Великие загадки мира искусства. 100 историй о шедеврах мирового искусства - Коровина Елена Анатольевна
Впрочем, существовал один текст сказки. Переписанный аккуратным каллиграфическим почерком самого Ершова, но безжалостно выправленный быстрыми росчерками… Пушкина. О чем это говорит? Одни литературоведы считают: Пушкин, не жалея сил, поправил текст новичка, довел стихи до ума. Но другие считают иначе: это Ершов, как полагается переписчику, переписал текст Пушкина, ну а потом Александр Сергеевич поправил текст еще раз. Это был его текст – пушкинский!
Впрочем, у поэта всегда есть неоспоримая улика – гонорар. Был он за журнальный вариант огромным – 600 рублей.
Но издатель Сенковский проговорился, что назначил его из-за уважения к… Пушкину. Вот странности! С чего бы это, уважая Пушкина, платить столь огромные деньги ни разу не печатавшемуся до того Ершову?! Или деньги предназначались не ему? Показательно, но гонорар действительно получил Пушкин. Однако известно, что он все-таки отдал его Ершову. То-то студент небось обрадовался…
Но вот гонорара за книгу Ершову не полагалось. Почему?! В те времена издатели были куда честнее нынешних. Не заплатить автору Сенковский не мог. Или все-таки заплатил? Проговорился же, что отдал деньги «по договоренности». Кому? Ответ может быть только один – настоящему автору, то есть Пушкину.
Показательно и дальнейшее развитие событий. Как только начало готовиться новое издание книги, профессор Плетнев, ранее ратующий за обучение Ершова, вдруг находит ему место учителя в тобольской гимназии, убеждая, что это – уважение в городе и верный заработок. И Ершов безропотно уезжает. Почему?! Ведь после такой сказки его и в Петербурге ждет слава. Да и заработать, сочинив новую сказку или другую поэму, он всегда может. Или нет?..
Жизнь Ершова в Тобольске не заладится. Конечно, и туда дойдет слава о «Коньке-Горбунке». Городские барышни поначалу придут в восторг от столичного поэта, а тот будет записывать в их альбомы свои стихи. Но никогда ни одного отрывка из «Конька-Горбунка». Да и вообще к его славе Ершов начнет относиться странно, говаривая: «Что там сказка… Я вот пьесу «Кузнец Базим» сочинил. Прекрасную во всех отношениях!» Пьесу поставят в гимназическом театре. Но бедные зрители, ее увидевшие, станут избегать драматурга. Говорить хулу неприлично, а правду – невозможно. Как сказать автору гениального «Конька-Горбунка», что его герои изъясняются весьма коряво?!
Словом, прожив в Тобольске всю жизнь (а он умер в 1869 году), Ершов ничего подобного «Горбунку» не напишет. Зато сожжет и черновик (тот самый – с правками Пушкина) и свои петербургские дневники. Правда, все уничтожить не сможет. Строки бессмертной сказки обнаружатся потом в черновиках… Пушкина.
И все же Ершов попытается доказать, что он – поэт лучше, и для издания 1856 года перепишет треть «Горбунка». Увы! Сказка станет хуже, потеряет свою гениальную энергетику. Поняв это, издатели вернутся к первоначальному тексту без ведома Ершова. Тот начнет скандалить. Но его словно не услышат. Ну а еще живой к тому времени профессор Плетнев даже напишет ему вразумительное послание на тему: «Ежели всякий возьмется уродовать гениальное…» Ну и слова у профессора! Или он точно знает, что пишет не автору, а тому самому «всякому»?
На сегодняшний день часть литературоведов (например, пушкинист Александр Лацис или писатель Кир Булычев) твердо уверены: автор «Конька-Горбунка» – Пушкин. Там и слог его сказок, и разговорно-народный стиль, и умение вкладывать сложную иронию, язвительную сатиру в подчеркнуто простое изложение. Но почему же он отдал сказку другому человеку, почему сам хлопотал о ее публикации под чужим именем?!
Отгадки этих загадок есть. Все пушкинские произведения к тому времени тщательно цензурировались. И поэт отчетливо понимал: новую сатирическую сказку ему не опубликовать. Ведь там и глупый царь-тиран, и негодяи воры-придворные, и кит, который проглотил невинные корабли и которому не будет прощения, пока он эти корабли не выпустит на свободу (прозрачный намек на то, что не будет царю прощения, пока он не даст свободу заключенным декабристам). Будь под сказкой подпись Пушкина, крамолу заметили бы сразу. Ну а подпись никому не известного Ершова гарантировала издание – кто ж станет внимательно читать студенческий опус? Да и деньги Пушкину были нужны. Ведь пока цензура запрещает его стихи, он сидит без гонораров. Конечно, средства за журнальную публикацию пришлось отдать Ершову, но ведь книжные издания принесли бы еще большие плоды. Вот только здесь Александр Сергеевич ошибся. После издания первой книги цензура все же разглядела крамолу и запретила сказку. Может, поэтому все втянутые в эти историю с псевдонимом и не раскрыли потом ее тайны. Боялись навредить друг другу с крамольной книгой. Так и осталась тайна до сих пор.
