Йога. Искусство коммуникации - Бойко Виктор Сергеевич (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
В интеллектуальном познавательном акте собранная информация перерабатывается, и при этом в сознании складываются очертания неведомой ранее целостной картины понимания либо её смыслового фрагмента.
В первом случае энергия израсходована на воспроизведение, во втором — на произведение. По определению культура и есть не что иное, как воспроизведение и сохранение, но будем объективны: без достижений науки произведения культуры не сохраняемы. Без наличия шедевров культуры науке нечего будет сохранять. Но в конце концов почему кто-то, как правило, вера, постоянно норовит объявить себя главной!? Не есть ли это некое болезненное проявление, напоминающее комплекс неполноценности?
Миллионы людей в мире умирают ежегодно не от недостатка веры — от недостатка еды, и никакая вера не помогает им выжить. Только производство необходимого количества энергии — в том числе в виде пищи — и её достойное распределение может помочь тем, кого не спасут никакие молитвы никаким богам. Трём миллиардам хронически недоедающих не поместиться сегодня на Афоне, чтобы, став подвижниками, получить помощь от Бога, потому что, мы это уже знаем, благодать не действует!
Она слишком чиста и самодостаточна, чтобы иметь дело с умирающими голодной смертью. Кстати, сказанное относится, с моей точки зрения, не только к христианскому мистицизму, но и к аналогичным его разновидностям в любых конфессиях (включая индийскую йогу), представители которых тратят жизнь только на созерцание, присваивая созданные кем-то блага и считая себя при этом солью земли. А решать проблему энергетического обеспечения предоставляют недостойному миру и грубой науке, духовное превосходство над которой «ощущают» в себе по сей день.
Кстати, во все времена, даже в наш кровавый век, лучшие представители верующей части человечества не занимались исключительно вызыванием духов (то есть Божьей благодати), а ещё и активно действовали в этом мире. Тот же Вивекананда, будучи глубоко религиозным человеком, когда-то заявил: «Пока в моей стране хоть одна собака будет умирать с голоду, спасти её — вся моя религия».
Поэтому, видимо, целесообразным будет остановиться на такой точке зрения, что мировосприятие и духовно-религиозные претензии последователей православной аскетики, как и всех прочих «духовных делателей», включая и индийскую йогу, должны кануть в историю, сохранив своё уникальное место в общечеловеческом культурном наследии. Технология же мистицизма любой разновидности представляет безусловный интерес для изучения.
Так же, как в поздних тантрических текстах нельзя обнаружить исчерпывающее, систематическое и непротиворечивое изложение системы чакр, так в святоотеческих описаниях не вырисовывается единая технология Умного делания. «Полной системы связей между всеми понятиями установить невозможно, она нигде не представлена исчерпывающе, и в разных местах может описываться по-разному. В качестве главного, стержневого во всём комплексе свойств называют иногда внимание...» (с.218).
Вспомним, что по определению медитация в йоге есть простое внимание. Что же касается текстовой разноголосицы аскетических произведений то она, безусловно, порождена индивидуальными различиями авторов по восприятию, и усугубляла её разница в культурном развитии подвижников, что сказывалось на языке описания. Индийские риши уже в глубокой древности поняли, что описание переживаемых состояний — бесконечно, в то время как их воспроизведение подчиняется вполне определённым законам. Поэтому с незапамятных времён считалось, что состояние самадхи принципиально неописуемо, сиддхам уделялись только краткие характеристики, обычно же — простое перечисление. В христианских же текстах всё это живописуется гораздо более экзальтированно и подробно, что говорит, с одной стороны, об их относительной исторической молодости — по сравнению с традицией йоги, с другой — о том, что эмоциональное состояние Отцов церкви на пути к благодати и после её получения было далеко не оптимальным.
«Внешнее не должно оставлять, оно — опора внутреннего, и то, и другое должно идти совместно. Очевидно только, что преимущество за первым, ибо служить Господу должно духом» (Феофан Затворник).
Это высказывание, очевидно, следует понимать так, что преимущество за внутренним, поскольку «Царствие Божие внутри вас есть», и Богу служат помыслами, а потом уже и делом. Неясно, что имел в виду святитель, говоря о том, что нельзя оставлять внешнее, поскольку аскетизм изначально подразумевал уход из социума. Может быть речь идёт о том, что ежедневное количество времени, посвящаемое Иисусовой молитве имеет предел? И, будучи превышенным, тормозит развитие процесса? По крайней мере, в йоге нет никаких чётких предписаний по поводу времени пребывания в медитации. Процесс исчерпывается на сегодня сам по себе, и тебя из него «выталкивает». Пребывание в постоянном режиме пониженного «тонуса» сознания при работе с телом в йоге (равно как и в непрерывном эйфорическом торможении, имеющем место в непрерывной молитве — В.Б.) для интеллекта гибельно, если за этим не стоит целенаправленная дальнейшая деятельность в состоянии интроспекции, последовательность которой нам предлагает древнеиндийская технология.
«Для собранности ума, необходимой для молитвы, могут быть подходящи некоторые внешние условия обитания, и даже положения тела. Но было бы заблуждением думать, что от внешних условий и приёмов может зависеть подвиг возрастания в духовной молитве» (Феофан Затворник).
Здесь мы снова видим коренное отличие метода христианских подвижников от древнеиндийской традиции. Только работа с телом, предлагаемая традиционной йогой, способна создать необходимое и оптимальное для последующего духовного развития состояние сознания, обеспечив при этом сопутствующее состояние телесной оболочки. Тело является объектом воздействия личной воли, состояние же сознания, которое при этом возникает, пригодно для дальнейших преобразований во множестве разных аспектов, одним из которых является замкнуто-отражательная традиция исихазма.
Пребывание в благодати не может быть длительным, потому что такой режим работы является для психики экстремальным состоянием. Привычная структура восприятия норовит как можно скорее восстановить себя, поскольку эволюционно человек выжил в этом мире только благодаря действиям в бодрствующем состоянии сознания. Познавать и понимать нечто можно и в других состояниях, но действовать и получать реальные, необходимые для выживания результаты — только в основном.
Состояние погружения в йоге может быть гораздо более длительным — в зависимости от характера работы, развёртывание которой вы обеспечиваете намерением — но и оно имеет индивидуальные пределы.
Говоря о нехристианских способах духовного развития, С. Хоружий отмечает: «Здесь пролегает важная разделительная черта. Как известно, медитация, сосредоточенная на внутреннем (или внешнем, что не имеет значения) созерцании определённых образов, есть ключевой элемент в подавляющем большинстве мистических традиций и школ. За этим стоит естественная наклонность сознания, в деятельности которого зрительная модальность является преобладающей. Ключевой момент оказывается в необходимости строгого различения между:
— зрительной парадигмой как таковой;
— внутренней образностью, которая может возникать и использоваться очень различно» (с.232).
И далее: «В действии Молитвы Иисусовой не должно быть никакого образа, посредствующего между умом и Господом... Сознание ока Божия, смотрящего внутрь вас, тоже не должно иметь образа, а всё должно состоять в одном простом убеждении или чувстве» (св. Феофан).
Аскетизм своеобразно «упростил» процесс общения с Богом, исключив из него аспект личной работы подлинного понимания происходящего. Поверь, переживи и почувствуй, это всё, больше ничего не нужно.
Если обычная наркомания заключается в эйфорическом переживании психосоматического хаоса, то «духовная» — догматического однообразия, противоположности смыкаются в своей бессмысленности, развитие исключено.
