Йога. Искусство коммуникации - Бойко Виктор Сергеевич (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Самое интересное заключается в том, что традиция «исихазма», отнюдь не одобряемая Русской православной церковью, в полуподпольной форме дожила чуть ли не до наших дней в таких разновидностях русского монашества, как старчество и схимничество. После собора 1504 года, когда иосифляне добились осуждения нестяжательской ереси, Нил Сорский удалился в пустынь, где и продолжил обучение Иисусовой молитве самых способных и ревностных последователей.
Для нас, однако, наибольший интерес представляют параллели между «умным деланием» и образной медитацией.
Неправильное и опасное развитие событий в процессе «умного делания» отцы Церкви называли «прелестью», хотя то, что подразумевается под конечным контактом в Иисусовой молитве, лишь весьма косвенно соотносится с тем, о чём идёт речь в самореализации посредством метода йоги (подробнее — см. гл. «Йога и христианский мистицизм»). Однако последовательности событий, имеющих место в самьяме йоги и «умном делании», вполне годны для сравнения, поскольку запускаются одни и те же механизмы, в итоге по разному срабатывающие.
Когда разбиралась практика асан, шла речь о принципе «у-вэй», о «действии недействием». Собственно говоря, этот принцип реализуется в любой медитативной технике, будь это Иисусова молитва или ЧД (хотя в последней с определёнными оговорками). В обеих случаях адепт создаёт необходимые и достаточные условия для того, чтобы включился известный естественный процесс. Создание таких условий, как и выбор метода — прерогатива субъекта. Но когда искомое началось, субъекту больше здесь делать нечего.
Вот как говорит об этом святой Игнатий Брянчанинов: «В молитве Иисусовой есть два главнейших периода. В первом молишься при одном собственном усилии. Божья благодать несомненно присутствует, но не обнаруживает себя. Во втором периоде благодать обнаруживает своё присутствие и действие, соединяя ум с сердцем, доставляя возможность молиться непарительно (как бы само собой). Молитва первого периода — трудовая, деятельная, второго — благодатная и самодвижная» («Но молитва питаясь молитвой произносит молитву сама»).
Святые Отцы категорически настаивают на том, что высшее состояние и благодать Божия не приобретаются собственным усилием и не приходят без непрерывного покаяния.
Понятно, что ощущение покаяния есть прежде всего осознание своей ничтожности перед лицом Бога или мироздания, что ведёт к необходимому уменьшению масштаба самооценки, осознанию того, что «Дождь идёт и землю мочит, доходит влага до корней, и то, чего живой не хочет, — того он ждёт всего сильней. Над лесом пляшут под сурдинку, большие майские жуки, и жизнь и смерть стоят в обнимку на берегу одной реки».
Только при реальном масштабе самооценки человек не станет пытаться самостоятельно одолеть весь путь от начала до конца, лично контролируя каждый шаг и надеясь исключительно на самого себя. Недаром на латыни слово «сатана» пишется как «IPSE», что означает «сам». Любой переход — в медитации ли йоги или в Иисусовой молитве — за ту грань, где человеческие полномочия кончаются, аннулирует все достижения, затраченные усилия и приводит к неприятностям. Отсюда самыми страшными грехами отцы Церкви считали самомнение и самочиние. Они настаивали на том, что благодать Божья даётся только тем, что (кто) находится вне человека, и гораздо предпочтительнее падающий и встающий, нежели стоящий и не кающийся. С одной стороны, понятна и естественна человеческая гордость с её больным вопросом: «Тварь я дрожащая или право имею?», с другой стороны, как уже отмечалось, аналитический разум и человеческая воля привыкли брать на себя слишком многое.
Конечно, мало кто обращается к йоге из чистого интереса и в полном объёме, гораздо чаще к этому подталкивают насущные проблемы бытия и собственного здоровья. Но можно сказать иначе: лишь тот, кто очень этого желает, быть может, сумеет самореализоваться, — имея определённые предпосылки к этому как вне, так и внутри себя самого.
