Евромайдан имени Степана Бандеры. От демократии к диктатуре - Бышок Станислав (читать книги без сокращений TXT) 📗
2) 1997 год, Сербия. Воислав Шешель, представитель Сербской радикальной партии, на волне все тех же реваншистских настроений набирает 27,3% в первом туре президентских выборов и 49,1% во втором;
3) В 2002 году уже немолодой лидер французского «Национального фронта» Жан-Мари Ле Пен набирает 16,9% в первом и 17,8% – во втором туре президентских выборов. Это немало, учитывая мультиэтнический состав французского населения, большой процент мигрантов и доминирование либеральной и левой идеологии в политическом и медийном мейнстриме;
4) В 2003 году национал-патриотический блок «Родина», возглавляемый Дмитрием Рогозиным[132] и Сергеем Глазьевым[133], набрал неожиданные 9% голосов на выборах
в Государственную Думу РФ. Блок шёл на выборы под националистическими и антиолигархическими лозунгами;
5) В 2010 году движение «Йоббик – За лучшую Венгрию» набирает 16,7% на парламентских выборах. Это случилось не и не столько только благодаря военизированной стилистике движения, антисемитским высказываниям, выступлениям против цыган, протестам общественности и т.д., но и из-за реальной «низовой» работы, которую планомерно проводят партийцы в самых отдалённых регионах страны. Через четыре года, в 2014 году, «Йоббик» покажет ощутимый электоральный рост, набрав 20,5% голосов на выборах в парламент страны.
Кроме того следует вспомнить электоральные успехи последних лет у «Золотой зари» (Греция), «Партии свободы» (Голландия), «Фламандского интереса» (Бельгия), «Британской национальной партии» и «Партии независимости Соединенного королевства» (Великобритания), «Шведских демократов» (Швеция), «Настоящих финнов» (Финляндия), «Народной партии» (Швеция), «Национал-демократической партии» (Германия) и других.
В мае 2014 года пройдут выборы нового состава Европарламента. По мнению ряда экспертов, до 25% мест в нём займут евроскептики, значительная часть из которых принадлежит к правым и националистическим партиям.
Впрочем, разница между западноевропейской и украинской ситуаций есть и она существенна. На Украине нет исламского фактора даже в местах компактного проживания мусульман (Крым). Татар мобилизуют скорее политические или социальные, а не религиозные факторы.
Один из наиболее интересных моментов, который сопровождал путь «Свободы» к власти в галицких областях Украины, касается ее связей с местным «третьим сектором», он же – гражданское общество. «Инфицирование» идеей актива, с одной стороны, и втягивание в орбиту своих интересов, с другой, в итоге дали значительный электоральный успех. Его залогом стало использование в качестве инструментов для собственного пиара ряда общественных структур, таких как профсоюзы, церковь, студенческие и спортивные организации.
По мнению Алины Поляковой (Калифорнийский университет, Беркли), это не ново. Подобные тенденции характерны для Веймарской Германии 1918-1933 гг. и постсоветской России. Парадоксальность нынешней ситуации состоит именно в «инструментализации» гражданского общества, которое вместо роли «демократического тормоза» для радикальных националистических идей становится одним из «локомотивов» политического национализма. Добавим к этому и западноцентрическую (имеется в виду запад Украины) модель нынешней официальной украинской историографии.
ВО «Свобода» имеет ряд существенных отличий от своих западных партнеров по идеологии. Согласно главенствующей идеологеме партии, основная угроза для страны исходит не от «внутренней оккупации» (в стране мало мигрантов и отсутствует Исламский фактор), а от вероятности внешней агрессии. Желание сохранить Украину в качестве ближайшего партнёра России и удержать её в сфере своих интересов, озвучиваемое политиками и руководством России, воспринимается украинскими националистами с явным недоверием, а порой и с ненавистью. Любые разговоры о возможном вхождении Украины в Таможенный союз ещё до крымского кризиса вызвали бурю негодования у членов партии.
Напомним, что русофобия партии значительно превосходит распространенную на Западе концепцию «Сионистского оккупационного правительства» (Zionist occupation government, ZOG), которая имеет типичную конспирологическую форму и, соответственно, существует преимущественно в головах ее адептов. Русофобия партии выражается в неприятии всего русского, начиная с русского языка и культуры и заканчивая русским бизнесом. Неприятие любой политики Кремля в отношении Украины поддерживается широким кругом националистически настроенных украинских граждан и организаций.
Снова обратим внимание на географические особенности концентрации партийного электората. Выше мы продемонстрировали несомненный успех партии на всеукраинском уровне. Вместе с тем следует учитывать в значительной степени ситуативный выбор этой партии избирателями на парламентских выборах 2012 года. Вряд ли можно говорить о четком, идейно спаянном электорате, однородном в Галичине и Центре, на Востоке и Юге. Очевидно, что побудительные мотивы в разных регионах были различны.
Кредит доверия, который получила партия, пока еще связан не с тотальным распространением идей украинского национализма в центре и юго-востоке страны, а, скорее, с поддержкой партии как незапятнанного, относительно нового политического явления, способного противостоять «старым лицам» политического истеблишмента[134]. Многим до сих пор трудно поверить, что мотивы большей части избирателей «Свободы», живущих вне галицких областей, имели идеологическую мотивацию.
Апелляция к ОУН, УПА, Бандере и другим ключевым субъектам националистической (она же официальная) версии истории Украины XX столетия имеет стойкую мировоззренческую платформу только на своей малой исторической родине – Галичине и Волыни. Однако история знает немало примеров, когда каждодневная систематическая работа по изменению мировоззрения определенных слоев населения, усиленная нарастающим экономическим кризисом, приводила к стремительным переменам в настроениях и радикальному изменению политической ситуации.
Именно постоянные отсылки к истории освободительной борьбы украинского народа с «большевицко-москальскими оккупантами» и работа над становлением культа предшественников-героев позволила партии добиться стабильной поддержки в западных областях страны. Какими будут действия «Свободы» вне этих регионов, учитывая спорный и потенциально конфликтогенный характер «бандеровской» мифологемы, предугадать сложно. Перед партией стоит задача удержания полученных результатов, и, по возможности, расширения электоральной базы за счет новых тактических и, очевидно, идеологических решений, которым будет противостоять традиционный костяк западно-украинского партийного актива.
Культ Степана Бандеры в западных областях страны и общесоциальная риторика в центре и на востоке позволили партии набрать феноменальное количество голосов на парламентских выборах 2012 года. Насколько эти результаты стабильны, покажут выборы в местные органы самоуправления и президентская кампания Олега Тягнибока. Если в западно-украинских регионах старый рецепт успеха, скорее всего, сработает снова, то в остальных – неизвестно. До событий «Евромайдана» многим представлялось возможным, что отсутствие полновесной альтернативы в Галичине и на «материке» может еще раз подыграть партии. Однако после фактического самоустранения, если не самоубийства «Партии регионов» и появление на политическом поле Украины новых радикальных сил, задача «Свободы» существенно усложняется. Главный враг устранён, а на выборах соревноваться между собой будут исключительно (бывшие) оппозиционные силы.
Узкорегиональная электоральная ниша характерна для многих праворадикальных организаций Европы. В качестве примера можно назвать «Фламандский интерес» в Бельгии или «Лигу Севера» в Италии. Разница в том, что вышеназванные организации имеют сепаратистский, региональный характер, в то время как «Свобода», напротив, стремится к всеукраинскому статусу, основанному на унитарной, якобинской, националистической модели. Это идёт вразрез с современными тенденциями к регионализации Европы (Шотландия, Каталония, Баскония, Гагаузия).
