Всё меняется даже в Англии - Изаков Борис Романович (книга жизни TXT) 📗
Англичане — люди хладнокровные, но лишь до тех пор, пока не собрались в толпу. В толпе зрителей на каком-нибудь спортивном состязании не узнаешь англичан. «Покажи им, Дик!», «Задан им жару, Джон!» — вопят и неистовствуют болельщики.
Особенно разгораются страсти вокруг решающих футбольных матчей и ежегодного состязания в крикет между командами Англии и Австралии. Азарту способствует денежный интерес. Но дело не только в деньгах: традиционные гребные состязания между студенческими командами Оксфорда и Кембриджа вызывают совершенно бескорыстный ажиотаж.
Эти состязания происходят ежегодно в марте или апреле на Темзе в западной части Лондона. Обе восьмерки гребцов стараются вовсю; зрители теснятся не только на набережных, но и в окнах домов, на балконах, даже на крышах; вся Англия припадает к телевизорам. Столица Великобритании разбивается на две партии. А вечером студенты обоих университетов, и победившие и побежденные, устраивают пирушки и бродят веселыми кучками по всему городу. Что бы они ни натворили — водрузят ли шляпу на голову бронзового принца Альберта или устроят кошачий концерт под окном у декана, — все сойдет им с рук в этот вечер.
Свободное время каждого англичанина заполнено каким-нибудь любимым развлечением — «хобби». Конечно, и «хобби» чаще всего зависит от кармана: один коллекционирует, например, старинный фарфор или этрусские вазы, другой — почтовые марки и железнодорожные билеты. Но есть такое «хобби», которое встречаешь во всех слоях общества: это садоводство.
Даже если размеры «сада» не больше носового платка, любитель-садовод ухитряется копаться в нем целыми часами, а по воскресеньям — с утра до вечера. Зеленый ковер дерна подстригают ежедневно, — от этого он становится ровнее и гуще. Остальное время уделяется цветочным клумбам, иногда — грядкам с зеленью, а то и оранжерее. Через забор кидают ревнивые взгляды на сад соседа: получить приз на районной выставке садоводства мечтает каждый. Есть у англичан прелестное выражение: «зеленые пальцы»; его применяют к самым способным садоводам.
Общим обожанием пользуются домашние животные и птицы. В английском доме можно встретить порой самое неожиданное существо — змею или летучую мышь, хомяка или тигренка, сову или аллигатора, — словом, все, что бегает, прыгает, плавает, летает, ползает под солнцем. Все это приручают ценой неимоверных усилий, кормят, поят и холят. Но предпочтение оказывают кошкам и собакам. В стране имеется 12 миллионов кошек; родословные породистых кошек хранят как зеницу ока, но простого безродного кота лелеют ничуть не меньше, чем его аристократического собрата.
Нередко английская семья идет на всевозможные жертвы ради кошки или собаки: во время войны им порой перепадала львиная доля семейного мясного пайка. В газетах печатают объявления о смерти собаки или кошки, составленные точно в таких же выражениях, как если бы умер человек. Пресса вообще уделяет животным много внимания: какие бы события ни происходили в мире, сообщение о том, что мистер Уайт подобрал в лесу ворону с подбитым крылом или что миссис Блэк удалось приручить паука, обойдет всю печать и появится под крупными заголовками.
В Англии действует множество обществ по защите животных. Есть Лига защиты кошек. Есть Ассоциация защиты лошадей и пони, созданная еще в прошлом столетии, ее президентом является герцог Бофор; она ставит себе задачей бороться против жестокого обращения с лошадьми, заботиться в зимнее время о диких лошадях, наконец, добиваться улучшения условий на живодернях…
Нигде в мире не встретишь столько снобов, как в Англии. К высшему свету, особенно к королевскому дому, они испытывают влеченье, род недуга. Интерес к частной жизни великих мира сего носит прямо-таки патологический характер; особенно силен он у женской части населения. Информационное бюро Букингемского дворца рассылает редакциям газет подробнейшую хронику времяпрепровождения королевской семьи, газеты ее печатают. «Болезнь помешала принцессе Маргарет присутствовать на открытии выставки цветов; ее недомогание не носит серьезного характера», — с интересом прочитает жена бакалейщика; дойдя до слов «не носит серьезного характера», она, может быть, даже вздохнет с облегчением. У театров кинохроники, где демонстрируют кадры из придворной жизни, выстраиваются очереди. Когда объявляется заранее маршрут королевского кортежа, тысячи людей способны простаивать часами под проливным дождем в надежде хоть издали увидеть королеву.