Красота убьет мир, или Роковое превращение аленького цветочка
Сказка об аленьком цветочке – самая любимая на Руси. Может, так повелось с тех пор, когда С.Т. Аксаков опубликовал свою версию народной сказки. А может, так было всегда. Русский «Аленький цветочек» – вариация сюжета о красавице и чудовище. Подобные сюжеты имелись во все века у всех народов мира. В Древней Греции – это миф о Психее и Купидоне, пересказанный в романе «Золотой осел» древнеримским писателем Апулеем. В Англии это сказка «Черный Бык Норроуэйский» (естественно, Чудовище – Черный Бык), в Швеции: «Три волшебных листочка», где Чудовищем становится принц подземного царства. В Португалии и Чехии это сказки о Чудо-медведе или Медвежьем страшилище. А в Нормандии – «Принц-обезьяна». Неизменным остается одно: под страшной личиной скрывается прекрасный и добрый, несправедливо заколдованный юноша.
У разных народов и разные символы прекрасного (аленького цветочка): «царский цветок» – роза, которая не только источает аромат, но и может говорить; золотые веточки или листочки, которые поют и играют. Но в сказках неизменно главное чувство – любовь, которая дает героине возможность разглядеть красоту под любой личиной чудовища. Ибо это красота не внешняя, а душевная. Сказка начинается с красоты цветка, приводит к любви, возвращающей красоту внутреннюю. И эта красота дарит еще большую любовь.
Классической литературной версией считается «Красотка и Чудовище» мадам де Бомон. Эта сказка, созданная в нравоучительной манере просветителей. Само противопоставление Красотки и Чудовища обретает символический, четко морализующий смысл. Недаром во многих переводах само заглавие звучит весьма обобщенно: «Красавица и Чудовище», «Красота и Уродство», «Красота и Безобразие». Показателен диалог главных героев сказки – одновременно и искренний, и надуманно нравоучительный.
«Доброе у вас сердце, – сказала Красотка, – стоит мне об этом подумать, как я уж и не помню, что вы такой гадкий на вид». – «Ох, – отвечало Чудовище, – добрый-то я добрый, да чудовище все-таки». – «Много людей есть на свете, – сказала Красотка, – и похуже вас, уж я лучше вас любить буду такого страшного, чем тех, кто на вид люди как люди, а сердце у них неверное, испорченное, неблагодарное».
Удивительно, но любовь в сказке мадам де Бомон рождается не от чувства Красотки, а от ее размышлений. Героиня века Просвещения, она все раскладывает по полочкам. Да и другие герои явно живут в просвещенном веке. Даже фея, появляющаяся в финале, речами напоминает благородную воспитательницу-наставницу, от всего сердца прочитывающую мораль и Красотке, и читателям.
Русскому писателю Сергею Тимофеевичу Аксакову (1791–1859) для его «Аленького цветочка» не нужны были ни мораль, ни фея с ее чудесами. Чудо превращения безобразного героя в прекрасного юношу совершает сама героиня. Перед ее волшебством никому не устоять. Ибо это чудо – Любовь.
Аксаков услышал сказку еще в детстве от крепостной крестьянки. Позже, записывая сказку, он дал ей подзаголовок – «Сказка ключницы Пелагеи», напечатав приложением к своему роману «Семейная хроника» (1856). Это позволило автору не только подчеркнуть родовую основу, но и придать повествованию особую женскую эмоциональность. От этого сказка приобрела глубокую взволнованность, интимность, лиричность. Написанная тонкой и яркой ритмизированной прозой, она стала образцом русской поэтической сказки. Все происходящее у Аксакова замешано не на быте, как у мадам де Бомон, а на поэзии и тайне. Например, все сестры просят привезти им подарки не богатые, а значимые, символические. Старшая – золотой венец, чтоб от него всегда было светло, как днем. Средняя – тувалет, то есть зеркало, смотря в которое красота бы ее девичья не старилась. Иначе говоря, одна просит подарить ей то, что давало бы вечную прозорливость, другая – вечную молодость. Отчего же младшая дочка просит цветочек, да к тому же – аленький? Что тут за тайна?
