысл жизни и работы, а Евгений Аркадьев стал его талисманом.
После окончательного выздоровления отца Артур отправился в Курск вместе с хозяином имения купить жатки и молотилки. Евгений сумел уговорить Анну Семеновну на покупку двух жаток и молотилки, показав работу в своем имении. За последнее время молодые люди сдружились, хотя Артур старался держать хоть какую-то дистанцию. Однако Женя был безапелляционен:
— Ты же специалист, а я студент, так что командуй, я только плачу.