Вспоминается печальный случай, когда женщина средних лет — назовём её Т. — попала на один из семинаров нашего центра в 1992 году. В силу ряда травмирующих ситуаций детства и периода взрослой жизни её нервно-психическое состояние было тогда достаточно скверным, этой матери троих детей была показана только йога тела. Эффект был достаточно хорошим — довольно быстро ей удалось расслабиться и получить ощущение жизненной устойчивости, хотя до непосредственного устранения внутренних проблем ещё предстоял долгий путь. Однако в промежутках между нашими семинарами она, к сожалению, посещала йоговские «мероприятия» в Туле, где некие «учителя» учили медитировать всех подряд и без какого бы то ни было разбора.
Когда у этой женщины появился внутренний голос, ей порекомендовали постоянно с ним общаться, поскольку это, дескать, является признаком «продвинутости». Встретившись с ней год спустя, я был потрясён ярко выраженной степенью её неадекватности и общей заторможенностью. На мои расспросы по поводу «голосов», она лишь бледно улыбалась: «Я теперь всё время с ними говорю...»
Вскоре по так и не установленной причине она «случайно» выпала из окна восьмого этажа, оставив троих сирот.
Закон — это точное знание того, что делать нельзя, что было хорошо известно отцам Церкви уже сотни лет назад, хотя, быть может, формулировалось ими порой чересчур метафорично в силу неосязаемости предмета.
Святой Феофан объясняет две неправильных разновидности образа внимания и молитвы в «умном делании» так: «В естественном порядке наших сил на переходе извне внутрь стоит воображение. Надо благополучно миновать его, чтобы попасть на настоящее место внутри. По неосторожности можно застрять на воображении, и думать по незнанию, что ты вошёл внутрь, тогда как это преддверие, и застреванию всегда сопутствует самопрельщение...
Самый простой закон для молитвы — ничего не воображать! До тех пор, пока наше помышление о Боге несовершенно, оно связано с какой-либо формой (В ранних памятниках буддизма, например на барельефах, место Будды всегда оставалось пустым — В.Б.).
Всячески надо стараться о том, чтобы молиться без образов Божьих. Стой в сердце с верою, что Бог есть тут же, а как есть — не соображай!»
Как мы видим, отцы христианской Церкви вообще были против созерцания образов, очевидно, не отдавая себе полностью отчёта, что стоит за этим, они знали из опыта, что контакт неискушённого человека с образным материалом бессознательного без соответствующих знаний и навыков чрезвычайно опасен.
«Некоторые, — говорит Симеон Новый Богослов, — предстоя на молитве, возводят очи на небо и ум, и воображают в уме своём Божественное промышление, небесные блага, чины, святых ангелов и обители святых — всё, что говорится в Писании об этих предметах, вызывают их из памяти и перебирают воображением во время молитвы, стараясь потрясти этим свои чувства, в чём иногда и успевают. Это многие и считают проявлением подлинного религиозного настроения».
Святой же Феофан утверждает: «Представлять предметы Божественные под теми образами, как они представляются в Писании, нет ничего худого и опасного. Мы и рассуждать о них иначе не можем, как облекая понятия в образы, — но не должно никогда думать, что и на деле так есть, как эти образы являются, и тем более останавливаться на этих образах во время молитвы.
Во время благочестивых размышлений это уместно, или при Богомыслии, но во время Иисусовой молитвы — нет! Образы держат внимание вовне, как бы священны они не были, а во время молитвы вниманию надо быть внутри, в сердце.
Если кто зрит образы в начале практики Иисусовой — он не прав! Но в этой неправости — только начало беды, которое наводит на нечто худшее и опасное.
Созерцание образов этих бывает весьма приятным и разнеживает душу, ей кажется, что это именно то, что надо, человек начинает молить Бога, чтобы он оставил человека в этом состоянии, — а это прелесть!
У такого человека путь пресекается в самом начале, так как искомое считается достигнутым, хотя достижение ещё и не начато».