Обыватель гордится знакомством с герцогиней Икс или лордом Игрек. Он не преминет ввернуть в разговоре к месту и не к месту: «Когда я обедал у герцогини Икс…», «Как мне сказал лорд Игрек…» У специалистов по генеалогии, проверяющих (и сочиняющих) родословные, неплохие заработки. Иной секретарь профсоюза радуется как ребенок, получив дворянский титул. «Англичане слишком ненавидят свободу и равенство, чтобы их понимать, — писал Бернард Шоу. — Зато каждый англичанин поклоняется патенту на дворянское звание и жаждет его получить». В этой шутке есть доля правды.
Английская аристократия, как и палата лордов, — прямой пережиток средневековья. В Англии имеются герцоги, маркизы, графы, виконты, бароны, баронеты и просто «рыцари» (личное дворянство с титулом «сэр»). Еще не очень давно родовое дворянство считало ниже своего достоинства заниматься делами меркантильными; младший сын обедневшего аристократического семейства мог пойти в армию или во флот, стать судьей или священником, но дорога в коммерцию, в бизнес была для него закрыта. Теперь отношение к бизнесу изменилось коренным образом. Древний фамильный герб нисколько не мешает его обладателю заниматься изготовлением пылесосов или подтяжек, больше того — торговать билетами на осмотр родового замка. В банковских, торговых, промышленных фирмах считается хорошим тоном заполучить в совет директоров какого-нибудь сиятельного лорда: это придает фирме некий блеск. Лорд Чандос или лорд Монктон, бывшие министры, стали могущественнейшими людьми среди дельцов лондонского Сити.
С другой стороны, богатые дельцы не прочь обзавестись дворянским титулом (сделать это не так трудно: достаточно внести солидный куш в избирательный фонд консервативной, а может быть, и лейбористской партии). В результате сословные противоречия бледнеют перед классовыми. Возникла уния между родовым дворянством с его земельными угодьями и крупной буржуазией с ее капиталами. Вместе они составляют около одного процента самодеятельного населения страны, а владеют больше чем половиной ее национального богатства.
Ниже по социальной лестнице стоит прослойка, которую в просторечии называют «высшие классы». Это — землевладельцы без титула, офицерство, священнослужители, адвокатура, врачи, наиболее преуспевающая часть других лиц свободных профессий.
Еще пониже следует многочисленная мелкая буржуазий, которая в английской литературе и в разговорной речи обозначается понятием «средние классы». Тут имеется ряд тонких градаций. К так называемым «высшим средним классам» причисляют лиц, имеющих солидный заработок и образование; сюда относится техническая интеллигенция — управляющие мелкими предприятиями, инженеры. Их положение в обществе прочнее, чем положение «низших средних классов», к которым принадлежат лавочники, владельцы каких-нибудь мастерских, наконец, «работники в белых воротничках» — конторщики, счетоводы, бухгалтеры, почтово-телеграфные и муниципальные служащие.
Социальные перегородки в Англии высоки и крепки — куда выше и крепче, чем в других европейских странах. Часто слышишь ходячее выражение — «Надо же знать границу», что означает: нельзя себе позволить общаться с людьми, которые стоят ниже тебя по социальной лестнице. Так скажет дама, обладающая фамильным гербом, своей дочери, которой вздумалось позвать в гости дочь управляющего местной фабрикой. Так скажет и управляющий фабрикой своему сыну, решившему приударить за хорошенькой хозяйкой бакалейной лавки.
Особо следует остановиться на очень английском понятии «джентльмен».
Джентльмен — сложный продукт английского классового общества. Он отличается от простых смертных прежде всего тем, что окончил одно из привилегированных закрытых учебных заведений — скорее всего Итон, Харроу или Винчестер, где ему преподали сложную науку: как разговаривать, одеваться, вести себя в обществе. Такие закрытые учебные заведения называются «общественными школами» («паблик скулз»), хотя меньше всего их можно считать общественными в подлинном смысле этого слова. Настоящие общественные школы в Англии — бесплатные государственные школы, где, кстати сказать, преподавание сплошь и рядом поставлено лучше, чем в закрытых учебных заведениях, программы которых перегружены изучением древних языков — латинского и греческого. Привилегированные закрытые учебные заведения основаны в стародавние времена: Итон — в 1400 году, Харроу — в 1571-м, Винчестер — в 1382 году. Древние серые каменные здания этих школ, в которых размещены учебные классы и дортуары, напоминают по внешнему виду монастырь; сходство увеличивается еще и тем, что в центре школьных зданий высится непременная часовня, которую школьникам приходится посещать ежедневно.
